Власть, деньги и чета Служманов из Ярославля
ВЦИОМ и «Известия» (при поддержке НИПЕК, Промторгбанка и фирмы МХМ) продолжают исследования положения семьи во время экономических реформ.
Евгения МАНУЧАРОВА, Михаил ОВЧАРОВ, «Известия»
Мы выбрали в продолжение социологической программы «Семья» (№ 18, 38, 57, 77) ярославских потомственных интеллигентов. Традиционно, из поколения в поколение существовали они на государственную зарплату. Сегодняшняя жизнь взорвала традицию. Глава семьи ушел в предпринимательские структуры — в малый бизнес. Осталась верной семейным устоям жена. Она — детский врач. Как ее мать и как ее бабка. Интересное в этой семье и старшее поколение. Среди них есть представители партийной элиты — уходящий класс.
Судьба тридцатипятилетнего педиатра Анастасии — попадание на мишени жизни точно в яблочко, в десятку. Она любит все, чем заполнена ее жизнь, — работу, танцы, мужа, дочку, маму. И своих пациентов. Построила она семью по старинному прочному укладу. Как бы рано ни уходил на работу муж, Анастасия поднимется и приготовит завтрак. Когда муж возвращается после работы (а она у него связана с недельными «вахтами»), Анастасия не кричит ему через стенку «Приветик!», а выходит и целует. Дочка Маша виснет у него на шее с воплем: «Папа приехал!».
Они и женились не вдруг, как многие сейчас, а «по сватовству матерей». Николай, вернувшись из армии, услышал от соседей о замечательной девушке, а замечательная девушка прослышала от знакомых матери о красивом парне из хорошей семьи. Потом поговорили друг с другом по телефону… А дальше — «обыкновенная история»: любовь, свадьба, дочка.
Нельзя сказать, что Анастасия богата. Ведь в её профессии богаты лишь те, у кого частная практика. А у нее только маленькая зарплата врача на государственной службе. Но все-таки все при ней: трехкомнатная, хорошо обставленная квартира (с домашней нужной техникой), дача (мамина), машина (тоже мамина). В общем-то, и квартиру ей тоже отдали родители, когда сами уехали из города. Ее отец Петр Федорович Миронов был первым секретарем райкома партии — не в Ярославле, а в сельском районе. Базу заложили старшие.
Анастасия — интеллигент в третьем поколении. А корни у нее (и по отцу, и по матери) — крестьянские. Она составила свое генеалогическое древо и гордится предками, крестьянами трудолюбивыми и небедными. У деда Анастасии по отцу при раскулачивании отняли все достояние — скотину, пасеку, сад, дом. Хотели было сослать. А он, всех опередив, уехал в Москву, к Калинину. Добился справки, что его семья не кулацкая—многодетная середняцкая. Но вернулся домой уже к пепелищу — все забрали. Он стал колхозником. Больше всего обижался в старости на то, что ему, знаменитому пасечнику, человеку, прошедшему три войны, не хватило для получения пенсии трудового стажа. Пришлось вырабатывать его сапожником в колхозе.
Впрочем, главного, чего хотел Федор Дмитриевич, все-таки добился — открытой дороги в будущее для потомков: не было на них клейма «дети кулака».
Анастасия работает в Ярославской специализированной детской больнице им. 8 Марта. Она — нефролог, лечит заболевания почек. Убеждена, что именно в ее больнице собраны лучшие медицинские силы Ярославля. Боится предстоящего (как считают в городе) слияния двух детских ярославских больниц. Не того даже, что переведут ее из центра в пригород, а того, что потеряется лицо специализированной клиники. И это отразится на пациентах. Однако сделать ничего не может—нет у врачей таких рычагов.
Анастасия хорошо понимает, что искусство диагноста — это ее интеллектуальная собственность. И отнюдь не дешевая. Она хотела бы быть «закупленной» в страховую медицину. Только не знает, как это делается.
Когда комиссия оценивала на этот предмет больницу им. 8 Марта, эксперты больше смотрели на помещения и техническое оснащение, чем на процент излеченных детей. Они попросту игнорировали ценность интеллектуальной собственности. Но и тут у Анастасии нет возможности изменить судьбу.
И ей хочется применительно к педиатрии «решить задачу в общем виде» — на государственном уровне. Она убеждена: в интересах больных и здоровых детей должна быть выработана правительственная семейная политика.
Ей приходится сталкиваться не только с равнодушием властей предержащих, но и с равнодушием (а иногда — с ненавистью) родителей к ребенку. Анастасия считает: такое нескоро переломишь, потому что десятилетиями государство воспитывало «производственника», но не семьянина. Надо изменить государство. Она — экстремистка, Анастасия. И все же в политическую борьбу не вмешивается. Ей некогда: ночные дежурства, дни без обеда. Надо отрабатывать зарплату. В этом месяце ее подняли до 26 тысяч. При том, что потребительская корзина сейчас —30 тысяч.
Спрашиваем, как она относится к капиталистическому строю?
Жалеет, что его не было, когда бабушка вела свои врачебные приемы. Специалист такого класса, как знаменитая в округе Евфалия Смирнова, при капитализме был бы миллионером.
— И был бы у меня теперь наследный особняк…
Там Анастасия вела бы частную практику: продавала свою интеллектуальную собственность — искусство врача в третьем поколении.
Но пока она на такое не решается.
Вот почему для покупки холодильника (старый сломался) пришлось занимать. Думаем, что, не будь у нее энергичного мужа (который умеет, заработав, отдать долги), пришлось бы опуститься на уровень сословия, не имеющего домашней техники.
Николай Служман из семьи интеллигентов. Сейчас уже пенсионеров. В недавнем прошлом его отец был инженером авиационного полка, мать — педагогом в младших классах школы. Ему нет сорока. Спортсмен, танцор. Однако сейчас ему не до чечеток: разорвал связки, выпрыгнув из машины в ночном карьере. Он работает дорожным мастером — Николай закончил Лесотехническую академию по специальности «строительство дорог».
В армии сын подполковника был сержантом. Сегодняшняя его власть на дороге такого же, пожалуй, сержантского уровня. Жизнью не обижен, неплохо работалось и в госструктуре, но прожить на госзарплату его семья не могла — растет девочка, жалованья родителей ей и на платья-то не хватало.
Николай услышал по радио объявление: в малое предприятие требуется мастер на такую зарплату, (сейчас это сорок тысяч), которая устраивала его. Как и характер работы — вахтовый метод. Неделя — на дороге, неделя — отдых дома.
Отдыха нет. Во время, свободное от малого предприятия, Николай работает в кооперативе — тоже дорожным мастером.
Ему представляется, что лучше было бы найти организацию, которая даст побольше денег, чтобы не пришлось совмещать две работы. Он пытается (но туда большой конкурс) наняться на вахтовые работы в Тюмень — командировки на месяц, зато платят «северные».
— А жена согласна? Семьи сейчас распадаются, столкнувшись даже с меньшими трудностями, чем месячная разлука.
— Распадаются… Но нам это не грозит, — отвечает чета Служманов.
Волнуется ли Анастасия, когда муж уезжает «на вахту»?
— Еще бы. Дорожники совершенно не защищены на своей стройке. Есть такой щемящий термин во французской армии — «забытое дитя». Это солдат в передовом окопе. Вот и дорожники — они как бы и не нужны никому, хотя делают остро необходимое дело… Их не охраняет милиция, их технику ломают, воруют. Сторожа недавно тяжело ранили, едва спасся от смерти.
Любящая жена не преувеличивает степень равнодушия властей. Николай, когда у них угнали дорожную технику, сам разыскал участкового, но ничего не добился — тот отказался заниматься «безнадежным делом». Строителям готовы помочь предколхозов. Но только на то время, когда дорога идет к границе их хозяйства. Прошли границу — и как не были знакомы. В городе дорожникам выгоднее иметь дело с фирмами (благоустраивать их территории), а не чинить магистрали Ярославля.
Выясняется, что вообще работа в кооперативе не отличается в лучшую сторону от службы в госструктуре. Даже при выгодных заказчиках кооперативы (производственные) для наемных работников перестали быть притягательными. Налоги (дорожникам трудно их обойти) доходят до 50 процентов и более.
Начался заметный отток людей из производственных кооперативов. Пока еще процесс идет вяло. Ведь бросить работу (пусть даже не очень хорошую) — опасно, лучшей можешь не найти, останешься за бортом. Принято думать, что человек сам себе хозяин, если работает в бизнес-структуре. Нет, не так. Николай — наемник и снова зависит от дурных налоговых законов, не имеет ни на копейку собственности, получает существенно меньше, чем его хозяева — учредители МП (хотя и выполняет такую же работу, как они).
Мы спросили Николая: что мешает ему лично открыть свое собственное дело?
— Две вещи: нет стартового капитала. Нет связей в деловом мире.
Даже если он найдет деньги, то все равно не сможет выгодно, без посредников отоварить их стройматериалами, техникой, не получит выгодных заказов.
— Николай Николаевич, так что же лучше: маленькие деньги плюс собственность (хотя бы небольшая) или же хорошие деньги и никакой собственности?
— Второе. Хорошие деньги. Вспомните нэп. Сначала советская власть его бурно внедряла, а потом — энергично и жестоко прихлопнула. Разве сейчас не может такое повториться? Уж лучше синица в руках, чем журавль в небе…
…Нет у него веры властям. Пока нет.
Бабушка на полставки — Софья Алексеевна
Мать Анастасии Петровны — шестидесятилетняя Софья Алексеевна Миронова, пенсионер, работает сейчас врачом на полставки в детском саду городка Тутаева под Ярославлем. По воскресеньям на нее иногда падает забота о внучке и всегда — забота о дачном участке (дом, огород, сад). Прошло уже несколько лет, как она овдовела. Была женой первого секретаря райкома партии. Тогда — «первая леди» района. Сейчас, вернувшись в родные места, — такой же бесправный пенсионер, как все.
Второй год она хочет получить в своем сельсовете три сотки земли под картошку — не дают! Хотя и не отказывают. Резину тянут и обещают «подумать». Пожаловаться некому. Выше сельсовета да колхозно-совхозной власти — никого в деревне нет. А зачем колхозу горожане? Его и так крепко поджимают фермеры. В Ярославской области прошлой осенью колхозы затоварились картошкой: горожане, напуганные разговорами о голоде, запаслись своими овощами (или хорошими рыночными). Картошка колхозов и совхозов (плохая!) оказалась ненужной.
У властей Софья Алексеевна помощи не просит и им не жалуется. Ей бы обязательно посочувствовали — на всех уровнях. Но что дальше? Ведь есть же причина того, что народ, который раньше жаловался и в Советы, и в партийные органы, сейчас все реже и реже идет к своим районным и областным властям за помощью. Достаточно сказать, что в обладминистрацию за прошлый год обратились с жалобами только две с половиной тысячи челоаек. Это значительно меньше, чем было год назад. А уж обращений в суды на действия должностных лиц (а по сути — на беззаконие властей) и того меньше — представьте, в 24 районных судах из 19 тысяч поступивших дел — только 36 обращений…
Пенсионерам (да и не только им) представляется, что власть существует как бы сама по себе, а народ — сам по себе. Они спрашивали нас: зачем человеку такая власть? Софье Алексеевне нравилась другая, прежняя. Тогда, как указал секретарь райкома, так оно и делалось.
Человек Софья Алексеевна не бедный. У нее есть квартира, машина, дача, пока еще хорошие телевизор и холодильник. Но хватит ли ей пенсии, чтобы отремонтировать их, если забарахлят? Ведь именно владение домашней техникой сегодня индикатор среднего достатка. В доме Софьи Алексеевны поломанное восстанавливают. Она (как и ее дочь) берет деньги в долг. Потом отдает их из пенсии частями. Пока еще это делается (у людей ее круга) без процентов.
Но не в том ее забота, чтобы сохранить добро. Главная трагедия ее, искусного педиатра, в том, что ей не позволяют отдавать себя пациентам. Работает она теперь только на полставки в детском садике завода. По контракту — его возобновляют каждый месяц.
Социальное положение и благосостояние врача в детском саду определяются тем, кто заключил с ним контракт: поликлиника или завод, которому принадлежит сад. Софья Алексеевна, увы, нанята не заводом. А именно он обогащает своих служащих товарами, полученными по бартеру. Эти блага идут мимо докторов поликлиники, хотя работают они, как заводские. Никто не подумал, что так проявляется не только грубая бестактность администрации завода, но и социальная беззащитность врача.
Неизвестно, как сложатся отношения заслуженного врача со страховой медициной, на которую переходит здравоохранение, — закупят или не закупят талант Софьи Алексеевны?
В таком положении сегодня специалисты. В таком положении и бывшая «первая леди» района.
Все, что делают три части большой семьи (мать и отец Николая, мать Анастасии и сами Николай и Анастасия), имеет только одну цель — счастье инфанты, двенадцатилетней Маши.
Ей уже готовят приданое. Подумаешь, пять — семь лет осталось до свадьбы — надо заботиться о таком важном событии уже сейчас. Оно будет раз в жизни. Приданое дважды не собирают.
Она получает разумное и разностороннее воспитание: музыка, языки, школа искусств. В этом году ее научат доить корову.
Маша думает, что станет учительницей (пойдет в бабушку со стороны папы). Но она так любит любую деревенскую скотину, что наметила для себя — жить в деревне.
Мы спросили ее отца, выведет ли он дочь в класс средних собственников? Хотелось бы пооверить это через год…
Николай Николаевич ответил, что через год — это рано. На переход классом выше ему понадобится лет десять.