Подполковник Владимир Кияев с чадами и домочадцами начинает... с нуля
Евгения МАНУЧАРОВА, Игорь ОГНЕВ, «Известия»
Редакция газеты «Известия» продолжает исследовать положение российских семей во время экономических реформ: что помогает жить и выживать! Девять наших предыдущих публикаций (№№ 18, 38, 57, 77, 100, 109, 143, 163, 183) рассказали об ученых и строителях, о врачах и предпринимателях, о рабочих и сельских учителях. Люди из разных слоев населения, они, как выяснилось, получили теперь (даже при зачаточных рыночных отношениях) дополнительные возможности. За некоторым исключением российские семьи, опрошенные нами, могут встроиться в грядущий общественный уклад. А что меняется у кадровых военных? Как складывается их жизнь, жизнь их чад и домочадцев! Мы побывали в доме подполковника Владимира Кияева, летчика-истребителя.
Жена Наталья Викторовна
Начальство мужа называет ее «полковник Кияева». Так, шутка... Но за ней смысл: семейный воз подпирают хрупкие плечики Натальи Викторовны. И когда мы, пользуясь моментом, спросили сыновей: «Кто в доме командир?», ребята, не сговариваясь, тут же ответили: «Конечно, мама!».
Ей 38 лет. Дочь военного и педагога, русского и украинки, коренных харьковчан. Звук «г» до сих пор произносит мягко, хотя с родины уехала сразу, как вышла замуж — девятнадцати лет. Кияев учился в Харьковском летном училище, а квартира Наташиных родителей была рядом, в военном городке. И пришлось Наташе последние два курса оканчивать заочно: муж вместе с дипломом получил назначение в Польшу.
Тогда она не до конца поняла, какую грозную профессию выбрал любимый человек. Это пришло позднее, когда жили в Среднем Азии, и полк Кияева чуть ли не ежедневно летал через границу на боевые задания в Афганистан. Однажды, когда она шла с подругой на базар вдоль летнего хлопкового поля, над их головами прошло звено самолетов. Черные бомбы зависли над женщинами—этого мига хватило, чтобы все их существо осознало, что случится, если эти штуки сорвутся вниз. Не сговариваясь, они рванули прямо по кустам хлопчатника...
Она рассказывает, а сквозь окна прорывается гул реактивных двигателей: аэродром «Северный», где служит Кияев, расположен в черте Смоленска.
Думает ли жена о постоянной опасности, которой подвергается военный летчик? Наталья Викторовна в ответ вроде бы отмахнулась. Но, помолчав, рассказала такую историю. Возвращается она как-то из магазина, а соседи кричат: «У вас что-то случилось...» Первая мысль: «Володя!». И ринулась вверх по лестнице. Но на ходу сообразила: сегодня полетов нет. Сразу отлегло, значит, это не с мужем «что-то случилось». Оказалось, пустяк. Осенние листья, собранные на балконе, ребята подожгли, вспыхнуло висевшее там полотенце...
Не согласилась Наталья Викторовна с расхожим суждением о скучной гарнизонной жизни. Напротив, утверждает она, у офицерских жен, кроме повседневных семейных забот, полно событий, из которых вырастают праздники. К кому-то приехала мама — все знают и радуются. Кто-то на сносях — все заботятся об одежде и утвари для малыша... Но в Смоленске, где они живут сейчас, жилой военный городок — это понятие скорее географическое, нежели социальное. Многие офицерские жены стали работать, вписались в разные слои местного общества... Связи рвутся, и ей остается надеяться только на себя. Право же, есть что-то в начальственной шутке — величать офицерскую жену рангом выше звания мужа...
Глава семьи Владимир Евгеньевич
— ...На глиссаде «Сорок первый», — раздалось в динамиках. И через несколько секунд мы увидели, как из низких плотных облаков вынырнул хищный профиль Су-27, пилотируемый Кияевым. Почти чиркнул по полосе и снова взмыл в небо, оставив над аэродромом раскаты двигателя. Минут через двадцать «Сорок первый» приземлился, и в бинокль мы увидели, как Кияев, пересев в стоящую рядом «спарку», вновь поднялся — уже с командиром эскадрильи.
В тот день полеты продолжались с 15.00 до 22.00...
...Никаких колебаний с выбором профессии Кияев не помнит. Отец — авиационный инженер. Так что Владимир вырос у крыла.
Карьеру свою считает нормальной. В тридцать лет стал командиром эскадрильи. В тридцать девять лет — замкомполка. «Почти в бездельниках», — комментирует Кияев свое нынешнее положение. Однако, вспоминая слова жены о том, что «после полетов Володя — выжатый лимон», мы понимаем, что подполковник так своеобразно шутит.
Смысл жизни он видит в том, чтобы летать как можно больше и дольше. «Иначе летчика как профессионала просто нет — он не готов к серьезной работе». Но именно такое сейчас не удается. Причина весьма прозаическая: не хватает авиационного топлива.
А ведь было время, когда возможности (необходимости!) летать было, что называется, по горло, а он не очень-то радовался. Случилось это, когда после службы в Польше его полк перебросили под Термез.
Не могли мы не спросить у обоих Кияевых, что они думают о тех событиях. Отвечали поврозь, но одинаково. И мы поняли, что проблема, видно, не раз обсуждалась в семье. Они говорили нам, что тогда, во время событий в Афгане, все свято были уверены: Владимир с товарищами воюют против настоящего врага. Теперь Кияевы считают иначе. И все-таки, как нам кажется, Владимира до сих пор терзают противоречивые чувства. С одной стороны, орден, который получил за Афган, Кияеву небезразличен: он честно исполнил воинскую работу, и вот она вознаграждена. Но, с другой-то стороны, не может он смириться с нашими потерями: за что?! Считает, что официальные цифры сильно занижены. Однажды на его глазах был уничтожен целый наш батальон (полтысячи человек!). А ведь это только один эпизод...
После Афгана снова была Польша, а в мае прошлого года, в соответствии с графиком вывода наших войск, полк перелетел в Смоленск и... был расформирован. Новая часть, где служит сейчас Кияев, составлена из осколков трех полков. Здесь лишь треть летчиков, с которыми он прилетел из Европы. Треть самых классных. Остальные разбрелись — кто куда. Многие уволены. Многие нашли место дальнейшей службы самостоятельно, часто — с понижением в должности.
Вот и еще один парадокс переживаемого обществом и армией периода: офицеры волей-неволей жестко конкурируют друг с другом из-за каждой вакансии, а солдат срочной службы в том же полку катастрофически не хватает, и командование, чтобы хоть как-то залатать дырки в штатном расписании, набирает женщин.
Кстати, Наталья Викторовна не прочь видеть своих мальчиков офицерами, но вовсе не желает им солдатской доли — насмотрелась на условия срочной службы в Средней Азии.
Как свести концы с концами
Мы не очень ошибемся, сказав, что в глазах рядового советского гражданина офицерская семья всегда слыла оазисом благополучия. И Кияевы не скрывают, что вплоть до последней передислокации из Польши в Россию не бедствовали.
Теперь все переменилось, в январе этого года зарплата главы семейства была 18 тысяч. Наталья Викторовна по состоянию здоровья работать не может, значит, каждый из четверых членов семьи при переезде в Смоленск, был обеспечен более чем скромно. Не лучше и сейчас. Зарплата Кияева при всех накрутках не превышает 120 тысяч. К тому же выдачу денег государство регулярно задерживает. Если по президентскому указу зарплата будет увеличена в 1,8 раза (а это событие все затягивается), то и тогда каждый из Кияевых будет иметь не более 50 тысяч. Но летчику нужно ежедневно есть мясо. Больше тринадцати килограммов в месяц не выходит по деньгам (сто граммов в день на человека). На молоке экономят.
В Польше у семьи на питание уходило 25—30 процентов зарплаты в злотых. В Средней Азии — 60. Сейчас — все 90. До сих пор их поддерживали валютные накопления, сделанные в Польше, но они иссякли, и семья ограничивается покупкой продуктов, отказавшись от обновления гардероба...
Потребности в деньгах у них возникают там, где вчера и не предполагались. Поступил старший сын Андрей в колледж — за учебный год сразу пришлось выложить 150 тысяч. Родителей предупредили: не исключена доплата в связи с инфляцией.
Это, однако, текущие проблемы. Но с каким фундаментом Кияевы вступают в новый экономический уклад? И тут хозяйка произнесла фразу ключевую:
— А мы, по сути, начинаем жить заново. С нуля.
С чем начинают жить заново
От собратьев по планете советский человек отличался тем, что не шибко заботился о завтрашнем дне: он был в нем уверен. И Кияевы до последних лет жили так же. «Если бы мы только могли догадаться, что наступит вот такая жизнь,— посетовала Наталья Викторовна,— разве бы сдали свою квартиру государству, разве бы бросили ее, когда ехали в Польшу? И разве распродали бы почти все имущество, уезжая?»
Либерализация цен мгновенно слизнула почти все накопления на сберкнижке. Единственное, что успели Кияевы, так это вложить часть средств в изрядно подержанные «Волгу» и «Жигули», которые теперь требуют прорву запчастей. Они собственноручно и с помощью друзей достраивают сейчас гараж. А сразу же за аэродромом (который, как уже упоминалось, расположен почти в городской черте), Кияевы и еще примерно две трети состава полка получили традиционные 6 соток под садовые участки. Будут выращивать там картофель и другие овощи.
— Планируется ли постройка домика?
— Не вытянем, да и зачем, если от дома 20 минут ходьбы?
Есть в семье четыре ваучера, но судьба их пока не определена. Кстати, Кияевы только от нас услышали, что срок действия этих ценных бумаг продлен, и облегченно вздохнули: есть еще время подумать.
Но главное богатство рядовой постсоветской семьи, конечно же, квартира. А ее-то у Кияевых и нет. Хотя крышу над головой они все-таки имеют. «В этом смысле мы еще хорошо устроились,— заметил Владимир Евгеньевич,— а вот семь моих летчиков с семьями ютятся в дежурном помещении». Кияевы снимают двухкомнатную квартиру, приватизированную бывшим замкомполка (он переехал в другую область с повышением по службе). Вначале Кияевы платили за наем, но коллега, войдя в положение семьи, предложил: «Живите так, а потом сделаете хороший ремонт».
Все познается в сравнении. Посмотрев, где и как живут семьи других офицеров (в том числе и летчики Кияева), мы согласились с более-менее благополучной самооценкой его положения. Представьте длинное одноэтажное каменное строение у самой взлетной полосы. Когда-то оно было предназначено для дежурной смены. Теперь забито семьями. В некоторых — по нескольку детишек, в том числе хронически больных. На полу, вдоль обеих коридорных стенок (с которых взирают импортные полуголые красотки на календарях) гуськом выстроились ванны, ведра, баки с чистой водой. Удобства во дворе. Тесная кухонька с одной плитой на всех.
Проехав в другой конец аэродрома, мы увидели примыкающие к нему четыре каменных барака. Рядом — прогазовка. Это площадка, где после ремонта и профилактики на разных режимах обкатывают двигатели истребителей (можете вообразить количество децибелов и загазованность воздуха!) Здесь же, возле полосы, живут дети, которым даже негде погулять.
Понятно, что квартирное благополучие Кияевых абсолютно призрачно. Ведь чужое — оно и есть чужое. Когда котенок взлетает на верхотуру, Наталье Викторовне кажется, что кошачьи когти дерут не обои, а ее кожу. Сыновья, между прочим, хоть и не пристают, но мечтают о собаке. Но как прикажете ее содержать? Пять лет упакованной лежит «стенка» — некуда ставить...
Это так, мелочи жизни по сравнению с главным. Приехав в гости к нашим героям и отыскивая место для автомобиля, мы проскочили до конца дома и уперлись в глухой забор. За ним — новостройка, ход которой Кияевы отслеживают внимательнее, нежели политические зигзаги нашего смутного временя. В этом будущем 180-квартирном доме они должны получить квартиру. Однако за забором давным-давно гнетущая тишина: у Минобороны нет средств, чтобы оторвать стройку от нулевого цикла.
Вот, собственно, и весь материальный фундамент, опираясь на который семья подполковника, охраняющего воздушные границы страны и подступы к столице, вторично начинает жизнь.
Нет места армии на рынке
Наталья Викторовна благополучие семьи облекла в четкую формулу: «Чем позже Володя уйдет на пенсию — тем лучше будет всем нам. На гражданке выбор у него очень скуден».
Однако мэр Смоленска Михаил Зисманов в беседе с нами высказал такую мысль: дескать, военные привыкли спокойно чувствовать себя за спиной государства, пора бы им самим проявлять инициативу — строиться, зарабатывать...
Мы понимаем обеспокоенность мэра. В городе без квартир мыкается более 1,3 тысячи семей уволенных в запас и столько же продолжающих службу офицеров и прапорщиков.
А государство (Минобороны), по словам мэра, в прошлом году ни копейки не выделило на строительство жилья. В нынешнем от обещанного миллиарда получена треть. По прикидке мэра: на двадцать двухкомнатных квартир. Нетрудно понять, сколько ждать тем бедолагам, что стоят в конце могучей очереди. К тому же сам город на издохе, он не в состоянии помочь военным. Принудительную десятину от своего нового жилья предприятия уже не выделяют армии. Ведь надо выкладывать не дармовые государственные, как прежде, а свои кровные. Доля расходной частя городского бюджета в бюджете области, по сравнению с «застойными» годами, урезана втрое, она составляет 9 процентов (хотя в Смоленске живет треть населения территории). Денег еле хватает на поддержание городского хозяйства.
Однако какую инициативу может проявить летчик, ну, например, сам Кияев? Даже в том случае, если в ближайшее время ему не грозит увольнение в запас, его доходы не позволят собственными силами построить или же купить жилье.
Мэр заверил нас, что он еще никому не отказал в участке под усадьбу, однако, по его же словам, трехкомнатный коттедж в Смоленске сейчас обойдется в 24 миллиона рублей. Получить ссуду под обычный процент можно, только обладая страшной пробивной силой или связями. В Сбербанке не хватает ресурсов на всех желающих. А о том, чтобы кому-то дали льготную ссуду, не слыхивал и сам мэр. Словом, даже если Кияевы продадут все, вплоть до сменной пары белья, даже и в этом случае они не наскребут на коттедж. А если случится с главой семьи что-то, что не позволит ему летать, он пополнит ряды не только бездомных, но и безработных.
Так на что же толкает общество подполковника и его коллег, у которых возможностей дополнительного приработка нет по определению?
Средства массовой информации уже рассказали, что бывает, когда армия пускается в коммерцию. Ее боевые порядки мгновенно разъедают оравы маркитантов сомнительного происхождения. Армия — сугубо государственный институт. Создана она вовсе не для торговли. Только дозволь ей обустраивать себя на доходы от своего ремесла, и, глядишь, она прибыльно сбудет не только снаряжение и оружие, но и страну, которую призвана защищать.
Ну а пока соколы Кияева, да и он сам, без особого энтузиазма смотрят в будущее. К счастью, прямая противоположность — их дети.
Сыновья Андрей и Дмитрий
У них современный тип юношеской красоты — гибкие и высокие. Одному на днях исполнилось восемнадцать лет, другой на три года моложе. Оба любят отца и уважают его профессию.
Говорит больше старший, Андрей. Он вырос (вернее сказать, счастливо рос) в той атмосфере, которую Лев Толстой называл «дух армии». Его не смущает наш, не без провокации, вопрос: не кажется ли ему, что убийство, пусть даже врагов,—не лучшее занятие? Андрей отвечает со снисходительной и несколько ироничной ласковостью. По его мнению, человек так уж устроен: все время создает очаги напряженности. Поэтому надо защищать детей и женщин. Раньше воевали народы. Позже для этой цели создали армии. И пока они есть в других странах, армия нужна и нашей стране. Очень нужна.
Андрей хотел бы стать офицером. Для него это означает «хорошо и справедливо управлять людьми». Но его желание, увы, не осуществимо: у него порок сердца.
Он поступил в еще недавно престижный по смоленским меркам вуз — энергетический. Но после успешных экзаменов, сходив на соседний авиационный завод, выяснил, что на специалистов его будущей профессии нет спроса. Тогда на семейном совете нашли выход: учиться Андрею в экономическом колледже.
Младший Дима тоже уважает военных. Но просто летчиком он быть не хочет. Поэтому выбирает профессию, которая пригодится и на гражданке,— автотранспортный факультет авиационного института. Готовится туда поступать.
Мы заметили, что в семье даже неприятности стремятся сгладить шуткой. Вот и у молодых Кияевых стиль общения — мягкий юмор. Своего котенка (не беспородного, а сиамского, купленного на рынке) окрестили «Баксом» — так на жаргоне называют доллар. Отстраненное, чуть насмешливое отношение к трудностям помогает семье достойно переживать нелегкий период и всем вместе заниматься нудными хозяйственными делами. Оба парня хорошо знают цены на продукты — помогают матери в магазинных походах.
Мы не заметили у них страха перед будущим. Но нет и его идеализации. Мальчики знают: жить им придется уже не в том обществе, в котором начинали родители. И они к этому готовы.