У американских ракетных триумфов также было немецкое начало
К такому выводу приходит в конце своих воспоминаний Б. Е. Черток.
Окончание. Начало см. «Известия» № 54, 55, 56, 57, 58.
Какова же в целом роль немецких работ в становлении всей современной ракетно-космической техники?
Самым главным их достижением, пожалуй, следует считать не те работы, которые они выполнили во время пребывания в Советском Союзе или в США, а то, что они успели сделать до 1945 года. Создание такой мощной научно-исследовательской базы, как Пенемюнде, разработка ракетной системы А-4, ее массовое производство, начало работ над перспективными конструкциями — баллистическими, крылатыми, составными, различного типа зенитными ракетами — вот тот фундамент, та стартовая площадка, с которой дальше пошли и мы, и американцы.
Организация разработки пакет в Германии во время войны представляла пример того, как государство, даже находящееся в тяжелом положении, способно сконцентрировать свои возможности для решения крупномасштабной научно-технической задачи.
Американцы при освоении немецких ракетных достижений пошли по другому пути, чем мы. Они не готовили своих специалистов на территории Германии, не создавали чего-либо, напоминающего наш Совет главных конструкторов. У них не было своего ракетного лидера подобного С. П. Королеву. Соответственно и судьба немецких ракетчиков, вывезенных в 1945 г., сложилась иначе. В Хантсвилле им построили хорошую экспериментальную и производственную базу. Первое время немецкую команду тоже «придерживали», видимо, из патриотических соображений. Американская самоуверенность и самоуспокоенность своим превосходством была потрясена известием о запуске Советским Союзом первого спутника, который вывела на орбиту знаменитая межконтинентальная ракета Р-7.
Американская программа запуска первого спутника с помощью чисто американской ракеты в это время буксовала. Тогда призвали на выручку немецких специалистов. И первый американский спутник был запущен ракетой «Юнона-1», созданной в 1958 году под руководством Вернера фон Брауна. А вершиной его деятельности, подлинным триумфом стала ракета «Сатурн-5», с помощью которой была осуществлена пилотируемая лунная программа «Аполлон». У нас в силу сложившихся обстоятельств немецкие специалисты не сыграли такой крупной роли.
И все-таки бесспорно, что Германия оказала громадное влияние на мировую ракетную технику. Для советских ракетчиков особенно важное значение имела объединившая их работа в Германии. Мы восприняли у немцев доктрину эффективности беспилотной бомбардировки с помощью ракет на очень большие расстояния. Для них в военные годы она была просчетом. Для нас с появлением атомного оружия — реальной надеждой на сохранение мира из-за создания угрозы ответного атомного удара. Когда родился альянс пакетного и атомного оружия, им практически одновременно овладели обе стороны, ставшие противоборствующими в холодной войне, — СССР и США. Это долгое время поддерживало мир на нашей планете. «Секретное оружие возмездия» немцев благодаря объединению с ядерным оружием и интенсивному техническому развитию превратилось в реальную угрозу страшного возмездия всему человечеству, если оно потеряет разум.
Технический опыт немцев, конечно, сэкономил нам много лет творческой работы. Ведь о баллистических ракетах в годы войны у нас думал только С. П. Королев в своем казанском заточении. И то он предлагал делать баллистические ракеты твердотопливными, потому что не верил, что жидкостные двигатели могут дать необходимую громадную мощность. А у немцев мы увидели мощные жидкостные двигатели. Это научило нас не бояться масштабов. Наши военные руководители перестали смотреть на ракету как на снаряд, для которого просто надо придумать получше «порох». А ведь именно это лежало в основе нашей предвоенной доктрины.
В Германии мы поняли, что ракетная техника не под силу одной организации или даже министерству — нужна мощная общегосударственная кооперация. И, главное, необходимо приборостроение, радиотехника и двигателестроение высокого уровня. Перед самой войной немцы, не стесняясь, продавали нам образцы самолетов с автопилотами и новейшим радиооборудованием. Они были уверены, что мы быстро не сможем перенять эту технику — в СССР не было соответствующей приборостроительной базы и технической культуры.
Когда мы стали создавать ракету Р-1, то Рязанский и Пилюгин получили в свое распоряжение завод 885, который делал полевые телефоны (для вызова надо было крутить ручку индуктора). Вот ведь с чего мы начинали. В то время как у немцев была прекрасно развитая приборостроительная, электротехническая и радиопромышленность. Даже американцы признавались, что их технический уровень военного времени не соответствовал тому, что требовала ракетная техника.
И то, что мы после тяжелейшей войны усвоили и превзошли немецкие достижения за очень короткие сроки, имело огромное значение для общего подъема технической культуры в стране. Ракетостроение стало исключительно сильным стимулом для развития новых научных направлений: электронной вычислительной техники, кибернетики, газодинамики, математического моделирования, поисков новых материалов.
С точки зрения «человеческого фактора», как принято сейчас говорить, мы поняли, как важно иметь сплоченное интеллектуальное ядро специалистов разных областей. Наше единство, которое сформировалось в Германии, сохранилось и после переезда в СССР, хотя все мы оказались в разных министерствах. И это было не на словах, не в лозунгах, а на деле, несмотря на сложные личные отношения между некоторыми главными конструкторами, их заместителями, министрами, военными и правительственными чиновниками.
Я помню, когда случился сильнейший пожар в НИИ-885, Королев пришел ко мне и сказал: «Проверь свои стенды, чтобы они все работали, и передай Рязанскому и Пилюгину». И я это безропотно сделал. Точно так же помогали и другие организации. Хотя с формальной точки зрения это было преступлением. Безвозмездно, без всякого постановления правительства что-то передавать из одного министерства в другое, да еще при этом оголяя собственную организацию, — за такое ведь, в лучшем случае, снимали с работы.
Но мы понимали, что это нужно для дела, которому мы служим. И шли на риск, несмотря на все бюрократические препоны. Совет главных конструкторов тогда был сильнее любых министерских перегородок. И это было единство, родившееся в Германии, при изучении ракетной техники, при совместной работе в институтах «Рабе», «Нордхаузен», «Берлин».
И в заключение, наверное, надо сказать главное. Да, мы выпустили страшного «джинна из бутылки». И человечество будет уничтожено, если утратит разум. Но ведь вместе с этим «ракетным джинном» родилась на свет и космонавтика, которая уже навсегда останется с человечеством.