Добрый охотник с ласковым прищуром
День за днем. События и публикации 23 января 1993 года комментирует обозреватель Игорь Корольков*
Когда-то давно, когда мы только закончили школу и вступили во взрослую жизнь, нам эта жизнь не очень понравилась. Она не соответствовала тому, что нам рассказывали о ней учебники и учителя. В ней оказалось слишком много вранья, лицемерия, черствости. С моим одноклассником мы обсуждали свои первые впечатления и пришли к выводу: в стране построено не то общество, которое задумывал Ленин. Его идеи извращены. Поэтому нужно начать борьбу за возвращение к ленинским принципам, чтобы все-таки построить то, ради чего была совершена революция в октябре 1917-го года.
Надо сказать, что эта иллюзия была характерна для большинства населения страны. Даже малограмотные селянки (а жил я тогда на Украине) твердили: вот бы вернуть Ленина — он бы навел порядок! Именно так рассуждал и благородный капитан третьего ранга Валерий Саблин, поднявший мятеж на корабле «Сторожевой». Он тоже считал, что советское руководство отошло от ленинских заветов, а потому нужно вернуться к истокам революции.
В те годы ходил анекдот: Ленина оживили, он поездил по стране и скрылся в Разливе, заявив, что все нужно начинать сначала. Другой анекдот сообщал: в Москва-реке расширяют фарватер — чтобы мог пройти крейсер «Аврора».
Большинство населения страны были недовольны жизнью и почти все недовольные полагали: ленинские идеи построения справедливого общества преданы забвению, достаточно к ним вернуться, как все изменится и все будет хорошо.
Мы, 17-летние мальчишки, горели желанием изменить общество. Но понимали: выступить против системы — самоубийство. И мы притерлись к жизни, как притирается пассажир, втиснувшийся в переполненный трамвай. Прошли годы. Моему товарищу, человеку умному и сильному, так и не удалось освоиться в этом шумном трамвае: не сумевший реализовать себя, он, в конце концов, покончил с собой.
Обработанные советской пропагандой, мы, как и большинство населения страны, не знали, кем на самом деле был «вождь мирового пролетариата». Что реальный Ильич не имеет ничего общество с иконой, расписанной, как бы сейчас сказали, мастерами пиара. Что именно он заложил основы той морали, которая, видимо, еще многие годы не позволит создать в России организованное общество воспитанных, терпимых, толерантных людей.
Прошлое вспомнилось в связи с прочтением статьи в «Российской газете», опубликованной 23 января 1993-го года. Название статьи взято из устоявшегося слогана советских времен: «Ленин жив». Эпиграфом к полосному материалу взяты строчки из поэмы Андрея Вознесенского «Лонжюмо»:
«Однажды, став зрелей, из спешной повседневности
мы входим в Мавзолей, как в кабинет рентгеновский
вне сплетен и легенд, без шапок, без прикрас,
и Ленин, как рентген, просвечивает нас».
Автор статьи доктор исторических наук, профессор, «специалист по политической истории страны после 17-го и национальным отношениям», как его представила газета, Сергей Кулешов в своем исследовании разрушает образ приукрашенный, лакированный, лживый.
«В российском революционном движении он олицетворял самое радикальное, максималистское направление. Попытки выявить родословную этого явления велись давно. Так, например, один из редакторов «социалистического вестника» Р Абрамович… в одном из своих писем Н.В. Валентинову (Вольскому) замечал: «Для эпохи Ленина… насколько я его знал, — а в период Стокгольмского съезда мы не раз с ним разговаривали и спорили о разных вещах… его мессианство было международно-коммунистическое, якобинское, бланкистское, если хотите — ткачевское!»
Думается, сейчас все очевидней, что одним из учителей в школе революции для Ленина был Сергей Нечаев. Не случайно вождь большевиков прилюдно восхищался этим «титаном революции». В нечаевском «Катехизисе революционера» был сформулирован императив, которому Ленин следовал всю свою жизнь: «Нравственно для него (революционера — С.К.) все, что способствует делу революции. Безнравственно и преступно все, что мешает ему».
Для полноты представления о том, на что ориентировался Ленин, позволю себе небольшую цитату из упомянутого катехизиса Нечаева:
«Революционер — человек обреченный; у него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни имени. Он отказался от мирской науки, предоставляя ее будущим поколениям. Он знает… только науку разрушения, для этого изучает… механику, химию, пожалуй, медицину… Он презирает общественное мнение и ненавидит… нынешнюю общественную нравственность».
Убить студента, который выказал Нечаеву неповиновение, было, с точки зрения автора катехизиса, нравственно. Так же считал и Ленин. Только у него масштабы стали другими. Став главой советского правительства, в августе 1919 года Ильич направил пензенским коммунистам телеграмму, в которой призвал дать образец по выколачиванию хлеба у крестьян. Он наказывал: найти «людей потверже» и «повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 богатых крестьян, отнять у них весь хлеб, назначить заложников — сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал…»
Это тоже считалось нравственным и самим Лениным, и, что самое страшное, его биографами. Профессор Кулешов пишет:
«В одной из первых книг о Ленине имелся следующий пассаж: «Духовная личность Ленина, его умственные и моральные черты мы должны оценивать лишь с тех точек зрения, какие он сам считал для себя обязательными».
Считал вождь, что нужно вешать — значит и дискутировать о морали здесь нечего. Требовал брать заложников — значит, знает, что делает. Натравливал грабить церкви — надо принять и это, ибо цель его высока.
Когда право формировать общественную мораль отдается в руки одному человеку, это неизбежно заканчивается произволом, убийствами, войнами. «Я освобождаю вас от такой химеры, как совесть», — сказал вождь немцев, и у него получилось то же самое.
«Тотальное насилие и террор в различных формах пронизывают политический инструментарий вождя большевистской партии, — пишет автор статьи в «Российской газете». — Призывы к вооруженному восстанию, а значит — к крови и жертвам, поощрение экспроприаций банков, наконец проповедь гражданской войны в собственной стране. В полном объеме эта война была развязана большевиками после прихода к власти в ее различных ипостасях: социальной, духовной и идеологической, военной. Разогнав силой Учредительное собрание, Ленин, по свидетельству Цюрупы, уже в феврале 1918 года требовал расстрела на месте крестьян, не сдавших продовольственной дани в срок. Выступая на заседании фракции Всероссийского центрального совета профессиональных союзов 12 января 1920 года, он заявил, что война еще не окончена и все силы необходимо бросить на уборку хлеба. «Если мы не останавливались перед тем, чтобы тысячи людей перестрелять, мы не остановимся и перед этим…»
«Политическая борьба вообще была стихией Ленина, — замечает профессор Кулешов. — В.Чернов в очерке «Ленин» обратил внимание на то, что в расколах, во фракционной борьбе протекла вся жизнь Ленина.
«С кем же «протекали борения» Ленина? Одним из главных своих противников он считал либералов — с их системой ценностей, общественно-политическими программами. У Ленина была просто идеологическая идиосинкразия к таким понятиям, как «демократия», «конституционализм», «свобода личности». Поразительный случай приводит известная деятельница российского освободительного движения «либерал-консерватор» Ариадна Тыркова, которая была подругой Крупской по гимназии. Однажды Ленин провожал ее как гостью жены. По дороге разгорелся спор — «о либерализме, буржуазности». И напоследок Ленин «неожиданно дернул головой, глядя мне (Тырковой — С.К.) прямо в глаза, с кривой усмешкой сказал: «Вот погодите, таких, как вы, мы будем на фонарях вешать».
«По свидетельству того же В. Чернова, — рассказывает историк, — в 1911 году в Швейцарии «толковали мы с Лениным в ресторанчике за кружкой пива — я ему и говорю: Владимир Ильич, да приди вы к власти, вы меньшевиков вешать станете. А он поглядел на меня с такой монгольской хитринкой и говорит: первого меньшевика мы повесим после последнего эсера, — прищурился и засмеялся».
В статье профессор Кулешов приводит чрезвычайно интересную записку Ленина, адресованную ЦК в связи с приездом в Москву английской делегации тред-юнионов в апреле 1920-го года. Вот она:
«Предлагаю ЦК такое решение секретное вкратце: по сути организовать травлю и затравить, но в формах — архивежливых… наладить надежных переводчиков, кои по очереди должны быть неотлучно при гостях… организовать кампанию в советской печати (краткие, в 5–10 строк статьи, сплошь разоблачающие гостей, как социал-предателей, меньшевиков… …ту же кампанию вести на митингах рабочих в форме приглашения гостей и задавания им вопросов… в центре всей кампании… поставить именно разоблачение гостей».
А мы говорим, что Сталин иезуит. Он — всего лишь достойный продолжатель дела своего учителя. Как говорится, творчески развивал то, что не успел реализовать гений великого большевика. Ведь именно по заданию Ленина ведомство Дзержинского в 1921-м разработало широкомасштабную программу ликвидации партий меньшевиков и эсеров.
Профессор Кулешов опубликовал еще один весьма любопытный факт. Он изложен в письме Н. Валентинова М. Вишняку.
«Известный эсер И. Фундаминский (Бунаков) рассказывал, что в июне 1941 года в его парижскую квартиру явился некий тип, похожий на русского учителя или земского врача и показал ему значок гестапо. Пришел он, как оказалось, «поговорить». Гестаповец отчаянно ругал Керенского и восторгался Лениным. Керенского называл «масоном» и защитником «устарелых принципов», а Ленина — гением, типом настоящего фюрера новой эпохи. Сочинения Ленина гестаповец знал превосходно, и особенно нравилось ему, что Ленин презрительно относится к парламентским ценностям».
«Жизнь доказала возможность союза коммунистических и националистических сил», — заключил историк.
Надо сказать, что и Гитлер восторгался некоторыми политическими шагами, которые Сталин предпринимал в отношении своих внутренних оппонентов. А Сталин, в свою очередь, по достоинству оценивал аналогичные акции фюрера. Например, кода тот в «ночь длинных ножей» ловко избавился от непослушного командира штурмовиков Рема.
Вспоминаю рассказ, который нам читали в начальных классах: о том, как Ленин как-то пошел на охоту и встретил лису. Залюбовался ею и не смог в нее выстрелить. Может, действительно, в жизни Владимира Ильича и был такой эпизод. Но, кроме него, в бурной политической жизни пролетарского вождя случилось много других историй, не таких умильных. Судя по всему, товарищ Ленин любил охотиться на другую дичь.
Игорь Корольков. Работал в «Комсомольской правде», «Известиях», «Российской газете» (1991 год), «Московских новостях». Специализировался на журналистских расследованиях. Лауреат премии Союза журналистов России и Академии свободной прессы.