У советских ракетных триумфов было немецкое начало
Продолжение. Начало см. «Известия» № 54, 55, 56.
4. Из Подлипок в Капустин Яр
Подмосковная железнодорожная станция с поэтическим названием «Подлипки», вспоминает Б. Е. Чертой, стала нашим местопребыванием в Советском Союзе, сюда прибыл наш спецпоезд из Германии. В аэродромных ангарах, примерно на том месте, где сейчас Центр управления космическими полетами в подмосковном Калининграде, разместили собранные нами в Тюрингии ракеты А-4.
В соответствии с постановлением ЦК партии и Совета Министров в Подлипках создавался НИИ-88. Организовывалась широкая кооперация, за действенность которой также отвечал институт. Главным инженером стал Юрий Александрович Победоносцев, с которым я познакомился раньше, по совместной работе в НИИ-1. Он короткое время был в Германии в институтах «Берлин» и «Нордхаузен». Я был назначен его заместителем. С. П. Королев руководил отделом № 3 СКБ института и был главным конструктором баллистических ракет дальнего действия. Если в Пенемюнде в руках Вернера фон Брауна была вся цепочка от разработки до запуска и сосредоточены все специалисты, то у нас дело было поставлено иначе — на основе широкой кооперации. По отдельным направлениям были назначены главные конструкторы в соответствующих министерствах. В. П. Глушко остался в министерстве авиационной промышленности и стал главным конструктором ракетных двигателей. В Министерстве промышленности средств связи создавался НИИ-885, для разработки всего радиокомплекса и автономного управления, необходимого для ракет. Главным конструктором был назначен М. С. Рязанский, а его замом по системам автономного бортового управления — Н. А. Пилюгин. В. Н. Кузнецов назначался главным конструктором гироскопических приборов и остался в Министерстве судостроения. В. П. Бармин стал главным конструктором стартовых комплексов и заправочного оборудования. У каждой из головных организаций существовала своя очень разветвленная кооперация.
Все эти люди побывали в Германии, знали друг друга, признали авторитет С. П. Королева. И практически еще в Германии сложился тот орган, который стал идеологическим центром, коллективным руководителем развития ракетостроения — Совет главных конструкторов. Председатель — С. П. Королев. Долгое время этот Совет не был оформлен никаким постановлением, а был изобретением самих главных конструкторов. Они прекрасно понимали, что без него, при ведомственной разобщенности и разбросанности по разным министерствам, ничего у нас не получится.
В сентябре 1947 года на своем спецпоезде мы отправились в Капустин Яр. Здесь Министерство Вооруженных Сил СССР создавало место для испытаний ракетной техники, которое именовалось тогда Государственным центральным полигоном. Капустин Яр — старинный городок в низовьях Волги. В пойме, которая обычно не заливается водой. Это междуречье Волги и Ахтубы. А дальше впереди, по направлению стрельбы, незаселенные заволжские степи, на расстоянии около тысячи километров никаких серьезных населенных пунктов нет. Кстати, именно здесь сейчас Президент России Б. Н. Ельцин предложил селиться советским немцам и восстанавливать свою автономию.
Все службы полигона в сентябре 1947 г. практически еще не были готовы или находились в стадии начала работ. Офицеры кое-как разместились в небольшом городке. Солдаты жили в палатках и землянках.
Для начала силы бросили на завершение стройки стенда для огневых испытаний. Он был совсем рядом от нашего спецпоезда. Недалеко находился и аэродром, где самолеты садились на грунтовую полосу. А вот стартовая площадка располагалась далековато — примерно в 15 километрах. Здесь начали строить и командный бункер.
Под монтажно-испытательный корпус выстроили деревянный барак — холодный, продуваемый. Мы в нем начали горизонтальные испытания ракеты.
Наконец вывезли ракету на огневой стенд. Но нам никак не удавалось запустить двигатель. «Зажигалки» — специальные электрические устройства, которые воспламеняют горючее, — вышибало, и двигатель не запускался. Недостатки были в основном в системе пускового электрооборудования. То одно реле отказывало, то другое…
Все эти случаи яростно обсуждались на заседаниях Государственной комиссии, председателем которой назначен маршал артиллерии Н. Д. Яковлев.
Отчитываться надо было за каждое движение. В состав комиссии входили не только такие высокие начальники, как Д. Ф. Устинов, но и заместитель Берия — Серов. И все мы были, как говорится, «под колпаком». В том числе даже сам председатель комиссии. Но надо сказать, что за все время никто из нас не пострадал, хотя «дамоклов меч» расправы висел над каждым.
Первый пуск осуществлен 18 октября 1947 г. в 10 часов 47 мин. Второй — 20 октября. Еще на активном участке полета зафиксировали сильное отклонение ракеты влево. С расчетного места падения докладов не поступало, а полигонные наблюдатели не без юмора доложили — «пошла в сторону Саратова». Через пару часов на экстренном заседании Государственной комиссии Серов выговаривал нам:
— Вы представляете, что будет, если ракета дошла до Саратова. Я вам даже рассказывать не стану, вы сами можете догадаться, что произойдет с вами со всеми.
Мы быстро сообразили, что до Саратова более 270 километров, которые ракета должна была преодолеть, поэтому не очень волновались.
Потом оказалось, что она благополучно преодолела 231 километр, но отклонилась влево на 180 километров. Надо было искать причину. И тут, как это ни было обидно для нас, Устинов принял решение привлечь немцев. До этого доктор Магнус, специалист в области гироскопии, и доктор Хох — знаток в области электронных преобразований и управления сидели на полигоне без особого дела. Устинов им сказал: это ваша ракета, ваши приборы — разберитесь. Они засели в вагон-лабораторию и начали экспериментировать с полным набором всех штатных приборов управления, и выявили причину вредной помехи. Сделали необходимые изменения на очередной ракете, и эффект сказался сразу — отклонение стало небольшим.
Устинов на радостях приказал выдать каждому немецкому специалисту и их помощникам огромные по тем временам премии — по 15 тысяч рублей и канистру спирта на всех. Мы дружно отметили успешный запуск.
Всего мы запустили 11 немецких ракет, и 5 из них дошли до цели. Процент действенности примерно был такой же, как у самих немцев во время войны. Из 11 пущенных ракет 5 — сборки «Нордхаузена», 6 — сборки завода 88, но агрегаты и детали — немецкие. И те и другие оказались одинаково ненадежными.
Много лет спустя, на месте первой стартовой позиции 1947 года в виде памятника установлена ракета Р-1 — внешне точная копия Л-4. К этой задаче — созданию отечественных ракет — обогащенные опытом испытаний А-4, мы и перешли сразу по возвращении из Капустина Яра.
Чисто технически эта задача для нашей страны тех лет была невероятно трудной. Нам потребовалось массу технологий создавать заново. Кроме того, где брать материалы? Причем, принципиально новые материалы, которые наша промышленность никогда раньше не делала. Только ведущих НИИ и КБ, создававших ракеты Р-1, было 35 и основных заводов 18.
Несмотря на требование высокого начальства: «Сделать точную копию», мы иногда отказывались от этого. Реально действовало более разумное требование: чтобы было не хуже, чем у немцев по основным техническим характеристикам.
Надо признать, что уже в 1948 году ракета Р-1, воспроизводившая немецкую А-4, морально устарела. И тем не менее, все были единодушны в том, что необходимо освоить не только производство, но и эксплуатацию этих ракет, принять их на вооружение. Надо было иметь реальную продукцию для вновь создаваемых производств, осваивать передовые технологии, учить не только рабочих, но и студентов в вузах, солдат в ракетных частях и офицеров в военных академиях.
Осенью 1948 года мы в своем родном спецпоезде снова отправились в Капустин Яр. Госкомиссия была рангом пониже, возглавлял ее С. И. Ветошкин. Но на пуски прилетело самое высокое начальство, которое своим дотошным контролем доставляло нам хлопот не меньше, чем технические неприятности.
На испытания доставили двенадцать ракет Р-1. Со старта ушло девять, и семь из них дошли до цели. Точность попадания была выше, чем у трофейных. Но все равно, это оружие нельзя было еще назвать надежным. Правда, шли опытные пуски.
Попробуйте-ка сейчас в наших великолепных цехах, на прекрасном оборудовании сделать новую ракету за год. Дайте персоналу любые пайки и премии — не сделают. А мы сделали. Первую серию, вторую, третью. В 1951 году Р-1 была принята на вооружение. Параллельно продолжалась работа над другими ракетами, и за десять лет мы прошли путь от Р-1 до Р-7 — первой межконтинентальной ракеты. Она до сих пор служит и космонавтике.