Последний грех интеллигенции
Или За кого проголосует мафия
Даже при самом благоприятном ходе политических событий государство Российское, видимо, не скоро еще сможет гарантировать своим гражданам спокойную, благополучную и безопасную жизнь. И виноваты тут, может быть, даже не столько политики, сколько философы или, уж по крайней мере, публицисты, журналисты и прочие интеллигенты, чья профессиональная задача — дать обществу четкие формулы для коллективного осознания собственной жизни.
Так уж у нас в стране воспитано общественное сознание, что в нем попросту не приживаются сама модель, сам принцип прочного, уравновешенного общественного и государственного устройства. Хотя ведь такая модель очень проста и наглядно представлена во многих развитых странах, где многолетний политический баланс — а с ним общественное благополучие и спокойствие — гарантируется постоянным парламентским противоборством и равновесием двух противоположных политических принципов, двух идеологий, двух нравственных философий, а вместе и_ двух групп политических партий: социалистической, с одной стороны, и либеральной — с другой.
Разница между этими двумя типами политического мировосприятия была (с точностью словесной формулы) предъявлена еще в начале века Николаем Бердяевым в знаменитом сборнике «Вехи», как раз и подвергавшем критике социалистические пристрастия тогдашних политиков-интеллигентов: «…интересы распределения и уравнения в сознании и чувствах русской интеллигенции всегда доминировали над интересами производства и творчества».
Плохо, конечно, не то, что интересы уравнения и распределения были вообще близки русским интеллигентам, а то, что они доминировали. И, добавим от себя, доминируют до сих пор. У нас все маячат и маячат на первом плане идеи вечного дележа, перераспределения несправедливо распределенной собственности или даже вовсе идеи приватизации собственности, будто бы никому не принадлежащей, как бы ничьей собственности.
Убежден, что нигде, как в России, с такой наглядностью не доказано, что победа социалистов всякий раз неизбежно приводит к тому, что наступает момент, когда распределять становится нечего, и волей-неволей надо бы дать доминировать «интересам производства и творчества». Но, увы, нет в России соответствующей политической силы. Не то что партийной структуры нет, но даже и одни только идеи такого рода в. политике никак утвердиться не могут. Даже элементарные понятия либерального лексикона никак не внедрятся в политический язык. И место либеральных идей и понятий в политических дискуссиях и программах занимают все те же, лишь несколько «либерализованные» идеи и понятия социалистические. Особенно хорошо это заметно, когда политики начинают трактовать о вещах ключевых, системообразующих — и, в частности, об отношениях собственности, о движении собственности, о приватизации.
Учрежденный 17 октября блок «Выбор России» законно претендует стать именно либеральной партией. По крайней мере в наличной диспозиции политических сил он реально, как партия власти, противостоит и социалистам, и тем более коммунистам. Его девиз: «Свобода, собственность, законность» — свидетельствует именно о либеральных пристрастиях (хотя, пожалуй, в этой триаде «свободу» следовало бы поставить на последнее место, — она есть функция нормально работающих институтов собственности и законности). Но даже в программе этой партии, на деле утверждающей сегодня либеральные ценности, вопрос о реальных отношениях собственности в стране не просто отсутствует, но как бы небрежно обойден.
В самом начале той главы программы, которая названа «Приватизация», читаем: «Выступая открыто в защиту частной собственности, полученной гражданами из легальных источников, мы сознаем, что российская экономика в ближайшие годы будет в основном оставаться многоукладной. В ней сохранится сильный государственный сектор, который будет сосуществовать и конкурировать с частнопредпринимательскими и мелкотоварными секторами». Никакого иного указания на многообразие форм собственности в программе нет. Авторы вовсе оставляют без внимания тот факт, что самый мощный «уклад собственности» в стране составляет не частная и не государственная, но всеобъемлющая, неохватная, не поддающаяся учету теневая собственность. То есть такая форма собственности, о которой нельзя сказать, с одной стороны, что это «частная собственность, полученная гражданами из легальных источников» (хотя распоряжаются ею и получают дивиденды от такого распоряжения частные лица), а с другой, что это государственная собственность.
Нежелание видеть реальное соотношение форм собственности в стране — один из тяжелейших, если не самый тяжелый грех нынешних интеллигентов и политиков. И природа этого греха — все в той же традиционной приверженности к социалистическому мировосприятию. К той совершенно мифической картине российской реальности, которая десятилетиями создавалась коммунистической пропагандой при помощи терминов «социалистическая плановая экономика» и «государственная собственность», а позже (без какого бы то ни было сомнения по поводу достоверности самой картины) стала Называться «командно-административная система»…
К слову сказать, грех этот никак не ложится на все общество в целом, на весь российский народ, который давно и четко осознал, что в России именно аппаратная мафия всем владеет и распоряжается. И как бы ни были опасны обществу расплодившиеся теперь рэкетиры, банды автомобильных спекулянтов или наркобизнес, с их шумным дележом добычи и стрельбой на улицах, все прекрасно понимают, что самая-то сильная, самая влиятельная мафия в стране — по-прежнему бюрократическая, аппаратная, тихая, кабинетная. Впрочем, кто сегодня возьмется провести границу между бандами уголовников и бандой коррумпированных чиновников?
О чем говорит бесконечная хроника убийств
Со скорбью и с безысходным чувством вины похоронив убитых во время кровавых октябрьских столкновений в Москве, с тяжелым сердцем возвращаясь в обыденную нашу жизнь, вновь оглянемся на события, которые еще недавно воспринимались как жуткая сенсация, но в дни политических столкновений были как бы оттеснены, выведены на периферию общественного внимания. Между тем речь идет о событиях, кровавый характер которых — а в конечном счете и их социальный смысл — позволяет поставить их в один ряд с другими эпизодами вооруженной борьбы за власть в России. Я говорю о бесконечном списке бизнесменов, погибших в последние месяцы, о бесконечной хронике убийств.
Сегодня в России занятие коммерцией, банковским делом или иным бизнесом сродни участию в военных операциях. Кажется, конкуренты предпочитают выяснять отношения не в переговорах, а в перестрелках — вне зависимости от того, о каких формах владения ведется речь. Ежедневная непрекращающаяся уголовная разборка идет в стране на всех уровнях экономических отношений.
Глядя в кровавые списки убитых предпринимателей, принято вспоминать давно эстетизированные кинематографом войны американских гангстеров или итальянских мафиози — мол, все это известная болезнь молодого индустриального капитализма. Придет время, и русские привыкнут, найдут, какие меры принимать… Да нет же, диагноз поставлен неверно! Хроника убийств — лишь внешняя сторона явления, более глубокого и страшного. Болезнь куда опаснее: у нас речь идет не только и не столько о движении собственности от убитых к убийцам, но (не вдруг свяжешь одно с другим!) еще и о завтрашнем экономическом и политическом укладе в стране.
Россия — страна теневой собственности. Главное наследство, которое оставили нам коммунисты, заключается в том, что мы, российские граждане, ничего не знаем о том, кто чем реально владеет в стране. (Или даже кто реально владеет страной?) Знаем, что у всякой ценности где-то есть свой собственник (сунься — голову оторвут), но кто он, этот хозяин? И каковы размеры его собственности? Не знаем. Ничего не знаем. Лишь чьи-то тени вокруг, и где реальные собственники, где их теневые конкуренты, не разобраться. Не страна, а театр угооловных теней.
Драматургия этого театра не сегодня написана. В течение семидесяти лет ее создавал правивший страной коммунистический аппарат. К моменту падения последнего коммунистического правительства и экономика, и политика, и общественная жизнь России были уже глубоко пронизаны отношениями черного, теневого рынка. В течение нескольких последних десятилетий (особенно с конца пятидесятых годов) колоссальный, всеобъемлющий механизм снабжения промышленных и аграрных производств ресурсами и сырьем, с одной стороны, и сбыта готовой продукции — с другой, целиком и полностью держался на подкупах, взятках, теневых взаимозачетах.
В «плановой социалистической экономике» вне всяких планов, вне бухгалтерских отчетностей циркулировали колоссальные капиталы. И главным неучтенным капиталом здесь была власть. Само кресло аппаратного чиновника (от сельского масштаба до столицы) давно уже стало ключевой ценностью теневого рынка. И когда еще задолго до начала «перестройки» простые люди жаловались друг другу на всесилие мафии, они имели в виду вовсе не уголовника с оружием, но чиновника с гербовой печатью в руке.
В руках этой мафиозной корпорации была и остается сосредоточена вся «государственная» собственность. Вся власть над собственностью. Все права распоряжаться ею… Но в самой корпорации давно идет процесс перерождения, процесс перестройки. Слабеет корпоративная вертикаль «начальник — подчиненный», а реальная власть, реальные права как бы оседают в руках частных лиц: иногда это непосредственно руководящие хозяйственники, иногда — в спайке с бывшей партийной номенклатурой, а иногда угадываются и более сложные сплотки, в которые включены и столичные аппаратчики, и чисто уголовные боссы. Эти люди контролируют и легальную повседневную работу предприятий, хозяйственную и финансовую стратегию, ими же контролируются и все теневые связи. Им же принадлежат и все теневые дивиденды. Они хозяева.
То есть речь идет о теневом владении той собственностью, которая номинально до сих пор считается государственной. Вряд ли кто возьмется составить сегодня подробный перечень такой собственности, но есть косвенные доказательства, что если бы он все-таки был составлен, то в него вошли бы и месторождения природных ресурсов (в частности нефти, золота и алмазов), и многие крупнейшие заводы, и даже целые промышленные комплексы.
Разворачивающаяся ныне приватизация, конечно, угрожает вторжением и в сферу теневых отношений. Но теневому капиталу выгоднее действовать под крышей «государственных предприятий» — куда меньше риск конкуренции. Да просто нет этого риска. Покуда существует сам институт «государственной собственности», покуда корпорация аппаратчиков (как и во всякой мафии, здесь царствует круговая порука) — аппаратная мафия — готова быть солидарна СО «vBOHMH» людьми, можно быть уверенным, что позиции крупнейших теневых собственников будут' защищены лучше, чем это смогли бы сделать одни только команды уголовных боевиков. На их стороне — и команды политиков, и официальные органы правопорядка и безопасности.
Прокоммунистическая печать, все эти блюстители чистоты «государственной собственности» любят указывать на уголовные разборки как на некий порок, привнесенный в общество рыночными отношениями. Но если приглядеться повнимательнее, то увидишь, что без теневых хозяев «госсобственности», без крестных отцов аппаратной мафии здесь не обходится. Характер покушений на тех, кто оказывается на пути теневого капитала, бесследное исчезновение убийц и отсутствие улик свидетельствуют о высоком профессионализме преступников и вызывают подозрение в их связях с МВД и МБ. Общеизвестно, что большое число наиболее квалифицированных сотрудников этих ведомств в последние годы перешло на службу в частный бизнес, причем известны случаи, когда и в новом качестве эти профессионалы сохранили тесные связи со своими коллегами, оставшимися на государственной службе. Какие услуги они теперь оказывают друг другу? Не знаю, требуются ли такие услуги при устранении нежелательного владельца какой-нибудь овощной базы или строптивого директора, но в некоторых иных случаях трудно предположить, что дело сделалось без сотрудничества теневых (или попросту — уголовных) групп с органами безопасности и внутренних дел.
Именно такого рода дело, по-видимому, связанное с интересами теневых распорядителей (или уж прямо — владельцев?) атомных объектов, развернулось в Санкт-Петербурге вокруг эколога Вениамина Сквирского («Известия» 11.9.93). Если и впрямь состоялась теневая приватизация атомного комплекса или его отдельных подразделений, то когда и как? Кто и как распоряжается этими смертельно опасными объектами на самом деле? Право, уже сама возможность постановки такого рода вопросов выглядит чудовищно… Чудовищно, но не кажется абсурдной.
Можно ли победить аппаратную мафию
Еще пятнадцать лет тому назад я пытался публично доказывать — и с тех пор не устаю твердить, — что «реальный социализм» есть на самом деле всеобъемлющий черный рынок, где продаются и покупаются любые ценности — и машина картофеля, и золотой прииск, и должность секретаря райкома КПСС. Но если пятнадцать, и десять, и пять лет тому назад можно было вести теоретический спор о формах собственности в России, то теперь-то, когда идет приватизация, когда пошло движение собственности, неужто возможно принимать политические решения, отворачиваясь от самого феномена «теневой собственности»?
В последние годы постепенно все-таки возникает в стране научная школа, которая пытается выработать и внедрить в общественное сознание либеральные принципы для понимания российской реальности. «…Де-факто государственной собственности почти уже не существует. На каждый — кусок обществ венного имущества заявлены чьи-то „права обычая“, и отобрать их без насилия невозможно», — утверждает наиболее яркий публицист этой школы — В. Найшуль. («НГ» 26.9.91). Я неоднократно цитировал эту формулу и полагаю, что политикам было бы полезно повторять ее каждое утро для правильного настроя на день.
Увы, грех российской интеллигенции, — ас ним и трагедия всего российского общества, — в том и заключается, что сегодня, похоже, просто никто не готов принять такого рода формулы. Произнесенные вслух, они попросту повисают в воздухе. Никто не знает, что с ними делать. Искать те или иные способы легализовать «теневые права» на собственность, скажем, легализовать их за деньги, продавать права, как-то предлагает В. Найшуль? Это настолько противоречит социалистическому представлению о справедливом распределении, настолько не вяжется с «защитой частной собственности, полученной гражданами из легальных источников», что, кажется, и обсуждать это неприлично…
Тогда, может быть, все-таки попытаться силой отнять эту собственность у теневых владельцев, справедливо перераспределить в соответствии с традиционными социалистическими идеалами русской интеллигенции? Но ведь для начала нужно хотя бы отделить кандидатов на экспроприацию от тех, кто «получил свою собственность из легальных источников». Можно, конечно, раскулачить всех подряд, поскольку при тоталитарноуголовных порядках, в которых мы живем, вообще трудно вообразить себе «легальные источники»… Что же, провести новую революцию (новую кровь, новую войну)? Но ведь чтобы отнять, нужен механизм изъятия, нужны государственные структуры, которые смогут осуществить справедливое распределение, нужны структуры, которые потом станут защищать эту новую справедливость, станут новыми защитниками и слугами народными. Имя этим слугам и защитникам мы хорошо знаем — это все тот же аппарат (партийный, государственный или еще какой — не имеет значения). А дальше — сказка про белого бычка, начинай историю сначала, с 1917 года…
А между тем никак нельзя — просто смертельно опасно! — оставить теневую собственность вне общественного внимания, вне четкой юридической идентификации, вне жесткой правовой оценки, вне налогового контроля и, наконец, вне беспристрастного государственного регулирования. Как этого избежать? Только одним способом: максимальным вовлечением теневой собственности в процесс радикальной, но контролируемой обществом приватизации. Хозяин должен быть лицом реальным. Сохранить же в России на годы вперед «сильный государственный сектор», значит, оставить мафиозно — аппаратным структурам и всю мощь государственной защиты, и все нити черного рынка, все механизмы коррупции, всю силу (в том числе и финансовую, и политическую, и вооруженную) реального собственника. «Сильный государственный сектор» — есть реальная угроза того, что мафиозный теневой капитал постарается вернуть к власти коммунистов. (Или поставит на фашистов, как это было в дни октябрьского мятежа).
Нет, в политическом обиходе не выговариваются, не артикулируются даже звучания таких слов, из которых можно было бы сегодня в России составить либеральную программу экономической реформы (а значит, и реальную демократическую программу в политике). Дальше «защиты частной собственности, полученной гражданами из легальных источников», либеральные идеи у нас не продвигаются. А посему ни миру, ни благополучию, ни политическому равновесию в российской жизни просто неоткуда взяться. Российская политическая интеллигенция остается верна социалистическому мировоззрению. Ничему не научились. Реальной же оппозицией социалистам всех мастей оказываются последовательные защитники «государственной собственности» — коммунисты.
Последовательные коммунисты предлагают свой путь: оставить все либеральные бредни, вновь называть черный рынок «социалистической плановой экономикой» (а можно и «командно-административной системой», тоже годится). Вновь закрыть глаза на теневое всесилие аппаратной мафии. Залатать все прорехи, которые в монопольном праве аппарата на владение и распоряжение всей собственностью в стране сделали открытые рыночные отношения и худо-бедно, но начавшаяся приватизация. И вперед! Аппаратная мафия непобедима.
Единственная надежда, что российское общество, на уровне повседневной жизни усваивающее истины и пользу либерализма, окажется мудрее собственной интеллигенции и что мудрость эта проявится на предстоящих выборах. Все-таки многие понимают, что хоть слабы и непоследовательны идейные позиции тяготеющего к либерализму блока «Выбор России», лучше голосовать за него, за непоследовательных демократов, а не за сильную и последовательную коммунистическую мафию.