Когда «Великий Октябрь» превратился в «кровавый переворот»
События и публикации 7 ноября 1992 года комментирует обозреватель Аркадий Дубнов*
Практически любая историческая дата, либо советский праздник, которые принято было отмечать в Советском Союзе всенародно и всепечатно, в 1992 году впервые становились необязательными для общественного употребления. Так, к примеру, 75-годовщина Великой Октябрьской социалистической революции, сокращенно ВОСР, отмечавшаяся 7 ноября 1992 года, могла быть принципиально не замечена некоторыми СМИ. «Независимая газета» в этот день так и сделала, напечатав на одной из внутренних полос заметку, где это событие было названо «кровавым переворотом».
Гораздо актуальнее в те дни выглядели другие даты, впереди была трехлетняя годовщина падения Берлинской стены, случившегося 9 ноября 1989 года. Воссоединение Германии - проблема, которая была одним из главных контрапунктов мировой политики второй половины ХХ века, стало историческим фактом. Среди тех, кого принято считать основным автором этого события, был первый и последний президент СССР Михаил Горбачев, получивший за это в 1990 году Нобелевскую премию мира.
«НГ» в номере за 7 ноября публикует интервью, которое взял у Горбачева главный редактор газеты Виталий Третьяков. Из текста интервью следует, что его инициатором был сам Горби, стремившийся еще и еще раз объясниться на тему своего участия в решении германского вопроса. Поводом к этому было полученное им приглашение участвовать в праздновании трехлетней годовщины падения Берлинской стены.
Однако заголовок материалу был дан более актуальный для российского читателя:
«ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ ЕЛЬЦИН СТАЛ НАЦИОНАЛЬНЫМ ЛИДЕРОМ»
Так сказал Михаил Горбачев перед поездкой в Германию»
Главред «НГ» задает вопрос Горбачеву более чем тривиальный, «как он относится к событиям трехлетней давности?»
Ответ Горби выглядит величественным и занимает половину газетной полосы.
«Мою поездку в Берлин я воспринимаю как акцию крупную, выходящую за личностные рамки. Эта акция несет в себе символы того, с чем мы прощаемся, от чего уходим и как трудно мы ищем пути к обновленному европейскому миру…Вспомним, как в 1989 году решался вопрос о судьбе Берлинской стены. Прежде всего началось то, что люди пошли через стену навстречу друг другу. Это ведь самое главное. Это ведь не просто были беседы политиков, мои с Колем или «четверки», представляющей страны-победительницы в той войне, нет… Это уже было встречное движение людей, и на это надо было реагировать. Это непривычнейшая ситуация для политиков. Но к этому времени мы имели огромный опыт в условиях перестройки. Мы опаздывали, но все-таки мы и учились на ошибках. …Знаете, ведь я и Коль, и наши партнеры в Вашингтоне, Лондоне и Париже, — мы предполагали, что пойдет процесс сближения двух Германий в рамках европейского процесса. Это было общее понимание. Но вот пошел народ. Сметает все препятствия… Скажите, мы, политики, должны сидеть и взирать на это? Это стало приобретать формы спонтанного движения, не реагировать на это было нельзя.Мы оказались в трудной ситуации, когда надо было снова вернуться к этому вопросу и взглянуть на то, что произошло в ближайшее время после этих событий. Хотят представить, что Горбачев — мечущийся, слабый человек, растерянный. Да нет, никогда меня не покидала рассудительность. Никогда. И встал вопрос: а что, идти поперек этого движения, выдвигать политику, создать другую стену или вернуться к тому исходному, о чем я говорил, отвечая немцам всегда: история так распорядилась, сегодня два государства на немецкой земле, они члены ООН, и история покажет, как решится немецкий вопрос».
Видно, что Горбачев пытается оправдываться, его критикуют со всех сторон, и за спешку, с которой он якобы согласился на условия объединения Германии, и, наоборот, за медлительность, с которой он реагировал на «девятый вал», накатывавшийся на Берлинскую стену с восточной зоны оккупации, из Восточной Германии. Это было не лучшее время для Горби, не прошло и года, с того дня, как он полудобровольно уступил власть и Кремль Борису Ельцину.
Эдуард Шеварднадзе в своей книге «Когда рухнул железный занавес» довольно точно описывает те исторические дни, когда он, будучи министром иностранных дел СССР, был рядом с советским президентом.
«Я хотел бы напомнить о том, что с осени 1989 года в Германии, Лейпциге, Берлине и других восточногерманских городах уже начались демонстрации. Я хорошо понимал, что осмотрительность Горбачева вызвана тем, что в Европе находилось полмиллиона советских солдат, оснащенных самым современным оружием. Он также не мог не думать о том, почему эта армия размещена в центре Европы. Горбачеву пришлось размышлять о решении Сталина разместить здесь войска - в ответ на американские атомные бомбы. В случае необходимости наша армия из Центральной Европы в стремительном марше опрокинула бы всех и вся до самой Атлантики…Учитывая случившееся, любая попытка замедлить текущий процесс оказывалась нежелательной, да и вряд ли возможной. Было бы несправедливым приписывать инициативу по разрушению Берлинской стены мне или Горбачеву, не принимая во внимание волю населения Германии, политическую обстановку в мире и решения нашего политбюро…Если бы мы уклонились от решающей роли в этом историческом событии, Советскому Союзу это бы не принесло выгоды. Советский Союз обязан был принять на себя роль движущей силы в решении этой проблемы».
Впрочем, дальнейшие признания Шеварднадзе кажутся несколько напыщенными,
«Я рассчитывал, пишет он, что рано или поздно оба немецких государства объединятся, также я знал, что Советский Союз распадется».
Последние слова выглядят вообще поразительно: как мог он с такими ощущениями работать главой советского МИД? Мне несвойственно относиться серьезно к конспирологическим изысканиям, но тут невольно впору согласится с теми ненавистниками Шеварднадзе, кто считал, что он сознательно способствовал развалу СССР.
С другой стороны, любопытными кажутся оценки Шеварднадзе, которые он дает в книге Горбачеву.
«…У Горбачева было много хороших качеств, но он не умел «играть на опережение». Он позволял событиям идти своим чередом, пока все не складывалось в определенную тенденцию, и лишь затем начинал ими заниматься. Именно такая манера и привела к тому, что в потоке событий он оказался отстраненным от дела, ставшим делом его жизни».
В 2011 году Московский центр Карнеги выпустил сборник статей под названием «20 лет без Берлинской стены: прорыв к свободе».
Заместитель директора центра Сэм Грин в статье, названной без изыска, — «Свобода» напоминает:
«Более точная дата, от которой следовало бы вести отсчет «освобождения» соцлагеря – не 9 ноября 1989 года, а 19 августа 1989 года, когда состоялся так называемый европейский пикник. Большое количество граждан ГДР, стремившихся во что бы то ни стало попасть в ФРГ, где им были обещаны гражданство и новая жизнь, в тот момент оказались в социалистической, но относительно либеральной Венгрии. Оттуда можно было надеяться попасть в Австрию, а затем в Западную Германию. И венгерское правительство решило им в этом посодействовать, открыв границу в Австрию – сначала на один день, а затем, 11 сентября того же года (ах, как история осквернила эту дату), навсегда. Как только это решение было принято, поток гэдээровцев хлынул в Венгрию и Чехословакию, а из этих стран – уже в ФРГ. Нежелание граждан ГДР жить дальше в своей стране и отказ правителей в Будапеште и Праге поддержать Берлин и силой вернуть их домой сделали существование стены, разделяющей Берлин, абсурдным. Именно этот абсурд и разрушил ее».
Европейцы бежали из соцлагеря, едва там ослаб режим надзирателей, будто зэки – из концлагеря. «Свобода лучше, чем несвобода», сказал как-то один молодой российский политик, который запомнится соотечественникам разве что своей любовью к гаджетам и бадминтону. И, тем не менее, эту нехитрую максиму усвоили уже и без него миллионы его соотечественников, главным образом, молодых. Поэтому бессмысленными кажутся потуги нынешних держиморд в российских коридорах власти снова – пока только страхом - запереть страну на замок. Работа «взбесившегося принтера», в который превращена нынешняя российская Дума, без устали размножающая репрессивные законы, обнаружит свою никчемность в стране, где «строгость законов нивелируется необязательностью их исполнения».
И все же не покидает горечь от странного выверта российской истории, в котором очутилась страна в нулевые годы. Известный российский политолог Лилия Шевцова размышляет об этом в своей статье «Падение Берлинской стены: повод для размышлений о том, почему все не так…», опубликованной в вышеуказанном сборнике Московского центра Карнеги.
«Двадцатилетие с момента падения Берлинской стены напоминает о событии, о котором стоит поразмышлять. Эта дата напоминает о том, что мы в России упустили, что не сумели или не рискнули сделать, а что просто провалили… Эти размышления в любом случае полезны. Ибо нарушают состояние дремотного самоуспокоения либо пофигизма…
В 1989 году бывшие советские сателлиты выбросили в мусорный бак догмы, которые им Москва так долго и упорно прививала, и устремились на Запад. Их возвращение в Европу было трудным, а для некоторых мучительным… Но никто из них не хочет возвращаться в прошлое, а тем более в российские объятия. Их недовольство касается не принципов организации их жизни, а того, как их элиты их осуществляют.
Россия с тех пор продолжила свой путь – только в противоположном направлении, пытаясь найти новое воплощение старой матрицы… Периодические заявления президента Медведева (статья написана в 2011 году) о провальных итогах предыдущих лет свидетельствуют о возникновении в России почти консенсуса относительно того, что мы упустили исторический шанс, и неясно, появится ли новый…».
Что же касается вынесенных в заголовок интервью сказанных Горбачевым «Независимой газете» слов, то они были произнесены в самом конце, когда экс-президент СССР перешел к советам президенту России.
«…сегодня Россия находится в кризисе. Если нынешнее руководство сумеет перехватить инициативу новой политикой и новой командой — коалиционной командой, иначе согласияне будет, если не какой-то там сектантской командой, а именно коалиционной обеспечит новую политику и согласие, то мы сохраним процесс преобразований, сохраним Федерацию, всесохраним. Если будет упорствовать, что мы действовали идеально с января по октябрь, что с этого и начинается новое летосчисление, да больше того — чуть ли не человеческая история, как это до нас уже заявлялось, то это заблуждение. Оно мешает президенту выйти на его конструктивную роль как высшего лица, как объединителя всех реформаторских сил, в том числе и консервативных сил — здоровых, которые за реформы, за преобразования. Я бы пожелал ему избавиться от этого недостатка. Никак он от него не избавится.Итак, если президент не воспользуется оставшимся временем, чтобы опереться на конструктивные силы, он допустит огромный просчет. Мне очень бы хотелось, чтобы он выполнил миссию национального лидера. Либо он поднимется на эту высоту, либо он потеряет себя. Необходимо не только созданиекоалиционного правительства, необходимо оздоровление окружения президента. — Но президент Ельцин может возразить вам, что ваше собственное окружение было не слишком удачным, замечает Виталий Третьяков.— Тем более. Пусть учтет мой опыт».
«Реформаторские силы», «консервативные силы», — кого имел в виду Горбачев в те дни, не очень понятно, — «красных» директоров, агропромышленное лобби?…
В том же номере «НГ» еще одна заметка:
«УХОДА ГАЙДАРА ДОПУСТИТЬ НЕЛЬЗЯ»
Консультативный совет надеется на президента»Вчера Борис Ельцин собрал свой консультативный совет в Кремле. На него прибыли: Алексей Емельянов, Геннадий Бурбулис, Гавриил Попов, Юрий Карякин, Сергей Станкевич, Евгений Амбарцумов, Егор Яковлев, Анатолий Собчак, Дмитрий Волкогонов, Павел Бунич и даже Юрий Рыжов из Парижа. Вопрос для обсуждения Ельцин предложил один: о социально-экономическом и политическом положении в России и подготовке к VII съезду народных депутатов РФ. Вопрос, как подчеркнул президент, серьезный. «Наметить стратегию и тактику поведения на съезде, поскольку реваншистские силы хотят взять свой реванш — разгромить правительство. Они консолидируются решительно… Нам нельзя дать разрушить ход реформ, не дать возможность уйти в отставку правительству или основной его части во главе с Гайдаром».В ответ на замечание Анатолия Собчака, что «нельзя избежать потерь в правительстве», Ельцин еще раз повторил: «ухода Гайдара допустить нельзя».
Однако спустя месяц выяснилось, что даже Ельцину оказалось не под силу отстоять Гайдара.
На открывшемся 1 декабря 1992 года VII Съезде народных депутатов России, на котором и.о. главы правительства Егор Гайдар отчитывался за проделанную работу, он не получил поддержки необходимого большинства, несмотря на все усилия президента России. Главой правительства был избран Виктор Черномырдин. А Гайдар подал в отставку со всех постов в правительстве. Второе его пришествие туда состоялось в сентябре 1993 года.
Аркадий Дубнов. Международный обозреватель газеты «Московские новости». Закончил МЭИ, работал в НИИ и на АЭС. В журналистике с 1990-го: «Демократическая Россия», «Новое время», «Радио Свобода», «Время новостей». 20 лет наблюдает за тем, что происходит на месте бывшего Союза.