Президент «укрепляет» правительство
События и публикации 4 июня 1992 года комментирует обозреватель Олег Мороз*
Команду реформаторов «разбавляют» «красными директорами»
В конце мая – начале июня 1992 года в правительстве Гайдара появились несколько новых вице-премьеров. Пресса встретила эти назначения иронично-настороженно. «Известия» за 3 июня, заметка Михаила Бергера: «Новые назначения Ельцина – вероятность «абалканизации» правительства Гайдара».
Неологизм «абалканизация» – от фамилии академика Абалкина, одного из главных тогдашних противников гайдаровских реформ. Здесь намек на то, что реформаторское правительство начинает утрачивать свою однородность и, соответственно, реформаторскую дееспособность.
«Вице-премьерство у нас становится массовой профессией, – иронизирует автор, – в течение нескольких дней у нас появилось целых четыре новых зампреда: Георгий Хижа, Виктор Черномырдин, Анатолий Чубайс и Владимир Шумейко. Начав со скромного числа заместителей председателя правительства в три штатные единицы (Геннадий Бурбулис, Егор Гайдар, Александр Шохин), президент довел число вице-премьеров до семи, из которых два – первые. Если так пойдет и дальше, скоро на Старой площади не останется свободных кабинетов членов Политбюро, которые занимают теперь высшие должностные лица правительства. Как заметил по Российскому телевидению один из нынешних обитателей такого кабинета, трудности подобного рода уже начинают возникать».
В этом тексте есть некоторая неточность. Геннадия Бурбулиса к этому времени уже не было в правительстве. Кроме того, 4 июня появился еще один вице-премьер – Борис Салтыков (этого автор заметки, естественно, еще не мог знать). Но, в общем, количество «вице» действительно достигло семи, и проблема с кабинетами стала давать о себе знать.
Еще один ироничный заголовок, «Независимая газета» за 4 июня 1992 года: «Продолжается набор вице-премьеров в новое правительство Ельцина».
Как видим, тогдашнее российское правительство называется то правительством Гайдара, то правительством Ельцина. Формально правительство действительно возглавлял президент Ельцин, однако фактически кабинетом реформаторов, как мы знаем, руководил Егор Гайдар.
«Независимая газета» дает довольно близкую к истине оценку происходящего:
«Экономическая команда Гайдара все более разбавляется традиционными генералами советской промышленности».
В общем-то, назначив новых вице-премьеров, Ельцин сделал то, что обещал реакционному, коммуно-патриотическому в большинстве своем, настроенному против реформ Съезду, – «укрепил» команду Гайдара «специалистами-практиками, которые имеют опыт работы в отраслях» (правда, чтобы эта компания в глазах либералов не выглядела бы слишком уж одиозной, президент внедрил в нее и чужеродного ей Чубайса). Такое «укрепление», по замыслу Ельцина, должно было ослабить давление оппозиции на правительство и на него самого.
Однако Гайдар воспринял эти назначения несколько иначе:
«Почти сразу после съезда почувствовал: из ближнего окружения президенту настоятельно советуют окоротить возомнивших о себе реформаторов, создать дополнительные противовесы. Именно в это время начинает, как грибы после дождя, расти число отраслевых заместителей председателя правительства… Все признаки возросшей дистанции (между ним, Гайдаром, и Ельциным – О.М.) – не явные, не выраженные, на полутонах. Личные отношения по-прежнему прекрасные, при встречах президент заверяет в твердой поддержке стратегического курса в экономической политике. Но тонко чувствующая атмосферу в верхних эшелонах власти политическая элита уже знает: правительство реформ могут ждать неприятные неожиданности. Лишь три-четыре месяца спустя, на фоне явного и быстрого ухудшения отношений между президентом и парламентским большинством, апрельский нарыв постепенно рассасывается».
В действительности, назначая целую связку новых вице-премьеров, Ельцин мог в равной мере руководствоваться и тем, и другим соображением: с одной стороны, он делал очередную (обещанную) уступку коммуно-патриотической оппозиции, с другой – создавал этот самый противовес реформаторам: как мы знаем, построение системы сдержек и противовесов было его любимым занятием. Вполне очевидно, что предпринятый Гайдаром на апрельском съезде первый самостоятельный политический шаг – заявление об отставке – не мог ему понравиться. Да он и не скрывал этого.
Особенно болезненным была для Гайдара замена его твердого единомышленника министра топлива и энергетики Владимира Лопухина на «крепкого хозяйственника», «красного директора», в ту пору руководителя «Газпрома» Виктора Черномырдина. Замена эта была в высшей степени неожиданной. Ельцин объявил о ней в момент открытия совещания по проблемам нефтегазового комплекса, на котором Лопухин должен был сделать очень важный доклад (он к нему тщательно готовился).
Можно себе представить, что в этот момент почувствовал отставляемый министр, которому ничего не объяснили, ни о чем не предупредили… Но Ельцин нередко бывал жесток к людям.
Впервые президент осуществил замену, не обсудив ее предварительно с Гайдаром. Это было еще одним дурным предзнаменованием. Во всяком случае, так ее восприняли многие из тех, кого называют аналитиками. По их мнению, перестановки в правительстве могли означать, что начинается смена экономического, да и связанного с ним политического курса: дескать, центр тяжести реформ может быть перенесен с развития частного сектора на упрочение позиции государственного со всеми вытекающими отсюда последствиями.
«Разногласия по кадровым вопросам у нас с президентом возникали еще в период формирования правительства. Случались они и позже. Мы их обсуждали, и принималось согласованное решение. На этот раз произошло иначе, все было решено за моей спиной. Не скрою, это явилось для меня серьезным ударом. И дело не только в том, что без консультации отправлен в отставку единомышленник и соратник, много сделавший для реформирования важнейшей отрасли народного хозяйства, – я понял, что мои возможности отстаивать перед президентом свою точку зрения подорваны и что на его поддержку рассчитывать не приходится. А это в конкретной политической ситуации неизбежно грозит деформацией реформ».
Первым побуждением было опять немедленно подать в отставку. Однако после мучительных сомнений Гайдар все же решает остаться. Рассуждение – то самое, которым главный российский реформатор руководствовался не однажды: приходится идти на жертвы, чтобы спасти главное.
«Все достигнутое нами еще предельно непрочно. Российский рубль не введен. Масштабная приватизация подготовлена, но не начата. Короче, реформы еще в высшей степени обратимы. Можно было, конечно, сделать красивый жест – уйти, но это напрочь перечеркивало бы все, чего с таким трудом удалось добиться».
Годы спустя, анализируя просчеты реформаторов, Петр Авен, министр внешнеэкономических связей в правительстве Гайдара, писал, что один из таких просчетов заключался в «недопустимом уровне соглашательства», которое они проявляли с самого начала. Некоторые вопросы, по мнению Авена, вообще нельзя было делать предметом торга. Например, кадровые. Дескать, до VI съезда (состоявшегося, напомню, в апреле 1992 года) в лексиконе команды Гайдара вообще не было такого слова «сдать» – сдать члена правительства, коллегу. После съезда слово появилось. Начали сдавать. Последовали увольнения, замена лучших специалистов худшими.
При этом Авен сам признавался, что бросает этот взгляд на прошлое с высоты приобретенного административного опыта. Действительно, в 1992-м мало у кого из гайдаровцев этот опыт был. Если не опыт, то хотя бы «врожденные» способности к администрированию. По оценке Гайдара, из всех членов правительства только двое – Владимир Булгак, бывший в ту пору министром связи, и Анатолий Чубайс, возглавлявший ключевое, приватизационное ведомство – Госкомитет по управлению государственным имуществом, – по-настоящему сочетали в себе мощную административную хватку и глубокое понимание сути осуществляемых преобразований.
При отсутствии административного опыта очень трудно было, в частности, определить, до какой степени следует сопротивляться сомнительному кадровому решению президента (а таких у Ельцина, как известно, было хоть отбавляй) и с какого момента следует вступить на путь «соглашательства».
Нередко никакой возможности сопротивляться неправедным действиям «начальства» вовсе не было. Это когда Ельцин просто ставил своих подчиненных перед фактом: я так решил и все, – как это было с увольнением Лопухина.
Единственной возможностью сопротивления в таких случаях была отставка, отставка в знак протеста. Надо полагать, это как раз то, что по прошествии большого срока после описываемых событий подразумевал Авен как меру, альтернативную «соглашательству». Возражения против этого, крайнего, средства, в первую очередь приходившие в голову, мною уже приведены: для Гайдара главным было – довести реформы до стадии необратимости, все остальное он считал второстепенным.
Кстати, интересна история с самим Авеном. Вскоре после назначения его министром выяснилось, что министр он неважный. Как писал Гайдар, «ему мешало не только отсутствие опыта, но и нервы, частые перемены настроения». Ельцин регулярно заводил с Гайдаром разговор о замене Авена, всякий раз аргументируя это одним и тем же: «Ну, Егор Тимурович, он, может, и хороший специалист, но вы же видите – не министр». Это был совсем иной вариант поведения президента, нежели в случае с Лопухиным. Однако Гайдар упорно защищал Авена, категорически выступал против его отставки.
«Для меня все его недостатки перекрывал тот фундаментальный факт, что он прекрасно понимал общий замысел преобразований, и мне не надо было контролировать его действия по подготовке к введению конвертируемого рубля. Он мог что-то недотянуть, что-то недоделать, но в целом, я был в этом убежден, стратегическая линия будет выдержана. Как мне кажется, я не ошибся. Сегодня я твердо знаю, что никто из руководителей российских министерств не сделал для введения конвертируемости рубля больше, чем Петр Авен. А ведь этот вопрос был одним из ключевых в экономической политике».
Благодаря защите Гайдара Авен сохранил пост министра вплоть до ухода самого Гайдара и покинул этот пост лишь после отставки своего шефа. Так что не все было так просто с «соглашательством» в кадровых вопросах. Хотя, разумеется, противостоять Ельцину, нередко импровизировавшему или действовавшему с подсказки не очень компетентного «ближнего круга», было действительно непросто.
Рокировка «Лопухин – Черномырдин»
Что касается замены Лопухина на Черномырдина, она была очень тяжелым для Гайдара ударом не только потому, что изгонялся его единомышленник-реформатор, но и потому, что на его место ставился человек, который ничего не смыслил ни в либеральных реформах, ни вообще в рыночной экономике.
Ярче всего это проявилось, когда несколько месяцев спустя Черномырдин сменил самого Гайдара на посту главы правительства. Сразу же после первого заседания правительства, которое он вел, Черномырдин сделал свое знаменитое заявление – он, дескать, за реформы, он «за рынок, но не за базар». Трудно было понять, что конкретно сие означало. Но, в общем-то, догадаться было можно: новый премьер собирается создать что-то «большое и светлое», не то, что получилось у правительства Гайдара, чья экономическая политика, по словам Черномырдина, была не более чем «импровизацией».
Вообще, надо сказать, новый премьер, не очень-то стеснялся в выражениях, характеризуя деятельность прежнего кабинета и его главы, в то время как Гайдар, напротив, проявлял сдержанность в публичных оценках тех или иных шагов своего преемника, даже совершаемых им очевидных глупостей, – а их было немало, – стараясь ему не мешать и, очевидно, чтобы не быть заподозренным в каких-то ревнивых или мстительных чувствах. Лишь по прошествии значительного срока Егор Тимурович почувствовал себя в этом отношении более свободным и стал позволять себе более жесткие высказывания о деятельности Черномырдина на премьерском посту.
Черномырдин так обозначил свои приоритеты в экономической политике:
«Прежде всего, конечно, надо остановить спад производства, потому что никакая реформа не пойдет, если мы совсем разрушим производство, промышленность. Поэтому я считаю, что сейчас реформа должна приобрести несколько иное звучание, то есть нам нужно перейти на следующий этап: обратить серьезнейшее внимание на производство. Это нам позволит больше сделать для сельского хозяйства... Я считаю, что нужно делать опору на основные наши базовые отрасли, а уж это, я думаю, потянет за собой все остальное. Наша страна не должна превратиться в страну лавочников…»
За этим последовала серия аналогичных заявлений:
«Я, конечно, за рынок, за тот, который и выведет нашу страну. А то, что мы сегодня хотим опутать нашу державу лавками и на базе этого вывести экономику, поднять экономику, да еще улучшить благосостояние, думаю, что этого не произойдет… Конечно, основу должна составлять тяжелая отрасль, которая создаст базу для всех и для всего… Мы не можем допустить, да это, наверное, и невозможно, чтобы улучшить дела в сельском хозяйстве, чтобы поднять сельское хозяйство без развитой промышленности... Убежден, что и социальную сферу без тяжелой промышленности, без развитой промышленности мы не вытащим… Конечно, чтобы наполнить рынок товарами народного потребления, нужны мелкие предприятия. Еще раз, я не отказываюсь от этого. Только не за счет этого можно вывести страну…»
«Тяжелая промышленность», «тяжелая промышленность», «тяжелая промышленность»… Тут перед нами во всей красе предстает советский хозяйственник, тот самый «красный директор». Разбуди такого посреди ночи, спроси, на что нужно прежде всего делать опору в экономике, и он, ни секунды не раздумывая, ответит: на «группу А», на производство средств производства; будет развиваться «группа А», – будет двигаться вперед и все остальное, отнесенное к «группе Б», к производству средств потребления… А уж о том, чтобы развивать средний и мелкий бизнес, в частности торговый, помогать «лавочникам», – об этом и говорить вроде бы унизительно и оскорбительно…
На вопрос, собирается ли он пойти навстречу промышленникам, которые требуют пополнения оборотных средств, ликвидации неплатежей, задолженностей за счет бюджета, дополнительного бюджетного кредитования, Черномырдин уже на той первой пресс-конференции в роли премьера честно признался, что он сам всегда был среди тех, кто выступал с такими требованиями: «ведь промышленность должна работать».
Буквально сразу же после своего назначения Черномырдин принялся раздавать направо и налево государственные деньги. Уже через два дня он подписал постановление, согласно которому учащиеся средних специальных учебных заведений, студенты и аспиранты вузов и НИИ обретали право раз в год пользоваться одним из видов транспорта – авиационным, железнодорожным, водным, автобусным – с пятидесятипроцентной скидкой на билет туда и обратно.
Конечно, неплохо, что кому-то, особенно из числа людей не очень обеспеченных, облегчается жизнь, но в условиях надвигающейся гиперинфляции так вот, без серьезных обоснований и просчетов, выбрасывать огромные суммы бюджетных денег… Это выглядело легкомысленно и безответственно. Это была обычная популистская акция из числа тех, что, будучи собраны вместе, шаг за шагом приближали страну к пропасти.
Далее последовали другие акции в том же роде. Специальным распоряжением премьер утвердил перечень научно-исследовательских учреждений, освобождаемых от налога на имущество. «Если не будет науки, – заявил Черномырдин, – не будет и страны… Даже в годы войны у нас наука была в лучшем состоянии, чем сегодня». Все правильно. Но то же самое можно было сказать и о многом другом…
Разумеется, Черномырдин расширил финансовую поддержку не реформированного колхозно-совхозного агропромышленного комплекса. В эту «черную дыру» дополнительно ушло свыше 160 миллиардов рублей.
Однако самый серьезный шаг на этом пути Черномырдин сделал, когда предложил выделить 200 миллиардов рублей льготного кредита родному топливно-энергетическому комплексу. Верховный Совет, разумеется, охотно принял это предложение: оно вполне соответствовало представлениям большинства депутатов о том, какой должна быть финансово-экономическая политика.
В результате масштабной кредитной эмиссии, предпринятой после того, как Черномырдин стал премьером, рубль снова резко пошел вниз, а доллар, соответственно, вверх. Такова была цена принятых новым премьером мер по поддержке промышленности – эту задачу, повторяю, он считал в ту пору ключевой.
Трудно постичь, как могла прийти в голову Ельцину безумная идея выдвигать человека, вскормленного на догмах политэкономии социализма, на практике социалистического хозяйствования, не понимающего азов рыночной экономики, сначала на пост вице-премьера, а потом и премьера, то есть на роль лидера рыночных реформ.
Впрочем, если бы кресло премьера занял тогда какой-нибудь другой «красный директор», было бы, возможно, еще хуже. Черномырдин, по крайней мере, стал твердым политическим союзником президента, хотя, по-видимому, занял эту позицию не без колебаний. Что касается экономики, тут он проявил достаточную способность к обучаемости (другой вопрос, имел ли Ельцин или кто другой право заставлять страну, переживающую тяжелейший кризис, ждать, пока председатель правительства усвоит экономическую азбуку). Правда, настоящим лидером рыночных реформ Черномырдин так никогда и не стал, не мог стать, как говорится, по определению.
Олег Мороз. Писатель, журналист. Член Союза писателей Москвы. Занимается политической публицистикой и документалистикой. С 1966-го по 2002 год работал в «Литературной газете». С 2002 года на творческой работе. Автор нескольких сотен газетных и журнальных публикаций, более полутора десятков книг. Среди последних – «Так кто же развалил Союз?», «Так кто же расстрелял парламент?», «1996: как Зюганов не стал президентом», «Почему он выбрал Путина?», «Ельцин. Лебедь. Хасавюрт», «Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина», «Неудавшийся «нацлидер».