Какой собственностью владеют тульский оружейник Иван Щербино, и его внук Ваня
ВЦИОМ и «Известия» (при поддержке НИПЕК, Промторгбанка и фирмы МХМ) продолжают исследования положения семьи во время экономических реформ.
Евгения МАНУЧАРОВА, Арнольд ПУШКАРЬ, «Известия»
Что позволяет сегодня выжить российской семье? Из месяца в месяц (№№ 18, 38, 57, 77, 100, 109) мы даем результаты социологического исследования положения семьи во время экономических реформ. Мы прошли по пяти регионам, стараясь показать, в каких условиях люди могут стать более состоятельными, а в каких становятся «новыми бедными». Рассказали, как складывается жизнь у четы московских ученых, у воронежских крестьян, у сибирских рабочих, у ярославских врачей. Сегодня разговор — о мастерах из Тулы, города, славившегося исстари своими умельцами. Недаром именно там поселил Лесков своего Левшу.
История этой семьи открылась нам поначалу не там, где она живет, а в столице. В Московском институте имени Гельмгольца, где лечат глаза, мы услышали о красивой женщине, которая умоляла, чтобы взяли ее живой глаз и пересадили раненому мужу, «Ему нельзя без глаза. Он гравер, мастер, какого еще не бывало!»...
Тот, кто стал для своей жены дороже, чем зеница ее ока, действительно искуснейший из мастеров — Иван Васильевич Щербино. С ним и с его женой Лией Шариповной мы познакомились на ТОЗе: оружейном заводе, основанном в Туле Петром Великим. Она — контролер. Он — художник-гравер.
Лия так и не позволила сделать мужу радикальную операцию, потребовала, чтобы обязательно оставили глазной нерв. Ждет, что наука доведет искусство пересадки до возможности вживить глаз. Она — дочь медика. От своего отца, прошедшего Отечественную войну; переняла веру во Врача и умение «держать цель».
Сейчас ей пятьдесят лет. Двое сыновей, невестка, внук. До последнего времени все жили вместе — вшестером. В небольшой трехкомнатной квартире.
Такая семья — находка для социологического исследования. Наш опыт показывает, что только при мощных силах внутреннего сцепления семья успешно противостоит внешним передрягам.
Пока богатств у супругов Щербино немного (как у большинства рабочих семей). Есть квартира, садовый участок. Менее шести соток, но урожай с него снимают богатый — хватает до следующего года. Ни квартира, ни участок, ни гараж (машина есть) не приватизированы. Заявления поданы, но пока неудовлетворены. Интересно, что никаких преимуществ Щербино не получает от того, что имеет высокое звание Героя Соцтруда (разве что льготы при оплате квартиры). Права на оформление собственности ему не дают — как и другим тулякам: в городе приватизировало только 15 процентов квартир.
Беспокоится ли по поводу приватизации семья Щербино? Дни, проведенные в их доме, убеждают, что не это для них самое главное.
Иван Васильевич, основатель династии
Главное в нем, что он — художник. Так он себя ощущает. Его профессия — гравер, резчик, инкрустатор. Он украшает оружие. Знает и помнит, что корни его искусства — в работах старых мастеров-оружейников. И делает все, чтобы это искусство продолжалось.
Долгое время такие работы казались заводам никчемными. Богато и нарядно украшенные русские ружья можно было увидеть только в музеях, как некую диковинку. Сейчас в музеях тоже стоят инкрустированные ружья с резными ложами, с гравировкой. В частности, работы Ивана Васильевича Щербино. Два его ружья приобрела Оружейная палата в Кремле.
Не одним армейским оружием живет ТОЗ. Здесь есть несколько «мирных» цехов. Среди них и экспериментальный, где работает Щербино, украшая спортивные и охотничьи ружья.
Тула веками ковала оружие. Но бывали в истории города, кроме бурных всплесков казенных заказов, и глубкие спады оружейного производства (вот как сейчас). Но город раньше умел сохранять и квалификацию мастеров, и благополучие их семей. Металлообрабатывающая Тула стояла на самодеятельности своего мастерового люда. Даже не работая на казенном заводе (когда потребность в оружии уменьшалась, людей увольняли безжалостно), оружейник не расставался с металлом и инструментом. Тут уж кто во что горазд: кто замки делать, кто — скобы, кровати, винтовые прессы, самовары, гармони, гончарные изделия. И мастерство это передавалось из поколения в поколение.
Теперь — иное. Семь десятков лет над Тулой висела необходимость уничтожать частника, равнять талант с бездарью, отлучать от творческого труда. Исподволь шла деквалификация и люмпенизация, исчезали мастера. Дошло до того, что на международных ярмарках из-за низкого качества на тульские товары даже никто и не смотрит. Кроме примусов, да галош для беженцев, ничего не покупают.
И все-таки еще жив загадочный и непостижимый тульский Левша. Чудом, но уцелел под жестоким прессом. Сейчас государство дало ему послабление, вроде бы зовет мастера к активной работе. Но посмотрите, какие налоги заплатили тульские артели — больше, чем госпредприятия.
За первое полугодие 1993 года от 1192 госпредприятий области поступило налогов и платежей 23,2 миллиарда рублей, а от акционерных обществ, товариществ, кооперативов (их 8653) — 26,9 миллиарда рублей.
Как сказал Иван Васильевич, перед тульским мастеровым людом ныне стоят еще две трудные препоны. Нет помещений для мастерских и материалов для работы. Говорят: заводы сами на голодном пайке. Но загляните на их склады и вы увидите: они забиты металлом.
И все-таки 60 тысяч туляков заняты сегодня работой вне государственных предприятий. Заводы, проводя конверсию, целе-направленно уменьшают численность кадров: официальным сокращением, неким «выдавливанием» людей с рабочих мест—низкой зарплатой, переводом на неквалифицированную работу.
Щербино с завода не ушел. Его здесь ценят.
Положение искусного гравера дает ему право на высокий разряд и персональную ставку, которая вдвое выше средней по заводу. Эта «средняя» равна примерно той небольшой сумме, какая позволяет человеку физиологически выжить.
На шестьдесят—семьдесят тысяч рублей жалованья, положенные Щербино, в Туле купишь немного. Тоненький столбик купюр, которые он получает в заводской кассе, растекается по прилавкам рынка и кассам продмагов существенно быстрее, чем приходит срок новой получки. Ведь курица в Туле стоит уже пять тысяч рублей. Покупка мужского коотюма возьмет всю зарплату (семья Щербино от расходов на одежду пока воздерживается). Ивану Васильевичу давно уже не хватает времени на живопись, на прогулки с этюдником: нужда заставила взяться за выполнение частных заказов.
Но позиция у него не годится для «частника». Вместе с единомышленниками создал акционерное общество «Возрождение». Его, главу Общества тульских мастеров, избрали в АО президентом.
Теперь его день распределяется так: встает в шесть сорок пять, в восемь часов начинает смену на заводе, в половине пятого заканчивает ее, вечер работает в своем АО. А после этого еще и дома — над личными заказами. Однако доволен: в «Возрождении» реализовал свою мечту о Центре народного творчсства. Здесь работают не только художники-оружейники. АО объединило всех, кого зовут «народными умельцами», искусными в разных ремеслах.
Мы видели изукрашенные резьбой и гравировкой ружья. Современные — спортивные, охотничьи. И старинные — действующие модельки дуэльных пистолетов и кремневых ружей. Они крошечные — на ладони помещаются, а стреляют. Тут и ножи дамасской стали, деревянные резные иконы. А еще - скрипка. Каждому, кто такое увидит, захоxется купить... если и не все, то хотя бы черный расписной поднос, по которому несутся булгаковские герои. Планка в «Возрождении» худсоветом и президентом поднята на большую высоту. Принимаются сюда не кустари с их надоевшим потоком матрешек, а люди, создающие оригинальные, неповторимые работы.
АО арендует несколько комнат в старинном особняке для своей конторы и ищет помещение побольше, чтобы создать школe мастеров, учить молодых. Завод всегда поддерживал Щербино в его борьбе за ренессанс оружейного мастерства, поддерживает и сейчас. У «Возрождения» договорные отношения с ТОЗом, и оно отбирает в цехах для своих работ лучшие по механике и бою экземпляры оружия.
...Увы, Россия вряд ли увидит изделия возрождающегося искусства. Большинство покупателей — частные коллекционеры. Однажды работу, сделанную на уровне эрмитажных ценностей, хотел купить музей, но предложил за нее так мало, что мастеру этих рублей не хватило бы даже на оплату материала. Работа ушла за океан...
Разуверившись в государственной поддержке и помощи городских властей, Щербино надеется теперь на доброхотство меценатов-президентов, акционерных компаний, крупных заводов.
Должно же у них проснуться чувство гордости и тревоги за тульское мастерство?! Хотелось бы надеяться на это.
Ведь «Возрождение» имеет огромное значение не только в развитии художественных ремесел. Оно помогает и оздоровлению общества, изменяет его социальную структуру: мастер в России может стать, как и на Западе, обеспеченным человеком, средним собственником. А именно среднее сословие наиболее стабильно в любом государстве и удерживает страну от потрясений.
...Иван Васильевич строит сейчас свой дом (тоже будет собственником) и наконец-то обретет свою мастерскую.
Сыновья Сергей и Александр — создатели первоначального капитала
Одному тридцать один год, другой — на десять лет моложе. Оба — работники акционерной компании «Возрождение». В высоты жизни (и капитализма) оба стартуют не с нуля, не с земли, как их сверстники, а с орбиты — с той высоты, какая уже достигнута старшим Щербино. Им подарена отцом самая дорогая собственность — интеллектуальная: профессия резчика и гравера.
Оба знают, что получили фору, но надеются, однако, только на самих себя, на свои молоточки и стамеску — отец за них работать не будет. Хотя и по сию пору ведет с ними то, что называется «мастер-класс». На каждом ружье показывает, где тут можно сделать лучше лучшего и какой именно рисунок.
Спрашиваем старшего, Сергея, надеется ли он зарабатывать больше, чем отец, и стать лучшим резчиком?
— Обязательно. Конкуренция заставит!
— Вы за капитализм? Хотели бы открыть свое дело?
— Без капитализма страна вообще пропадет.
Никакого первоначального капитала Сергей не получал. Но— заработает. Он, как и отец, сидит за столом, украшая резьбой изделия, весь световой день.
Нет, недаром Лия Шариповна («держатель цели») подарила обоим сыновьям ко дню рождения цветные «Каталоги спортивных и охотничьих ружей». Главные иллюстрации (вернее сказать, почти все иллюстрации) — это фотографии ружей Ивана Васильевича.
Надпись на книгах требовательная: пусть каждый из сыновей достигнет такого мастерства, чтобы и по его произведениям издавали каталоги.
Наш вопрос к младшему, Александру, у которого через месяц свадьба: сумеет ли прокормить семью?
— Какие здесь проблемы? Работай — и все.
Однако не было и девяти часов вечера, как Саша убежал на свидание... Мудрая работящая мать предостерегала будущую невестку, спрашивала, на какие средства она собирается жить, не боится ли связать судьбу с двадцатилетним парнем, у которого нет постоянной службы и заработок не стабилен? Кто заработает на детей?
— Сама,— твердит девочка-невеста.— Сама заработаю и на Сашу, и на ребенка, если так случится.
Сама?! Сейчас зарплата Любы — 15 тысяч. Это цена одной пары детских туфель. На такую зарплату, естественно, семью не прокормишь. Но ведь Саша на ветер слов не бросает. («Какие проблемы? Работай—и все»). Так и будет. Семья заставит.
Жена Сергея, Татьяна,— картограф. Она получает втрое меньше Любы. Убеждена, что деньги — мужская забота. Но зато она позаботилась о том, чтобы получить в Туле собственную землю под дом. Рядом со свекром. Землю получить непросто, и Тане она досталась после многих бед. Она никогда не имела своего угла — жила у матери в деревне в безотцовщине (отец бросил, уехал в Москву), потом, выйдя замуж, — у свекров, потом, когда отец погиб (попал под электричку), снова в квартире матери, обмененной на московскую комнату отца. Вместе с мужем активно строила дом по ЖСК. Там квартир на молодых Щербино не хватило. Они не сдались, построили еще один ЖСК. Опять именно им не хватило. В утешение дали участок. Теперь, наконец, Таня и Сергей строят дом—себе самим. И даже с гаражом, хотя машины пока еще нет — на нее надо заработать. Строят быстрей, чем отец.
— Почему так торопитесь с домом, Сергей?
— В нашей стране все быстро меняется и не всегда в ожиданную сторону. Вот сегодня дозволяют мне строить свой дом, а завтра власти на другую идею развернутся — и такого дозволения не будет.
О властях говорит без злобы и без иронии — просто они ему ни к чему. Он хочет их миновать. Вот так он миновал все дела КПСС—«вышел из рядов», и все. И завод — тоже миновал. Перестал на нем работать. Очень хорошо знает, чего хочет.
Он берется за самые трудоемкие изделия. Смотрим сделанный Сергеем охотничий комплект. Пять месяцев работы. На деревянном футляре ружья — копия картины Пуссена «Диана». Ни одного цветного штриха, но изысканно точно объемное (заглубленное внутрь дерева) изображение прелестной женщины, ласкающей оленя. Не какой-нибудь, а именно пуссеновскоя.
Сергей, как и отец, не копит денег—ни в рублях, ни в долларах, ни на руках, ни в банке. Как и у отца, у него все идет на строительство дома. Убежден, что «за нашей инфляцией никто не поспеет». На туристские поездки в дальние страны тоже не зарится: «Лучше я здесь повкалываю. Больше пользы будет». Наверно, и отдых его отвлекает.
И на сына у него времени маловато. Ваня ходит в детский сад. А в общем-то воспитанием его занята вся семья. Дед сызмала учит рисовать, видеть природу, рассказывать о ней с пониманием («Ваня, разве земля только черная? Другая не бывает?») Он подарит внуку профессию художника. Но вырастет из Вани уже не «Левша», а профессионал с хорошим образованием.
Мастер Иван Щербино с сыновьями утверждаются в среднем сословии. А смышленого Ваню переведут, надо надеяться, еще на ступеньку повыше. В XXI веке Иван Сергеевич (будущий владелец домов и мастерских) не уронит славы династии художников-оружейников Щербино.