Управа на присяжных
День за днем. События и публикации 27 октября 1993 года комментирует обозреватель Игорь Корольков*
В том трагичном октябре 1993 года Ельцина обвиняли в желании узурпировать власть и подавить демократию. Но такая деталь. Именно Ельцин продвигал идею отмены в стране смертной казни и введения суда присяжных. В отличие от тех «защитников демократии», которые приняли закон о смертной казни для всех, кто с ними не был согласен. В этом принципиальная разница между «диктатором» Ельциным и «демократом» Хасбулатовым.
Введение в стране суда присяжных — это своеобразная лакмусовая бумажка: по ней сразу видно, какой лидеры государства видят страну.
«Суд присяжных может изменить страну и народ» — так называется статья, опубликованная в этот день тридцать лет назад в «Известиях». Ее автор — заместитель начальника отдела судебной реформы Государственно-правового управления президента РФ Сергей Тропин.
Одной из реформ Александра II Освободителя, пишет автор, была реформа судопроизводства, учредившая в посткрепостнической России самый демократический институт самодержавия — суд присяжных. Можно смело сказать, что и сами реформаторы, и тем более император, даже не могли себе представить, к чему это приведет. Они предполагали изменить суд, а вместо этого изменили страну и народ.
«Суд присяжных, — цитирует автор известно российского адвоката Кони, — укореняет и поддерживает в обществе представление о правде и справедливости как о реальных, а не отвлеченных понятиях».
«И в этом, конечно, отличие суда присяжных от суда профессионалов, — пишет Тропин. — Последний не может не следовать закону, присяжные — могут, ибо их решения — это отражение народного правосознания. Присяжные отвечают на главный вопрос, виновен ли подсудимый в том, что совершил преступление. И с учетом обстоятельств дела и личности подсудимого могут сказать «невиновен, хотя и совершил». Присяжные раздвигают горизонт милосердия до пределов, недоступных профессиональному судье».
Юрист Ленин ликвидировал суды присяжных одним из первых декретов Советской власти. Их заменили так называемыми народными судами — послушными, легко управляемыми, с безмолвными «присяжными» от населения. В 90-х Россия вернула то, на что решилась еще в 1874-м. Но с каким скрипом, с каким внутренним сопротивлением этот институт возвращался в страну. Генеральная прокуратура, Верховный Суд, МВД, ФСБ — все были против того, что цивилизованный мир считает одним из завоеваний демократии. Ведь это единственный суд, где действительно действует презумпция невиновности.
В сущности, большая часть российского общества или решительно против судов присяжных, (32 процента опрошенных) или не знает — хорошо это для страны или плохо (29 процентов). Аргумент известный: Россия для такой формы судопроизводства еще не готова. Но заметим: граждане так считают до тех пор, пока сами не сталкиваются, что называется, лоб в лоб с отечественным следствием и правосудием. В этом случае они начинают думать, что Россия все-таки готова к судам присяжных.
Один из главных упреков, которые стали предъявлять судам присяжных: слишком много оправдательных приговоров. И действительно, их доля составляет примерно 20 процентов. Если сказать, что доля оправдательных приговоров в судах общей юрисдикции составляет всего 0,5 процента, то вполне объясним шок тех, кто готовил людей на лесоповал. Разница между оправдательными приговорами — это тот процент брака, который привыкло гнать отечественное следствие. Причина оправдательных приговоров — не слабая компетенция граждан, привлеченных в процесс, как-то пытаются представить некоторые правоохранители и их сторонники, а, прежде всего, нарушение органами дознания и следователями требований уголовно-процессуального закона при собирании доказательств. Признать это не хочется. Если доказательства сфабрикованы, добыты под пытками, то через присяжных они, скорее всего, не пройдут. А по-иному многие наши пинкертоны, увы, работать не привыкли.
Не так давно в комментарии «Милицейский златоуст» я рассказал о некоторых методах работы Владимира Колесникова, сыщика, поднявшегося до уровня заместителя министра внутренних дел, а затем и до заместителя Генерального прокурора России. Он находил преступников легко! Оформлял обвинение и отправлял в суд. Но даже суды общей юрисдикции порой не могли пропустить откровенную халтуру. Поэтому даже не стоит спрашивать, был ли рад генерал введению судов присяжных? А таких как Колесникова у нас едва ли не каждый второй! Эта армия активно взялась за выработку мер противодействию судам присяжных и, надо сказать, преуспела. Фактически она их нейтрализовала.
Не так давно я готовил статью, связанную с бывшим сенатором от Башкирии Игорем Изместьевым. В 2010-м году его приговорили к пожизненному заключению, обвинив в организации нескольких убийств и подготовке терактов. Адвокаты осужденного сумели добыть доказательства того, что к указанным преступлениям Изместьев не имел никакого отношения. Свидетели дали письменные показания: под угрозой расправы, под пытками они оговорили сенатора и бизнесмена. Более того, адвокаты разыскали бывшего полковника МВД РФ, которого руководство министерства посылало в Башкирию разобраться, что там происходит. В секретной телеграмме полковник доложил: по его оперативным данным Изместьев к преступлениям отношения не имеет, похоже, что к терактам причастны сотрудники республиканского МВД и охрана тогдашнего президента республики Рахимова. Министерство внутренних дел России не стало вникать в суть событий.
Изместьева судил суд присяжных. Поскольку члены жюри не могли понять, какой был мотив у Изместьева (обвинение так и не смогло его внятно сформулировать), а многие доказательства вины, предъявленные следствием, показались им крайне неубедительными, стало ясно: обвинительный вердикт не гарантирован. Один из присяжных Иосиф Нагле рассказал журналистам, как следствие обрабатывало его.
Трое молодых людей, представившихся сотрудниками следственных органов, убеждали в том, что люди на скамье подсудимых — действительно преступники. Они просили Нагле помочь сделать так, чтобы присяжных стало меньше 12-ти.
Видя, что на присяжных воздействовать не удается, особую тактику их изматывания избрала судья. Она регулярно назначала заседания, присяжные исправно являлись, ждали по несколько часов, чтобы затем услышать: заседание переносится. Так происходило более двадцати раз. Ряды присяжных таяли. Когда же их, наконец, осталось меньше 12-ти, судья распустила жюри. Делом занялись три профессиональных судьи. Они и вынесли «правильный» приговор.
Еще у всех на слуху процесс над банкиром Алексеем Френкелем. Тем самым молодым человеком, который якобы заказал убийство заместителя председателя Центробанка Андрея Козлова. Говорю «якобы», потому что мне довелось заниматься его историей и те сомнения, которые у меня возникли относительно его виновности, суд так и не развеял. Решение состоялось, и я должен был бы сказать: уважаю его решение, хотя с ним и не согласен. Но я не могу так сказать. И вот почему.
Спустя час после убийства Козлова на место прибыл кинолог с собакой. Пес по кличке Алмаз взял след и через пустырь довел сотрудников милиции до Яузы, того места, где преступники, видимо, сели в машину. Собака не обнаружила ничего, что имело бы отношение к убийцам, хотя прошла по маршруту дважды. Но на следующий день там, где работала ищейка, сотрудники милиции нашли пистолеты. Именно те, из которых якобы стреляли киллеры. Эксперты МВД беспристрастно зафиксировали техническое состояние оружия. Установлено, что в пистолете, переделанном из пневматического и из которого, по версии следствия, стрелял Половинкин, отсутствует выбрасыватель гильзы. Это значит, что автоматическая стрельба из такого оружия невозможна. После каждого выстрела гильзу нужно вытряхивать, затем снова передергивать затвор. Половинкин якобы трижды стрелявший из этого пистолета, должен был, как минимум, дважды вытряхивать гильзы и перезаряжать оружие. Но свидетели утверждают: выстрелы прозвучали без пауз — один за другим.
В момент обнаружения пистолета в канале его ствола оказался патрон, а в кожухе затвора… заклиненная гильза. Не нужно быть большим специалистом, чтобы понять: пока из оружия не выброшена гильза, патрон не может попасть в ствол. Так устроен пистолет.
Материалы дела адвокаты направили экспертам Министерства обороны. Оттуда сообщили: гильза могла оказаться в отражателе при загнанном в ствол патроне, только если ее туда умышленно запихнули со стороны отражателя. В сочетание с тем фактом, что сразу же после убийства Козлова собака, взяв след, не нашла никакого оружия, заключение экспертов ставит под сомнение всю схему следствия.
Добавлю: на обоих пистолетах не обнаружены отпечатки пальцев обвиняемых. Ни на их одежде, ни на их обуви, ни в машине, в которую киллеры будто бы сели после убийства, не выявлены частицы пыли с того пустыря, через который они якобы бежали после стрельбы.
И несколько деталей для понимания общей картины. Козлова никогда не интересовал банк-лилипут дисциплинированного Френкеля. Козлов, как показали свидетели, интересовался совершенно другими банками: «Неман», «Дисконт» и «Инвесткомбанк БЭЛКОМ». Все они работали в одной группе. «Неман» и «Дисконт» активно занимались крупномасштабными операциями по обналичиванию денег. Центробанк обладал информацией о том, что «Дисконт» ежедневно переводил из безналичных в наличные около 1,5 млрд. рублей! Козлов лично прилагал усилия для возбуждения уголовного дела по факту криминальных операций, совершаемых банками. Говорю об этом для того, чтобы проще было понять поведение судьи.
Адвокаты Френкеля, например, мне рассказали, как судья повела себя во время допроса эксперта Министерства обороны по поводу пистолета. Перед этим она удалила из зала… присяжных заседателей. И сама выслушала все, что хотел сказать эксперт.
Весь процесс состоял из таких примеров.
Защита провела эксперимент: задавала свидетелям те же вопросы, которые с разрешения судьи задавало обвинение другим свидетелям. Их вопросы судья отклоняла.
Считая, что судья совершает преступление против правосудия, подсудимый Френкель обратился в Следственный комитет при Генеральной прокуратуре России с требованием возбудить в отношении судьи уголовное дело. Адвокаты направили жалобу на действия судьи в Квалификационную коллегию судей Москвы. Результат был вполне прогнозируем.
В обычных процессах, где слушаются рутинные дела, присяжным, как правило, не выкручивают руки. Проблемы начинаются там, где в обвинительном вердикте заинтересована власть. Как, скажем, в деле ученых Игоря Сутягина и Валентина Данилова. То, как разгоняли и формировали новый состав присяжных на их процессах, стало притчей во языцех.
Мой коллега Леонид Никитинский, наиболее последовательный защитник института присяжных в журналистском сообществе, убежден: именно суд двенадцати спасает всю российскую судебную систему, не давая ей окончательно скатиться в «обвинительный уклон». Их несомненное достоинство в том, что в отличие от подавляющего большинства судей они еще не зачерствели душой и видят в подсудимом прежде всего человека, а не преступника. Большинство из них руководствуется принципом: лучше оправдать виновного, чем отправить за решетку невиновного. Судьи-профессионалы рассуждают с точностью до наоборот.
Игорь Корольков. Работал в «Комсомольской правде», «Известиях», «Российской газете» (1991 год), «Московских новостях». Специализировался на журналистских расследованиях. Лауреат премии Союза журналистов России и Академии свободной прессы.