Судят КПСС…
События и публикации 4 августа 1992 года комментирует обозреватель Олег Мороз*
В июле 1992 года Конституционный суд начал рассматривать так называемое «Дело КПСС». Некоторые ожидали, что это будет нечто вроде Нюрнбергского процесса над «орденом меченосцев», который несколько десятилетий безраздельно правил несчастной Россией, стараясь вылепить из нее что-то нигде не виданное и не слыханное и не останавливаясь при этом ни перед какими преступлениями.
Люди более осведомленные сразу же отвергали «нюрнбергскую» версию: дело в том, что судебную тяжбу затеяли сами коммунисты, стремившиеся доказать неконституционность указов президента Ельцина, касающихся КПСС и Компартии РСФСР. Первые два указа – «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР» и «Об имуществе КПСС и Коммунистической партии РСФСР» – Ельцин подписал сразу после путча, 23 и 25 августа 1991 года соответственно. Смысл первого указа понятен из названия: Ельцин приостанавливал деятельность КП РСФСР до решения суда о том, насколько конституционна эта деятельность. Вторым имущество обеих компартий объявлялось государственной собственностью. Третий указ – «О деятельности КПСС и КП РСФСР» – был подписан после некоторой паузы – 6 ноября 1991 года. Здесь давалась развернутая политическая оценка КПСС.
По словам Ельцина, она никогда не была партией в общепринятом понимании: «Это был особый механизм формирования и реализации политической власти путем сращивания с государственными структурами». Президент России возлагал на руководство КПСС «ответственность за исторический тупик, в который загнали народы Советского Союза и тот развал, к которому мы пришли».
Этим указом деятельность КПСС и КП РСФСР на территории РСФСР прекращалась, а их организационные структуры распускались. Вновь подтверждалось: имущество обеих партий на территории России передается в собственность государства.
Как уже сказано, коммунисты решили оспорить в КС конституционность этих указов. Правда, противники коммунистов, «президентская» сторона «вчинила» встречный иск, требуя проверить, насколько конституционными вообще были союзная и российская компартии.
В «Известиях» за 4 августа большая статья известного в ту пору журналиста, пишущего на юридические темы, Юрия Феофанова о начавшемся «процессе века» (впрочем, в реальности он таковым не стал).
Автор постоянно подчеркивает: судебный процесс такого рода должен быть исключительно правовым, но никак не политическим. Но как удержать от политических, нравственных обвинений многочисленных свидетелей, выступающих в суде, – людей, претерпевших бесчисленные страдания от кровавого «красного колеса», прокатившегося по стране? Как удержать от этого, например, писателя Льва Разгона, проведшего в лагерном аду почти два десятилетия, как удержать от этого священника Глеба Якунина, помыкавшегося по тюрьмам и психушкам уже в «либеральные» времена брежневского застоя, как удержать правозащитника Владимира Буковского, которого после длительных мытарств выслали из страны, обменяв на генсека чилийской компартии («обменяли хулигана на Луиса Корвалана»)?...
«Они говорили о том, что всем достаточно хорошо известно, но что все равно потрясало. Они, жертвы, говорили и о своей личной вине за то, что произошло в стране. Они подчеркивали, что каждый коммунист, даже самый пассивный, лишь не голосовавший на собраниях «против», тоже виноват, хотя, понятно, никто не может нести никакой юридической ответственности за молчание – только личную, перед собственной совестью. Они возлагали вину на каждого соотечественника, пусть трижды беспартийного, за то, что «все это» стало возможным.
А вот ни у одного из свидетелей противоположной стороны ни слова покаяния из уст не вырвалось:
«Да, признавали они, отдельные ошибки допускались. Но в целом деятельность партии была полезной народу, генеральная линия правильной – могучую державу создали, космос открыли… Без «издержек» это, мол, сделать нельзя».
Вот так, величайшая трагедия страны, трагедия народа, подорвавшая его жизненные силы, в значительной степени разрушившая генофонд нации, – это все так, незначительные издержки. Лес рубят – щепки летят.
Традиционный прием защитников тоталитарного режима – восхваление «витринных» успехов коммунистической поры («зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей…») при полном молчании, как пишет автор, «о нищете народа, абсурдной экономике, афганской авантюре – будто ничего этого и многого другого не было».
Они желают гальванизировать труп
Юрий Феофанов вновь и вновь задает себе вопрос: почему же все-таки защитники репрессивного режима с таким упорством отказываются произнести хотя бы слово покаяния, коль скоро преступные деяния этого режима столь очевидны? Более того – зачем вообще защитники КПСС затеяли этот процесс? Ведь пропагандировать коммунистические идеи им не запрещено, создавать партии «этой конфессии» – тоже. Так к чему же оживлять труп?
«Скорее всего, – отвечает на этот свой вопрос автор, – это дальний прицел – надежда вернуться к власти и вновь сплавить государство с партией. Для этого им надо сейчас сохранить ядро политической системы. Отсюда и невозможность честно осудить преступления прошлого: сказав слова покаяния, можно ли рассчитывать на восстановление былого? Надо во что бы то ни стало сохранить хотя бы горстку беспрекословных партийцев, не знающих сомнений и беспрекословно подчиняющихся вождям. Сохранить эту «горстку», чтобы возродиться на той же неизменной госкоммунистической основе».
Такими ли уж безосновательными были подобные надежды? Да нет, основания имелись. Как мы знаем, было, по крайней мере, две довольно успешные и едва не приведшие к желаемому результату попытки восстановления коммунистического или хотя бы прокоммунистического режима – в октябре 1993-го и в июне–июле 1996-го. Обе попытки были предотвращены благодаря твердой позиции Ельцина и его единомышленников.
Возможен ли в дальнейшем возврат коммунистов к власти? Свою книжку, посвященную президентским выборам 1996 года и победе на них Ельцина, я назвал «Красные больше не вернутся». Сейчас я в этом – в невозврате коммунистического правления – не так уверен. Вполне возможное в ближайшие годы ухудшение материальных условий жизни людей на фоне тотальной коррупции, чиновничьего властного беспредела и беззакония с высокой вероятностью может привести к социальному взрыву. Этим взрывом, конечно, гораздо легче будет воспользоваться красным с их традиционными, греющими душу простого народа утопическими обещаниями, нежели либералам и демократам.
Вернемся, однако, к «делу КПСС». В итоге его рассмотрения Конституционный суд принял довольно половинчатое решение, по принципу «и нашим, и вашим». Что-то в указах Ельцина он признал конституционным, что-то – нет. Так конституционным был признан роспуск руководящих структур КПСС и КП РСФСР, неконституционной – ликвидацию первичных парторганизаций, образованных по территориальному принципу. В общем-то, большого практического значения это уже не имело, поскольку к тому моменту и руководящие партийные органы, и большинство «первичек» давно перестали существовать. «Руководящая и направляющая», а также ее российский филиал к этому времени в основном рассыпались, что, впрочем, не предотвратило в дальнейшем бесчисленных попыток их реанимировать и вдохнуть в них новую жизнь. Один из вариантов реанимации, как мы знаем, был достаточно удачен – на свет Божий появилась КПРФ, которая до сих пор играет заметную, хотя уже и не ведущую, роль в политической жизни России.
Жаловались коммунисты и на реквизицию их имущества, требовали вернуть им его, позабыв свой бессмертный лозунг «грабь награбленное!» Здесь суд тоже принял «компромиссное» решение: постановил признать законными (конституционными) распоряжения об отъеме той части имущества, которая была государственной или муниципальной, и незаконными те, что отбирали у коммунистов «их собственную» собственность, хотя документально права на эту собственность в советские времена сплошь и рядом никак не удостоверялись.
Что касается проверки конституционности КПСС и КПРФ, суд прекратил рассмотрение этого дела, сославшись на то, что в августе–сентябре 1991-го КПСС фактически распалась.
Позднее члены Конституционного суда признавались, что половинчатое решение по этому делу было не столько юридическим, сколько политическим. Так, один из судей Гадис Гаджиев, спустя годы, рассказывал в интервью «Новой газете»:
– Решение принималось непросто, оно было компромиссным… Это решение во многом было продиктовано политическими резонами – оно не родилось только из юридической логики. Ощущение было таким, что если мы пойдем по радикальному пути и признаем преступными не только структуры КПСС, но и всю партию, то это вместе с членами их семей будет очень большая часть общества. И это вызовет серьезный раскол в обществе. Раскачивать лодку не хотелось, и надо было искать какое-то примиряющее решение. И тогда появилось решение: ядро, руководство партии виновно (не в уголовном смысле, а в смысле конституционного права), а на низовые ячейки и рядовых членов эти выводы распространять нельзя, об их неконституционной деятельности говорить нельзя.
При этом Гаджиев признает, что тогда произошел «первый серьезный раскол в суде». Часть его членов – Кононов, Эбзеев, Лучин – выступили с особым мнением. В частности, Анатолий Кононов, вообще попортивший много крови председателю суда Валерию Зорькину своими особыми мнениями, не согласился с решением КС о том, что существование первичных организаций компартии допустимо и что суду не следует рассматривать вопрос о конституционности КПСС. Но «смутьян», естественно, остался в меньшинстве.
Кстати, он же, Кононов, а также несколько других судей 21 сентября 1993 года голосовали против поспешного решения Конституционного суда, которым известный указ Ельцина под номером 1400 о приостановке деятельности Верховного Совета и Съезда КС признавал достаточным основанием для отрешения президента от должности, чем антиельцинская оппозиция мгновенно и воспользовалась.
В России был свой «Освенцим», но не было своего «Нюрнберга»
В общем, «Нюрнбергский процесс» над КПСС так и не состоялся. И вряд ли теперь уже когда-нибудь состоится.
Один из подсудимых на Нюрнбергском процессе, бывший министр вооружений нацистской Германии, близкий к Гитлеру человек Альберт Шпеер (он получил двадцать лет отсидки) в своих мемуарах описывает, как его подельники осуждали преступления нацистского режима, во главе которого они стояли:
«Продолжавшийся девять месяцев процесс наложил на нас неизгладимый отпечаток. Даже Геринг, твердо намеревавшийся доказать свою правоту (вот как! – О.М.) и отличавшийся сначала довольно агрессивным поведением, резко осудил массовые убийства и заявил, что не понимает, зачем и кому это было нужно. Кейтель уверял, что предпочитает пойти на смерть, лишь бы не оказаться еще раз втянутым в такие страшные преступления. Франк подчеркивал, что из-за Гитлера вина легла на весь немецкий народ… Даже Штрейхер в своем последнем слове резко осудил «истребление евреев». Функ говорил о том, что при одной мысли о таких зверствах сгорает от стыда. Шахт указывал, что «душа его теперь не будет знать покоя». Заукель признавал, что «бесчеловечные действия, выявленные на этом процессе, поразили его в самое сердце». По мнению Папена, «силы зла оказались могущественнее, чем силы добра». Зейсс-Инкварт именовал совершенные нацистским режимом и при его прямом участии злодеяния не иначе, как «ужасными эксцессами». Фриче призывал рассматривать «убийство пяти миллионов человек (почему только пяти? – О.М.) как предостережение будущим поколениям».
Конечно, раскаяние это в большинстве случаев было фальшивым: нацистские преступники изо всех сил старались избежать петли. Да, собственно говоря, как прямо пишет Шпеер, «все они в той или иной степени отрицали свою вину». Но – хоть такое. Человечество хоть и с неимоверным трудом заставило все же произнести этих негодяев слова покаяния. Как бы хорошо было, чтобы на аналогичном процессе подобные слова произнесли Сталин, Берия, Молотов, Маленков, Каганович, Ворошилов, Жданов и иже с ними, подписывавшие тысячные расстрельные списки, превратившие миллионы невинных людей в «лагерную пыль». Увы, большинство из них (кроме Берии), когда настал срок, мирно почили, ни в чем не раскаявшись, прах многих из них занял почетное место в могилах на Красной площади или в нишах кремлевской стены.
Но, что гораздо хуже, мир до сих пор так и не услышал настоящего, громкого раскаяния, покаяния в связи с преступлениями коммунистов, особенно преступлениями ленинско-сталинского периода.
Нельзя сказать, что в Германии аналогичный процесс осознания преступлений нацизма, его осуждения и, в какой-то мере, «национального покаяния» шел легко, однако немцы, в спорах, в дискуссиях, подчас весьма жестких, прошли по этому пути достаточно далеко. Мы же на этот путь, по сути дела, так и не вступили.
«Применим ли германский опыт в России?» – спрашивает профессор-историк Александр Борозняк. И отвечает:
«Существует слишком много оснований для того, чтобы ответ не оказался утвердительным. Длительность нацистского режима измеряется двенадцатью годами, советский вариант тоталитаризма просуществовал, по меньшей мере, в два раза дольше. Крушение «третьего рейха» произошло под ударами извне, советский режим пал под воздействием неразрешимых внутренних противоречий. В СССР – при наличии «своего» Освенцима (ГУЛАГа – О.М.) – не было «своего» Нюрнберга. Немцы учились извлекать уроки из своей истории в обстановке формирования и совершенствования гражданского общества, в условиях деятельности государства, обладающего социальной ответственностью (выделено мной – О.М.) Что касается России, то маршруты движения к гражданскому обществу у нас надежно заблокированы, а нерешенные социальные проблемы побуждают изгонять из коллективной памяти ужасы и злодеяния сталинизма».
В общем, есть большая опасность, что этот нераскаянный грех так и будет висеть тяжким бременем на плечах страны, на плечах нынешнего и грядущих поколений. Так же, как грех пребывания мумии одного из главных коммунистических преступников в Мавзолее в самом центре страны. Думаю, во многом это, среди прочих обстоятельств, определит ее дальнейший драматический, бестолковый, спотыкающийся путь, в конце которого, неровен час, нас может ждать настоящая катастрофа.
Олег Мороз. Писатель, журналист. Член Союза писателей Москвы. Занимается политической публицистикой и документалистикой. С 1966-го по 2002 год работал в «Литературной газете». С 2002 года на творческой работе. Автор нескольких сотен газетных и журнальных публикаций, более полутора десятков книг. Среди последних – «Так кто же развалил Союз?», «Так кто же расстрелял парламент?», «1996: как Зюганов не стал президентом», «Почему он выбрал Путина?», «Ельцин. Лебедь. Хасавюрт», «Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина», «Неудавшийся «нацлидер».