О чужом опыте и чужих секретах
День за днем. События и публикации 14 сентября 1993 года комментирует обозреватель Андрей Жданкин*
Сентябрь. 14-е. До октябрьских событий чуть меньше месяца. Атмосфера в Москве наэлектризована. Искрит. Кажется, что-то обязательно вот-вот произойдет. Столица бурлит, живет ожиданием — чего-то интуитивно желанного, волнующего, свежего и пока еще не пережитого ни разу. Чувствуешь себя матросом в феврале 1917-го. Хотя никто и предположить не может, каким трагичным окажется это «что-то». Да, холодно, голодно, не хватает денег. И надежды на скорое лучшее и светлое будущее тоже нет. Но, все равно, о возможности гражданской войны не то, что говорить, даже думать никто не хочет. Упаси, Бог!
Гораздо больше волнуют проблемы близкие, сиюминутные: что делать с приватизационными чеками («Президент подумал и решил, что Чубайс более прав, чем Лобов» — «Известия»; «Президент опять передумал» — «Независимая газета»), что творится в коридорах власти («Владимир Лукин, возможно, будет отозван из Вашингтона. Политические рокировки в высших эшелонах МИД» — «Независимая газета»), сколько будут стоить еда и услуги при нынешней галопирующей инфляции («Киловатт подорожал в 13 раз» — «Российская газета»).
Интересно и как проходит приватизация «у них», и вообще — знакомо ли там, на Западе, такое понятие. Оказывается — знакомо. Заметка в «Известиях» — «Приватизация во Франции: Первыми проданы будут банки». «Министр экономики Эдмон Альфандери объявил, что осуществление широкомасштабной программы приватизации во Франции начнется с денационализации одного из крупнейших банков страны — «Банк насьональ де Пари» (БНП)».
Если говорить в целом, то речь идет о так называемо «второй волне» денационализации во Франции, где как раз только-только был принято новый закон «О приватизации». И нашим приватизаторам тогда стоило бы взять на заметку эту заметку, уж простите за каламбур. Опыт Франции, регулярно распродающей госсобственность и столь же регулярно ее национализирующей, был бы бесценен.
Решением основных вопросов приватизации во Франции занималась Комиссия по приватизации — структура, имеющая статус государственного органа и не подчиняющаяся другим государственным учреждениям.
Члены Комиссии — семь человек — избирались Национальным собранием. Они не имели права занимать какие-либо другие должности и не должны были прямо или косвенно быть связаны с приватизируемыми предприятиями. Им запрещалось также входить в состав административных советов, наблюдательных советов коммерческих акционерных компаний. Основная задача Комиссии состояла в определении минимальной цены акции приватизируемого предприятия, разработка условий приватизации и контроль за их соблюдением. Комиссия устанавливала общее количество акций, которые эмитировались в процессе приватизации, их стоимость, порядок распределения или продажи, круг потенциальных покупателей.
Во всяком случае, внимания заслуживала так называемая «сегментация» продажи акций различным группам акционеров. То есть, приватизируемые акции распределялись следующим образом: иностранным инвесторам — 20%, персоналу — 10% (со скидкой до 20% от установленной цены). Еще от 15% до 30% разрешалось продавать так называемому «стабильному ядру» акционеров — группам предприятий и кредитных учреждений. Однако каждая такая группа могла приобрести от 0,5% до 5% акций. И на эти акции накладывалось обязательное условие: их нельзя было перепродавать в течение определенного минимального срока (обычно 2 года). Считалось, и не безосновательно, что наличие таких «твердых ядер» обеспечит стабильность контроля над управлением приватизированным предприятием и сохранит среднесрочную стратегию его развития. Кроме того, это служило защитой от бесконтрольной скупки акций предприятий внешними инвесторами.
К слову, 20-процентное ограничение для иностранцев вызвало негативную реакцию, в частности, США. Как пишут «Известия», «Нелицеприятная критика в адрес французского правительства прозвучала недавно из уст нового посла США во Франции Памелы Гарриман. Она выразила недовольство тем, что Париж решил ограничить иностранный капитал в приватизируемых компаниях 20 процентами… Выступая перед французскими и американскими бизнесменами, она привела в качестве примера свою собственную страну: «За исключением редких случаев, связанных с национальной безопасностью, мы не подвергаем дискриминации иностранных инвесторов».
Не могу не отметить и то, что приватизация особо крупных государственных компаний во Франции осуществлялась под пристальным наблюдением правительственных структур. Кроме того, все условия и результаты аукционов и тендеров широко освещались в СМИ. Журналисты чуть ли под микроскопом изучали каждую сделку. В результате на начальном этапе приватизации 90-х Франции удалось избежать главной опасности — концентрации акций в руках одной компании или физического лица, а также ухода отечественных предприятий под контроль иностранцев.
Отмечу еще одну заметку из разряда, казалось бы, проходных, так сказать — «обычноежедневных» заметок о том, что они там, на Западе, творят и как они рады тому, что у нас тут «демократия»: «Торговые ограничения КОКОМ будут сняты, если Россия выполнит ряд условий». «В жестком каркасе ограничений КОКОМ (Координационный комитет по контролю над экспортом) появились новые трещины. США предложили проект кардинальной реформы этой организации. Вашингтон подтверждает свои прежние обещания поэтапно свернуть все препоны на пути передовой технологии в страны бывшей Восточной Европы и бывшего СССР и предлагает на месте КОКОМ, не отказываясь от «наработанного» опыта, создать систему контроля за экспортом в развивающиеся страны обычных вооружений, сырья и ноу-хау двойного назначения. Проект передан на рассмотрение правительствам «семерки». <…> В списке «неблагонадежных» стран, составленном Соединенными Штатами, значатся, понятно, Ливия, Иран, Ирак, КНДР. Вместе с тем критерии четко не определены. Кого относить к категории «развивающихся»? Индию, которой Россия должна поставить криогенные ракетные двигатели? Украину, которая хотела бы в рамках ООН перейти в эту категорию? Таджикистан, испытывающий как независимое суверенное государство давление со стороны оппозиции и проблемы со строительством собственных вооруженных сил? <…>»
Ну, правда, что тогда обыватель знал о КОКОМ? Ничего. И о технологиях двойного назначения — тоже, практически, ничего. У особо начитанных название КОКОМ вызывало ассоциации с придуманными братьями Стругацкими комиссиями КОМКОН и КОМКОН-2. А особо осведомленные могли даже, поднатужившись, провести параллели между деятельностью КОКОМ и КОМКОН-2.
На самом же деле, если мне не изменяет память, в задачи вымышленной комиссии, главным образом, входил контроль за соблюдением ограничений на сомнительных с этической точки зрения научных исследований. Сдерживали до поры до времени, так сказать, особо ретивых и особо романтичных молодых ученых, отказывавшихся признавать потенциальную опасность своих экспериментов.
А вот реальный КОКОМ занимался куда более приземленными вещами. В первую очередь, эксперты комитета составляли перечни товаров и технологий, строжайше запрещенных к экспорту в страны СЭВ. Речь, само собой, о периоде «холодной войны». Кроме того, в задачи КОКОМ входила разработка ограничений по использованию товаров и технологий, в виде исключения разрешенных для поставки в страны «восточного блока». Главным «достижением» Комитета была разработанная и проводимая им стратегия «контролируемого технологического отставания», согласно которой техника и технология могли продаваться в социалистические страны не раньше чем через четыре года после их серийного выпуска.
Первые шаги в направлении ограничения «высокотехнологичного» экспорта в Советский Союз и другие соцстраны был сделан Соединенными Штатами еще в 1949 году. Тогда был принят закон, согласно которому перечень американской промышленной продукции, разрешенной к экспорту «на Восток», определялся строго федеральным правительством. Оно же контролировало и характер и состав технической информации, публикуемой «открыто».
Однако очень скоро стало понятно, что действий только правительства США явно не достаточно. И уже в конце 49-го года Вашингтон склонил западных союзников к тому, чтобы и они присоединились к ограничительным мерам в отношении «восточного блока». Было решено создать постоянно действующий рабочий орган — КОКОМ. Так возникла и с января 1950 года начала функционировать новая, не имеющая официального статуса международная организация.
Членами КОКОМ были 17 государств: США, Канада, Австралия, Япония, Великобритания, Бельгия, Дания, Франция, ФРГ, Греция, Италия, Люксембург, Нидерланды, Норвегия, Португалия, Испания, Турция. Кроме того, в вопросах экспорта с этой организацией сотрудничали такие страны, как Австрия, Финляндия, Ирландия, Новая Зеландия, Швеция и Швейцария.
Список же стран, в которые запрещался экспорт новейшей западной промышленной продукции, наукоемкой технологии и технической информации, выглядел значительно скромнее — всего 12 государств: Албания, Болгария, Венгрия, Вьетнам, ГДР, Кампучия, КНДР, Монголия, Румыния, Польша, СССР и Чехословакия.
Штаб-квартира КОКОМ долгое время находилась на территории американского посольства в Париже. Повторю, официального статуса Комитет не имел. А потому, его решения с юридической точки зрения не являлись обязательными. Однако более 40 лет они были фактически законом для каждого участника.
Особо активизировалась деятельность Комитета после 1979 года, когда наши ввели войска в Афган, и событий в Польше в начале 80-х.
Тем не менее, Советскому Союзу удавалось весьма успешно обходить всевозможные препятствия и запреты. Своими глазами видел, то ли в 79-м, то ли в 80-м, лазерный принтер (это тогда, когда он них, как говорится, слыхом не слыхивали) без каких-либо фабричных опознавательных знаков и номеров. Товарищу, который работал в «ящике», в лабораторию принесли такой и сказали: «Разберите, выясните принцип действия и скажите, можем ли производить такой у нас в стране». На вопрос «что это и откуда?» ответили: принтер, оттуда. Потом окольными путями вызнали — несколько таких принтеров через третьи страны удалось вывезти советской разведке. Их отдали на растерзание ученым и инженерам. Увы, вердикт ученые мужи тогда вынесли неутешительный: принцип понятен, но уровень имеющихся технологий в компьютеростроении и смежных отраслях в СССР не позволяет производить такой.
Зато американцы, зная, что мы активно крадем у них секреты, любили «подшутить». Забавную историю мне рассказали ребята из одного НИИ, в свое время бывшим одим из головных институтов в области разработки и проектирования ЭВМ. Накануне испытаний очередной «нелегальной» машины случилось ЧП — на одной из электронных плат отломился уголок, а на нем несколько деталей. Паять новую плату времени уже не было — запихали в стойку эту. Запустили машину. Час работает, два, сутки, пять. Все тесты прошла, «военную приемку» прошла, комиссия ее приняла. Но производителям стало интересно, а что будет, если отломить еще. Отломили — все работает. Попробовали «урезать» дальше — все ок. В итоге, чуть ли не на треть «облегчили» устройство без потери функциональности и работоспособности. Потом уже стало известно — это янки так шутили: зная, что наши крадут чертежи, подсовывали схемы с избыточными «наворотами». А наши копировали «один в один». В результате, появилась шутка «наши микро-ЭВМ — самые большие микро-ЭВМ в мире!»
Добавлю, что издевались американцы так не только над «советами». Поживиться чужими секретами любили и японцы, особенно, после Второй мировой войны, когда страна только «вставала с колен». Украв однажды чертежи какого-то там супер-навороченного насоса, и попытавшись его построить, они с удивлением обнаружили, что согласно схемам в этом насосе должна быть дырка там, где ей быть не положено, ибо она препятствует работе устройства. В итоге, много лет они производили эти насосы с дырой, которую просто «забивали» болтом с гайкой. И уже по прошествии лет выяснилось, что так над шпионами из Страны восходящего солнца подшутили коллеги из Лэнгли.
Что касается КОКОМ, то он постепенно свернул свою работу. А ему на смену пришли так называемые Вассенарские соглашения, которые были заключены в 1996 году в нидерландском городе Вассенаре. Тридцать три страны, в том числе и Россия, договорились координировать усилия в вопросах контроля за экспортом обычных вооружений и высоких технологий, в том числе, товаров и технологий «двойного применения», в страны с нестабильными политическими режимами и в регионы, где продолжаются конфликты.
Андрей Жданкин. Профессиональный журналист. Окончил Московский государственный университет имени Ломоносова. В 1991 году – обозреватель «Российской газеты». После августовских событий (ГКЧП) – официальный пресс-секретарь Государственной комиссии по расследованию деятельности органов КГБ в путче, образованной указом Президента СССР М.Горбачева (комиссия С.Степашина). После «Российской газеты» (пунктирно) – еженедельник «Россия», «Совершенно секретно», несколько журналов «с нуля», участие в избирательных кампаниях федерального уровня.