Как живется молодым ученым Барсуковой-Лавренюку из Москвы
ВЦИОМ и «Известия» (при поддержке НИПЕК, Промторгбанка и фирмы МХМ) продолжают исследования положения семьи во время экономических реформ.
«Известия» продолжают социологическое исследование положения семьи во время реформ. О людях с периферии мы дали материалы в № 38, 57, 77, 100, а сейчас, возвратившись в столицу (как в № 18), расскажем о людях, которых можно назвать золотым фондом нации, — о семье тридцатипятилетних ученых, мастеров спорта. Об их доходах и расходах, об их шансах воспроизвести свое сословие — дать образование своим детям. Вместе с исследователями из ВЦИОМа мы приходим к выводу: в стране формируется не только класс «новых богатых», но и СОСЛОВИЕ НОВЫХ БЕДНЫХ.
Ира и Миша знают, чего хотят, но не всегда это имеют
Дочке молодых ученых Ире пять лет. Она знает, чего хочет: не есть по утрам гадость (детсадовскую кашу), получать витамины (любые сырые овощи и фрукты), читать книги Жюля Верна (самой, одной), не учить с отцом английский (чтобы овладеть им самостоятельно — так же, как в три года она сама научилась читать и писать по-русски), а главное — ходить не в садик, а, так же как брат, в школу (она давно сложила книги и тетради в портфель).
Родителям понятно, что Иру с ее незаурядными способностями лучше бы всего отдать в лицей. Но сколько он будет стоить? Оплата за детсад — 2 тысячи в месяц, а за «минилицей» (в садике) — более 7 тысяч. Лицей для детей школьного возраста — десятки тысяч (до двухсот тысяч). А сумма зарплат родителей Татьяны Барсуковой и Михаила Лавренюка (двух кандидатов наук) — 29 тысяч.
Это означает, что на одежду детям денег тоже не хватает. Но пока Ира донашивает за братом Мишей его джинсы. Юбочки и платья еще не привились прочно (в магазине они стоят от тысячи рублей и выше). Миша тоже донашивает — за мамой.
Как и сестра, он тоже хорошо знает, чего хочет от жизни: всем помогать. Сестру обучает арифметике. Урок звучит примерно так:
— Мы купили с мамой сегодня булку за 36 рублей и круглый серый за 34. Сколько мы истратили на хлеб? Правильно. Сложение знаешь. Давай умножение…
До деления они еще не дошли. А это выглядело бы так. Больше килограмма сливочного масла в квартал (за тысячу двести рублей) семья разрешить себе не может. Но если бы купила его, то на каждого в семье пришлось меньше, чем пайка в Отечественную войну. Когда Миша рассказывает о походе с мамой в магазины, он называет не масло, а маргарин (две пачки — 980 рублей). Черешню он тоже заметил: «Четыре тысячи рублей. Не купили». И еще — бананы. «Полторы тысячи рублей — купим на наш праздник».
Летом дети уедут к деду с бабушкой (родителям отца). У них под Москвой участок в шесть соток и летний дом.
Матери хотелось бы хоть иногда отправлять их на Украину, где живут ее сестра, брат, мать (вторая бабушка Иры и Миши). К тому же у Иры плохое здоровье — низкий гемоглобин, и она стоит на учете в тубдиспансере. Очень хорошо бы ей пожить на Украине (например в Крыму). Нужен санаторий. Но даже одна дорога обойдется в несколько тысяч. В детских санаториях стоимость путевок доходит до 120 тысяч. Даже при максимальной скидке семья не потянет.
И Ире, и Мише пора заниматься спортом. У Миши есть велосипед. Нужен он и Ире. Это означает трату в 26 тысяч. Мечтать не приходится ни о бассейне, ни о теннисе — все это десятки тысяч.
Родители Иры и Миши — призовые спортсмены. Здоровье было заложено сызмальства. Михаила Лавренюка, трехлетнего (еще меньше Иры) родители сажали в рюкзак, когда, сами шли в турпоходы — даже в зимние. И он научился бегать на лыжах раньше, чем писать. У дедов Иры и Миши в ту пору еще не было ни научных степеней, ни премий, но денег им вполне хватало, чтобы покупать двум сыновьям ежегодно новые лыжи (дети быстро росли) и даже престижный красный «Фишер». Байдарки тоже были.
Родителям Иры и Миши, этим двум кандидатам наук, доступно практически только одно — побегать с детьми в ближайшем к дому лесу или погулять у деда на даче.
Татьяна Барсукова — мама, которая может все
Мать Таня острее, чем другие взрослые, которые крутятся вокруг ее ребят, знает: денег на жизнь не хватает. У нее, кандидата химических наук, зарплата — 7 тысяч рублей. Ненамного больше, чем пособие по безработице. И на 2 тысячи меньше физиологической нормы. Той месяца назад она получала четыре тысячи, полгода назад — еще вдвое меньше. В этом месяце ей не выплатили ничего — сказали, что в «чем-то ошиблись с предыдущими расчетами».
Начисление зарплаты в химическом вузе, где она работает, весьма сложный процесс. Тут есть преподавательские и исследовательское подразделение (в нем — Татьяна).
Исследователи разрабатывают и продают промышленности новые научные методы, в частности технологии очистки, которыми занята Татьяна. Применив их, можно обезвредить территорию, попавшую под чернобыльский взрыв, очистить землю и воду от радионуклидов, масел, солей, тяжелых металлов, да и просто от грязной пены после порошковой стирки в прачечной. Это тонкая современная (так называемая мембранная) технология.
Оплата за труд зависит целиком от заказчика. А это чаще всего предприятие — загрязнитель. Денег на экологию ему тратить не хочется. Не стала у нас выгодным делом борьба за чистоту среды. И потому просто гроши получают по контрактам химики-экологи. Из этих грошей на оплату ученых идет только четверть. Больше половины съедают налоги. Четвертую четверть берет содержание аппарата (как раз та бухгалтерия, которая ошибается, выдавая жалованье ученым).
По совести, Татьяне полагалось бы еще минимум три зарплаты за домашние дела: она обшивает всю семью, готовит еду, убирает. А ведь это все — отдельные работы: портнихи, кухарки, уборщицы.
Татьяна работает быстро. Недаром и защитила кандидатскую диссертацию самой первой — раньше мужа и его брата, хотя начинали они все вместе. И по дому она успевает по всем направлениям. Даже вязать. Детям, мужу, себе. И квартире. В комнатах то тут, то там видишь связанные ею ажурные салфеточки, на которых стоят мощные хрустальные кубки — спортивные призы. Она не раз была чемпионом Москвы по тому виду спорта, которым занимается и она, и ее муж Михаил Лавренюк, — по спортивному ориентированию.
Татьяна — мастер спорта. И она разрешает себе не бросать спорт и сейчас: слишком долго была в нем самая лучшая. И ей еще пока служит старая спортивная одежда — кроссовки, форма. Но если это выйдет из строя? Думать про такое не хочется. Спортивное ориентирование — отнюдь не дешевый вид. Когда-то, в студенчестве, супруги легко переносили траты на оснащение. Но сейчас стоимость комплекта для летнего ориентирования составляет около 100 тысяч рублей, а для зимнего — втрое больше. При этом речь идет не о суперсовременных костюмах или шиповках, а всего лишь об эстетичной, гигиеничной и предохраняющей от травм форме.
Другое Татьянино увлечение занимает всего лишь ее время (хотя оно — тоже деньги). У нее — сопрано широкого диапазона. Когда-то она закончила музыкальную школу, а сейчас поет в академическом хоре. Это денег не дает, но и не просит: костюмы там казенные.
Дома и на работе молоденькая женщина ходит в самошиве и самовязе. За последний год на одежду потратила 40 тысяч — цена пары ботинок. Из драгоценностей не имеет ничего, кроме золотого кольца (к обручению). И серебряных сережек — к юбилею свадьбы.
Юбилей хотели праздновать торжественно, в ресторане. Но не потянули: оказалось, что нужно по 20 тысяч с каждого человека. Даже если вдвоем, получается не по карману.
Праздновали дома, с детьми, в четыре раза меньше истратили. (Тоже много — сравнительно с возможностями). Это было счастливое путешествие в свое прошлое. В будущее супругам заглядывать тревожно: оба они принадлежат науке, но кому нужна сейчас наша наука? Кто готов за нее платить? Судьба Татьяниного мужа показывает, что такие люди в мире есть.
Сколько стоит Михаил Лавренюк по международной и внутригосударственной оценке
Когда я поднималась в квартиру к Татьяне и Михаилу, они по дороге достали из почтового ящика (как и вчера, как и каждый день) несколько записок. Это разного рода предложения: продать или обменять квартиру. Интересно, что кто-то настойчиво просил их принять (при обмене) новые «Жигули» плюс полтора миллиона, плюс совершенно идентичную квартиру — но только в доме, который стоит дальше от метро и от парка Узкое (квартира Лавренюка расположена прекрасно).
Такой вариант обмена разрешил бы множество проблем семьи. Среди них первоочередные. Сейчас им надо выбрать, на что истратить «заначку» в семь тысяч (получена за разгрузку вагонов). Есть два варианта. Можно расплатиться за квартиру — внести в кооператив последний взнос. Давно пора. Но хочется все же другого: истратить деньги на поездку в Петербург, где будут соревнования. Михаил — мастер спорта и многократно выигрывал звание чемпиона — и СССР, и России, и столицы. Ему нельзя оставлять спорт. Не потому, что есть привычка к азарту, а потому, что это просто неэкономично. Его интеллектуальный потенциал впрямую зависит от физического состояния.
Словом, полтора миллиона Лавренюку бы не помешали. Как и новые «Жигули», упомянутые в записке. Особенно сейчас, когда их старую машину, которая когда-то была куплена на деньги родителей и брата, бандиты на даче изломали (пока он был в командировке) и обокрали. Но менять свой дом Михаил не собирается. Несмотря на мизерную зарплату в 22 тысячи, которую сейчас платят в МГУ на физическом факультете кандидатам наук, занятым экспериментальной работой. 22 — это меньше, чем полагается на потребительскую корзину. Но полгода и даже три месяца назад все было еще печальнее. Настолько, что Лавренюк двинулся, было, в бизнес. Почему нет? Вокруг него, человека с хорошей внешностью и хорошим знанием английского, а также и компьютера, неизменно ходят кадровики от предпринимателей и предлагают зарплату в 10 раз больше, чем МГУ.
Почему не берет этих денег? Но ведь всегда «что-то за что-то». Десятки тысяч за то, чтобы бросил работу в науке. С ней надо будет попрощаться навсегда… И со всеми надеждами на новое понимание природы, ее закономерностей. Попросту надо будет стать другим человеком и шагнуть в другой мир.
Когда-то показалось, что предпринимательство — единственный выход из положения, куда его загнала… Ну что подбирать слова?.. Куда его загнала полгода назад откровенная нищета российской науки.
Полгода назад он принял предложение канадцев. Но их фирма развалилась мгновенно. Попробовал сотрудничество с итальянцами. И тоже ушел. Не в том только было дело, что быстро почувствовал отношение к себе (ко всему московскому аппарату), как к низшей расе. Это окончательно стало ясно, когда всем было предложено выучить итальянский язык и разговаривать в офисе только на нем… Нет, главное все же было не в языке: когда знаешь два европейских, третий вполне можно освоить Но Лавренюк понял на этой (второй) своей попытке уйти в бизнес, что наемником он быть не умеет, а «со-собственником» — не хочет. Не хочет думать о деньгах как о цели. Мозг физиков устроен как-то принципиально иначе, чем мозг бизнесменов. И различны их возможности зарабатывать. Жизнь доказала Лавренюку, что этот трюизм — реальность.
Результаты исследований Лавренюка, которые он вел вместе со своим научным руководителем, доктором физико-математических наук Натальей Мининой, заинтересовали физиков из лаборатории Эрстеда в Дании. Результаты действительно ценные, поскольку работа Мининой — Лавренюка содержала новые сведения о кристаллической решетке висмута. Прагматический аспект такого знания — возможность создавать новые нужные материалы и эффективно использовать старые. Но главной была не прагматика, а нечто большее: Минина — Лавренюк заложили необходимый кирпичик в стройное здание науки о твердом теле. (Если быть точным: были получены деформационные потенциалы — одни из наиболее важных параметров вещества).
Во время двухнедельной командировки в Данию Михаил почувствовал, что высок интерес к нему, к русским физикам. Михаил (вместе с тремя другими сотрудниками лаборатории) получил грант Американского физического общества. Есть надежда и на Фонд Сороса. Вот так: фундаментальные знания высоко ценятся во всем мире. Исключая нашу страну, где от науки нужна только немедленная отдача производству.
Несоответствие приоритетов приводит к полному несовпадению в оценке труда ученого. В Дании экспериментаторы класса Михаила Лавренюка получают 6 тысяч долларов в месяц—в триста раз больше наших, но готовы платить и нашим. Лишний раз Михаил это понял, работая по приглашению в лаборатории Эрстеда.
Увы, зарубежные субсидии приходят только тогда, когда ученому уже удалось выстоять в своей нищете, перебороть ее и набрать большую высоту исследований. И тогда можно (пусть временно, ненадежно) зависнуть на долларовой ниточке. Дается такое только при огромном оптимизме, когда надеешься: «через пару лет наши физики будут получать от своего государства хотя бы столько же, сколько польские или китайские ученые, а через пять, ну десять — и как датские». Михаил верит в это, а пока будет жить на западную благотворительность.
Что ж, пусть хотя бы так. Лишь бы интеллигенция могла работать и воспроизводить себя. Ведь Ира и Миша — это не только дети двух молодых кандидатов наук. Они еще и внуки таких известных в физике и кибернетике ученых, как Татьяна Баженова и Юрий Лавренюк. И они— правнуки первого нашего локаторщика — Валерьяна Баженова. Расстрелянного. Расстреляны два прадеда Иры и Миши — «унесенные ветром» представители старой русской цивилизации. Как сложится судьба их потомков в буре реформ?..