Михайловы из Кубанского университета собственности не имеют
Редакция газеты «Известия» продолжает социологическое исследование российской семьи во время экономических реформ. В наших предыдущих публикациях (№№ 18, 38, 57, 77, 100, 109, 143, 163) мы рассказывали о людях, уже имеющих профессию и собственность, занявших определенную социальную нишу. В этом номере разговор о тех, у кого еще ни кола ни двора, кто только получает специальность, кому предстоит борьба за свое дело и место в обществе: о семье студентов-старшекурсников из Кубанского университета — Елене и Андрее Михайловых.
Ему полтора года — Роману, сыну Елены и Андрея Михайловых. Поселился он на «семейном этаже» университетского общежития еще до своего появления на сеет — комнату Михайловым дали, когда Елена ждала ребенка.
В университете много семейных студентов (около полутысячи). Особенный урожай на свадьбы в этом году: он не високосный, поэтому, по студенческому суеверию, более счастливый. Свадьбы чаще всего празднуют в университетской столовой, где продукты дают по ценам, более щадящим, чем в городе. И на свадьбу университет дает семье сразу 30 тысяч. Гуляет на ней все студенчество.
Для семейных студентов в университетских общежитиях отданы четыре этажа. В отличие от Михайловых в брак вступают чаще всего старшекурсники.
Комната Михайловых считается «трехместной» — в ней 18 метров (семьям без детей дают поменьше). В ней помещаются не только супружеская кровать и кровать Ромы, но и обеденный стол с табуретками, электроплитка (за занавеской — как отдельная столовая). И еще телевизор, взятый напрокат. На наш вопрос: «Напрокат, значит, с тараканами?» — следует Ленина усмешка: «Ну какое же общежитие — без тараканов?»
Однако и жилище Михайловых, и весь «семейный этаж» (коридор, комнаты, кухни) тщательно вымыты. Видно, что их не просто подмели перед нашим приходом, нет, это образ жизни.
Кухонь мало. Две, по шесть конфорок. Значит, полконфорки на семью — на этаже живет их двадцать четыре. Вот почему Рома спит и играет в комнате, где стоит, в общем-то, опасная для него электроплитка.
При заселении стараются соблюдать принципы, которые должны избавить жильцов от лишних напряжений. Иностранцам дают площадь в одном блоке, семейных стараются тоже скомпоновать в одном коридоре. Люди из других стран привозят с собой привычки, которые резко отличны от уклада жизни, принятого в Краснодаре. И это многих раздражает. А иногда и воспринимается болезненно.
Михайловым, скажем, непонятно, зачем студенты из арабских стран ставят «а открытые окна своих комнат магнитофоны и оглушают общежитие «тяжелым роком», зачем так громко топочут в танцах над головами нижнего этажа... До национализма университет не доходит. (У Ромы, скажем, приятели — дети вьетнамцев). Здесь нет и межэтнических противостояний. Однако в настроениях студентов не может не отражаться доминирующее сейчас у краснодарцев убеждение, что «чужаков» на их родине слишком много: беженцы, переселенцы. Край требует статуса приграничного региона.
В отличие от прежних лет в студенчестве заметнее сближение по принципам землячества и обычаям предков. Скажем, у Михайловых свадьба была по церковному обряду. И сына Романа они крестили в православную веру. Не потому, что это входит в моду, как говорит нам Лена. Не потому, что мы истово верующие, говорит Андрей. А потому, что так было принято в наших семьях во всех поколениях. Про Бога молодые Михайловы говорят неуверенно. («Нельзя утверждать, что Он есть... И не поклянешься, что Он отсутствует»). Но в том, что обычаям надо следовать,— в этом они убеждены.
Газета «Комсомолец Кубани» недавно поместила заметку «Чем так жить, лучше не учиться». Ее автор думает об этом каждый раз, как получает стипендию. Но все-таки учиться продолжает...
Михайловы и на стипендию не рассчитывают и не считают, что «лучше не учиться». Хотя это отнюдь не просто — удовлетворить потребности семьи, где есть маленький ребенок. Двух стипендий старшекурсников хватает только на Ромино молоко. Ведь апрельское постановление Совмина РФ определяет стипендию в 25 процентов минимальной зарплаты—значит, 4275 рублей. Лена получает повышенную: 6.800.
Роману нужно в день полтора литра молока — это 350 рублей. Впрочем, пол-литра оплачивает государство — одну бутылку Михайловы могут брать бесплатно. Но даже тогда, когда молоко не оказывается прокисшим, все равно в месяц нужно 8 тысяч рублей только для одного этого продукта.
По данные краевого управления статистики, 22 тысячи рублей нужно, чтобы выкупить тот набор основных продуктов питания (19 видов), который обеспечивает физиологическое выживание. Но ведь есть еще траты на одежду и обувь. Комната в общежитии тоже дана не бесплатно. За нее надо сразу внести годовой взнос: 54 тысячи рублей (по 18 тысяч рублей за каждого из членов семьи).
В этой трудной жизни студентам пытается помогать университет: распределяет между ними гуманитарную помощь. Михайловым тоже однажды дали коробку с пайком натовского солдата («пакеты на 12 приемов пищи одним человеком»). Приходит на помощь и администрация края. Она выделила на это 280 миллионов рублей. Значит, по 3—4 тысячи на семью. Разовые выплаты давал и краевой комитет по социальной защите. Самая большая — десять миллионов (в общем-то, две тысячи на семью). Существенно, что каждый студент получает в день на питание плюс к стипендии еще два процента от ее размера.
Цены на продукты в краснодарских магазинах почти такие же, как в соседнем курортном городе Сочи,— существенно выше. чем в столице. Батон стоит двести рублей. Фантастически взвинчены цены в аптеках. Скажем, упаковка ферроплекса (сочетание аскорбинки с железом) стоит около полутора тысяч рублей. А в Москве — 70 (на Профсоюзной) или 300 (на ул. академика Павлова). Цены на оправы для очков доходят до пятидесяти тысяч.
Елена привозит из родного городка главным образом яйца и цыплят («к сожалению, только цыплят, а не кур. из которых хотя бы суп можно сварить»).
Впрочем, бывали и такие голодные дни, когда в доме не было ни картофелины, ни сухаря, не то что цыплят.
— Хорошо, что мы в общежитии. Если у нас нет (приехали только с практики и из экспедиции) — другие поделятся: у кого есть... Эта студенческая традиция осталась.
...Лена говорит «осталась» потому, что видит, как сильно изменился весь дух университета за те пять лет, что она учится. Все стало другим потому прежде всего, что будущее для студентов перестало быть гарантированным. Когда . она пришла учиться, студенты за время учебы заботились об одном — «пропитаться» культурой. Они больше читали, чем зубрили к экзаменам. Ведь не было тогда жесткого отношения к сдаче экзаменов и зачетам. Теперь несвоевременная сдача экзаменов или их несдача вообще не только лишает стипендии, но может стать причиной отчисления.
О коммерции тогда говорили мало. Больше волновали «вечные вопросы», поиск истины, смысла жизни. Сейчас в студенческой среде людей уважают прежде всего за умение «крутиться», доставать фирменные вещи... Еще пять лет назад это было маловажным. Главное, что ценилось,— интеллект.
В университете и в общежитии все чувствовали себя, как дома. Чванство (а у многих были очень известные родители) исключалось. Была масса студенческих праздников, а теперь Лена не может даже вспомнить, когда праздновался «День факультета».
Нищают не только студенты, но и преподаватели. Стали возможны взятки. Как пишет все тот же «Комсомолец Кубани», «с каждым семестром все больше студентов предпочитают во время сессии вкладывать в зачетку крупную денежную купюру. А во время учебных занятий проводят время не в аудитории, а на «толчке», торгуя ширпотребом стран третьего мира...».
К Михайловым это не имеет отношения. Они помогают себе по-другому.
Андрею — двадцать пять лет. Он старше большинства своих однокурсников. Те пришли в университет после школы, а он после армии и рабфака. Служил в воздушно - десантных войсках, полтора года — во Вьетнаме, в охране советника.
Учится на четвертом курсе истфака и специализируется на истории казачества. И сам из казацкого рода. Впрочем, отец его отошел от своего сословия и работает прорабом на стройке.
Летописец казацкой истории Андрей Михайлов, отнюдь не относится с пиететом к сегодняшним молодцам с нагайками, не видит в них преемников истинного казачества. Время от времени новые казаки заходят и в университетское общежитие, «чтобы навести порядок». Они заглядывают в комнаты, требуют документы. А студенты, глядя на них, вспоминают трагические события в общежитиях политехнического института Краснодара, где казаки устроили погром.
Женившись, Андрей спокойно относится к необходимости подрабатывать. Впрочем, это слово неточно. Он работает. Систематически тяжелым трудом зарабатывает на жизнь. В твердом убеждении, что «прежде всего я должен накормить семью».
У Андрея — несколько строительных профессий. И он какое-то время получал заказы на так называемой «бирже труда» Сенного рынка. Там каждый день собираются люди в надежде, что кто-то позовет их помочь по дому или на даче,— вскопать огород, вставить стекла, обить дверь. Когда-то таких заказов было много. Сейчас из-за размаха уголовщины заказчиков становится все меньше: ну кто решится привести в дом незнакомого левака с рынка... И Андрей пошел в грузчики. В аэропорт. Работа отнюдь не в зоне комфорта. Бесконтрольные наличные деньги привлекают людей и безответственных, и много пьющих.
Именно те тысячи рублей, которые Андрей зарабатывает в аэропорту, позволяют семье растить сына и учиться. Но, поджидая его, Елена беспокоится: к запоздалым прохожим липнет шпана.
— Это озлобленные, потерянные в жизни подростки. Но чаще всего достаточно сказать им: «Отстаньте, а то мне вас будет жалко». Отстают...
Рост Андрея — 188 сантиметров. Он хорошо тренирован — это видно любому.
Шпана распустилась в этом году. В самом общежитии тоже нельзя быть спокойным. Тут не только воруют на балконах пеленки с веревок, но, бывает, и взламывают двери в комнаты.
Так что, кроме зарабатывания средств для существования, глава семьи Михайловых должен в прямом смысле защищать жену и ребенка.
Очень скоро и Елена, и Андрей закончат университет.
В Краснодаре нам жилья не получить...
Значит, вернутся или в Крымск, или в Курганинск — к матери Андрея. Александра Степановна очень хочет, чтобы именно к ней приехала молодая семья.
Четырехкомнатный дом мать Андрея построила сама. Когда мы пришли к ней, она как раз занималась ремонтом — красила полы. Есть у нее и участок — 6 соток. Немного клубники, зелень, огурцы, картофель, лук, помидоры... Александра Степановна угостила нас своими яблоками— очень вкусными...
Всю жизнь работала, а стаж до пенсии не дотянула, подвело здоровье, сильный сахарный диабет. Поэтому пока живет с бабушкой Андрея, своей матерью, на ее скудную пенсию — 22 тысячи рублей. Работники общественного питания (а она повар) традиционно считаются зажиточными людьми. Но Александра Степановна — явное исключение: никаких накоплений и живет очень скромно.
— Андрей приезжает, к сожалению, редко, да ведь понятно-только в один конец дорога для троих стоит 4 тысячи... А приехав, сразу хватается за работу— участок вскопает, отремонтирует что-нибудь в доме, принесет побольше воды — колонка на улице, далеко.
— Он делился с вами, выбирая истфак? Почему не остался с вами?
— Многие его сверстники устроились здесь, дома, выстроились, нашли работу. Но Андрей всегда тянулся к знаниям, очень много читал, даже испортил зрение. Это выяснилось перед армией. И потом жена моего брата—тоже учитель истории. Как-то на него это повлияло. Андрей хочет и будет педагогом.
...Не так давно примерно 80 процентов всех выпускников истфака получали назначение в школы. Сейчас этого нет. По большей части у студентов свободные дипломы. Поэтому выпускники устраиваются на работу сами. Часто учителями. Но плата за этот труд крайне мала, уже нет никаких льгот для молодых специалистов, жилье дают только в сверхдальних районах, на хуторах... Потребность края в учителях — всего лишь полторы-две тысячи человек. К тому же на учительские вакансии сейчас пришли мигранты, беженцы.
Парадоксально: нынешние доходы студентов Михайловых выше доходов многих молодых учителей, уже закончивших университет. Молодые специалисты получают в лучшем случае 30 тысяч рублей. Правда, недавнее повышение минимальных окладов бюджетников несколько увеличит зарплату. Но прирабатывать все равно придется, а такую возможность в глубинке найти труднее, чем в большом городе Краснодаре.
— Ну так, значит, я не буду работать в школе, как хотелось бы. Найду что-то другое. Словом, на ящиках моя семья сидеть не будет...
Как сложится судьба математика
В Курганинске Лене будет трудно найти работу. И она прикидывает разные варианты будущего. Заканчивает университет она в двадцать два года. Тоненькая и невысокая, Лена все-таки акселератка: в шеей? лет пошла в школу, в шестнадцать закончила ее с медалью, в семнадцать уже была (при очень высоком конкурсе) на математическом факультете университета, в восемнадцать вышла замуж. «Первая из всех одноклассниц. И притом без всякой видимой причины: не то чтобы беременная или рожать собиралась».
— Кто кого уговорил на рисковый ранний брак?
— Да мы дружили уже два года, прежде чем поженились.
Тогда это не представлялось чем-то рисковым — на первых курсах женились многие. И время было такое, что будущее представлялось планируемым.
Лена убеждена, что переход к рынку и неизбежен, и необходим. Но она еще не умеет действовать в новых условиях неопределенности: ее личность сложилась в четкой регламентированной государственной системе, где интеллигентность была престижной и образование давало почти твердую гарантию на хорошую работу.
Сейчас нет такого. Даже, может быть, нет возможности оставаться в интеллигентной среде и иметь работу по специальности.
Больше всего Елене хочется оттянуть прыжок в неопределенность. Она даже не пытается пока узнать, на каких предприятиях потенциально могла бы работать (в том же родном Крымске), какие там компьютеры, какой принят на них математический язык. Не пытается, хотя знает, что это было бы хорошо: узнать все заранее и подготовить диплом применительно к будущей работе — скажем, разработать на университетской базе матпрограмму для производства, которое захотело бы ее взять. Хорошо бы! Знает. Однако покорно пишет курсовую работу совсем на тугую тему: «Матпрограмма для управления спутниками Земли».
Впрочем, не так проста смышленая Елена, привыкшая много и хорошо учиться. Она решила получить еще одну специальность — поступить после окончания математического факультета на экономфак. Поучиться на дневном отделении (в том году, что учится в университете Андрей), а потом перейдет на заочное. Считает, с двумя дипломами она будет более желанной производству.
Неплохой вариант. Он позволяет не сразу оторваться от уже привычного (ставшего милым) уклада жизни в университетском общежитии, где есть люди, «подобные тебе», и некоторая гарантия государственной поддержки.
— А если придется работать не по специальности? Просто там, где больше заплатят?