Грозит ли Киргизии раскол?
Не следует преувеличивать его опасность
Итоги минувшего года показали, что в постсоветском пространстве дезинтеграционные процессы с распадом СССР отнюдь не ослабли. Их движущими силами становятся уже не только конфликты типа «центр — автономии», но и региональный сепаратизм, могущий приобретать как этнические, так и субэтнические, а то и вовсе внеэтнические формы. Угроза национально-территориальной дезинтеграции сохраняется во многих новых независимых государствах, с ней так или иначе приходится считаться руководству России и Украины, Грузии и Азербайджана, Молдовы и Таджикистана…
Кровавая междоусобица в Таджикистане уже поставила эту страну на грань территориального раскола — пока не де-юре, но де-факто: таджики из разных регионов и землячеств воюют друг против друга, местные власти не подчиняются центральным, а о едином экономическом комплексе республики говорить теперь просто бессмысленно. Но в последнее время в прессе нередко высказывается мнение, что и в других среднеазиатских государствах, подобно Таджикистану, возможно резкое обострение региональных конфликтов. Особенно часто в этой связи упоминается Кыргызстан (Киргизия) — одна из наиболее отсталых в социально-экономическом отношении бывших союзных республик, руководство которой с приходом к власти А. Акаева взяло курс на созидание основ гражданского общества и рыночного хозяйства в этой не имеющей исторических традиций либерализма и демократии азиатской стране.
К счастью, питающие сепаратизм межрайонные и межклановые антагонизмы пока проявляются в Киргизии не в столь экстремальных формах, как в соседнем Таджикистане, но объективно территориальные диспропорции и этноклановая дифференциация общества выражены здесь ничуть не слабее. Эта страна с ее колоссальными ландшафтами, культурными, хозяйственными контрастами представляет собой мозаику совершенно непохожих друг на друга миров, обществ, зачастую противостоящих и соперничающих. Здесь сказываются несхожесть траекторий исторического развития и доминирующих типов экономической деятельности в долинах северной и южной Киргизии, в Прииссыккулье, горных районах Внутреннего Тянь-Шаня, огромная пространственная неравномерность хода русской колонизации XIX–XX вв., а также устойчивость этнографических различий среди самих киргизов (кыргызов).
Кыргызстаном, как и другими центральноазиатскими республиками, государственная независимость была обретена до того, как завершилась этническая консолидация коренного народа, локальные группы которого сохраняют региональное самосознание и элементы племенной культуры. Вообще региональное самосознание — т. е. самоидентификация жителей с той или иной территориальной общностью, а одновременно и противопоставление себя другим территориальным общностям (в т. ч. и в рамках одного и того же этноса) — обычно присуще даже многим группам давно консолидированных наций. Далеко не всегда оно порождает сепаратизм в политике. Но именно в случае слабой национальной консолидированности он может легко пустить корни, скажем так, на субэтническом уровне.
Субэтнические различия среди киргизов проявляются, с одной стороны, в относительной устойчивости их родоплеменной организации, в частности в дифференциации на «правое» крыло, или «Онг» (киргизы Чуйской, Ферганской долин, Иссык-кульской котловины, большинства горных районов Тянь-Шаня и Алая) и «левое» крыло, или «Сол» (в основном киргизы Таласской и Чаткальской долин). Кроме того, совершенно обособленное положение в составе киргизского этноса занимает родоплеменная группа ичкилик, не входящая ни в «правое», ни в «левое» крыло и населяющая крайний юг Кыргызстана, а за пределами страны — горные районы Памира и Каратегина (Таджикистан), где киргизы после их массовых переселений XIX–XX вв. на север в Киргизию остались теперь этническим меньшинством*. Роль традиционных родоплеменных структур в современном киргизском обществе длительное время преуменьшалась по идеологическим причинам. Вспомним хотя бы постыдную травлю со стороны АН Киргизской ССР выдающегося этнографа — тюрколога и киргизоведа С. М. Абрамзона, обвинявшегося в том, что он пошел «по ложному пути дробления киргизской социалистической идеи», ученого, заслуги которого давно уже признаны отечественным и мировым научным сообществом.
Однако еще большее значение, чем родоплеменное деление, имеют хозяйственно-культурные различия среди киргизов, а также различия укоренившихся традиций общественной самоорганизации. Южные киргизы — адигине и мунгуш, многие столетия тесно контактировавшие с оседлым таджикским, узбекским и уйгурским населением, имеют помимо древней скотоводческой традиции и собственный опыт земледельческой культуры. Последняя намного слабее укоренилась у северных киргизов в Чуйской долине, где после монгольского завоевания XIII в. земледелие пришло в полный упадок и возродилось лишь с началом русско-украинской колонизации в XIX столетии. Ислам усвоен киргизами намного более поверхностно, чем таджиками или узбеками. В их верованиях, общинной этике, духовной культуре и быту сохранилось много домусульманских и вообще немусульманских реликтов и заимствований, что сильно отличает киргизов от их среднеазиатских собратьев — правоверных магометан и сближает с живущими к северу и востоку от них народами Центральной Азии и Южной Сибири. Но при этом «южане» — ферганские и алайские киргизы — исламизированы глубже, чем «северяне» — чуйские, иссык-кульские, Таласские киргизы, у которых в свою очередь быстрее идет разложение общины. Не отсюда ли и различное отношение к нынешним реформам среди северных и южных киргизов? У «южан» оно более негативное, тяжелее идет их адаптация к рынку, зато сильнее выражены исламские ценности. Киргизы из разных этнографических групп, родов и кланов зачастую считают друг друга чужаками, и это затрудняет формирование нации в западном, европейском понимании.
Благоприятная почва для консервации трайбализма, регионального самосознания, культурного изоляционизма и развития политического сепаратизма существует и как следствие острых межрайонных диспропорций — особенно если те или иные территориальные общности воспринимают социально-экономическое неравенство как проявление «эксплуатации» со стороны более «богатых» районов (обоснован подобный взгляд или нет — это уже другой вопрос). В Киргизии, 2/3 населения которой проживает в Чуйской, Ферганской и Таласской долинах, наиболее разительны контрасты в уровне жизни и экономического развития между равнинными и слабоосвоенными горными районами. Но и наиболее густо населенные долины республики — Чуйская и Ферганская — это почти во всем полярные районы.
Чуйская долина — это территориальный стержень экономики Кыргызстана, не имеющий равных в стране по степени земледельческого освоения, уровню городского и индустриального развития. Именно ее плодородные земли в XIX–XX вв. заселялись выходцами из европейской России и Сибири (славянами, немцами, татарами). Здесь выросло уже не одно поколение переселенцев, считающих Киргизию своей родиной. Важно, что в Чуйской долине они на протяжении многих десятилетий были избавлены от синдрома «национального меньшинства». Здесь вплоть до 1990-х годов их было больше, чем киргизов, а в столице — Бишкеке — русские и украинцы и сейчас составляют более половины жителей. Однако за счет различий в естественном приросте и выезда славян за пределы страны пропорция быстро меняется в пользу коренного этноса. Отток отсюда русских стал заметно превышать их приток еще в далекие 1970-е годы, но особенно стремительно он начал расти с рубежа 1980— 1990-х г. г. в связи с общей дестабилизацией межнациональной ситуации в СССР. Только в 1992 г. выехало, по оценкам, из Чуйской области более 30 тыс. русских.
Полную противоположность Чуйской долине в отношении природы, хозяйства, образа жизни, культурного облика населения и политического климата являет собой Киргизская Фергана, включающая полосу предгорных возвышенностей — адыров и горное обрамление Ферганской котловины. Адырная зона составляет единое экономическое целое с узбекскими хлопководческими оазисами Ферганской долины. Адыры, долины и горы юго-западной Киргизии — во многом еще мир традиционализма и архаики. К тому же это очень бедный и социально напряженный район даже на фоне неблагополучной Средней Азии. Заселен он преимущественно киргизами и узбеками, отношения между которыми развиваются неровно и небесконфликтно, к тому же теперь их омрачает и память о страшной Ошской резне 1990 г., одной из самых жестоких за всю историю советской Средней Азии. Узбеки — исконные земледельцы и горожане — издавна заселяли восток Ферганской долины. Рост в XX в. по мере перехода к оседлости земледельческого киргизского населения, а также демографический бум среди местных узбеков предельно обострили здесь вопрос о земле. Оба народа считают крупнейший центр Киргизской Ферганы Ош «своим», а после событий 1990 г. этот разделенный на две общины город стали с легкой руки иных публицистов называть «среднеазиатским Бейрутом», хотя кровавых рецидивов сохраняющегося межобщинного противостояния за минувшие 2,5 года удалось избежать. Ош традиционно являлся главным центром распространения ислама в Киргизии. Сохранивший до наших дней многочисленные мусульманские святыни и места религиозного паломничества, именно этот город стал в годы перестройки форпостом «исламского ренессанса» в республике. К сожалению, имидж города, в прошлом бывшего очагом высокой культуры, веротерпимости, межэтнического согласия, изменился в худшую сторону — во многом за счет не поддававшегося в последние десятилетия никакому контролю массового наплыва сельских мигрантов, лишившихся традиционных корней, но горожанами так и не ставших. Не случайно и резня здесь творилась руками маргиналов, а не коренных ошан.
Огромные различия в экономическом потенциале, структуре и специализации хозяйства, национальном составе, образе жизни, уровне благосостояния и социокультурных предпочтениях населения практически исключают возможность единообразной социально-экономической стратегии для севера и юга Кыргызстана. Почти по всем социально-экономическим показателям Киргизская Фергана отстает от Чуйской долины, причем разрыв нарастает и по мере внедрения механизмов рыночной экономики, безусловно, будет увеличиваться. Темпы реформ на юге значительно ниже, чем на севере с его лучшей инфраструктурой, квалифицированными кадрами и более европеизированной элитой. На юге Киргизии традиционное общество, хотя и в специфической «социалистической» оболочке, в значительной мере сохранялось всю советскую эпоху. Здесь условия для экономической модернизации и «прокапиталистических» реформ наименее благоприятны. Переход к рынку тяжело идет на всем геопространстве бывшей советской империи, здесь же этот процесс мучителен вдвойне, и, если своевременно не будут созданы защитные механизмы, он грозит массовым обнищанием населения и социальным взрывом. Широко распространенные в южной Киргизии антирыночные настроения могут трансформироваться в поиск собственных моделей развития и устремления обособиться от Бишкека, если республиканские власти недостаточно будут учитывать специфику данного района. Недовольство «южан» вызвано также усилившимся в последнее время доминированием севера в политической жизни Кыргызстана, тем более что исторически юг (алайский регион) традиционно являлся колыбелью киргизской политической и культурной элиты.
Главные центры экономической, культурной и интеллектуальной деятельности в современной Киргизии — преимущественно русскоязычный Бишкек на севере и имеющий сильный узбекский оттенок Ош на юге — это города-антиподы, словно воплощающие собой противоположные перспективы развития — «модернизации» и «ретрадиционализации». Различно и политическое лицо Оша и Бишкека. В первом — весьма сильны национал-фундаменталистские группировки, к тому же конфликтующие — киргизские и узбекские. Второй же стал оплотом местного технократического истеблишмента и более прозападно настроенных движений, кузницей республиканских кадров управленцев-прагматиков и политиков-реформаторов. Вместе с тем столица есть столица, и в Бишкеке представлена по существу вся современная палитра политического спектра Кыргызстана — от в целом поддерживающих президента умеренных наци-онал-демократов до реликтовых коммунистических организаций ортодоксального толка на одном фланге и крайних национал-ради-калов на другом. За овладение столицей идет борьба и многих региональных группировок, связанных с Бишкеком происхождением, но стремящихся укрепить позиции собственного клана в масштабе страны.
На опасность усиления сепаратизма влияет и чисто географический фактор — относительная изолированность многих районов, разделенных труднопроходимыми горами. Для республики жизненно необходима внутренняя интеграция территории по оси Ош — Бишкек, но в обозримом будущем эта задача не представляется легко выполнимой. Сейчас Ферганская и Чуйская долины и экономически, и геополитически обращены как бы к разным обществам, и модели преобразований в них не могут не отличаться. Для первой — весьма вероятно нарастание экономической и культурной интеграции с соседними мусульманскими странами, в целом с исламским миром. Для второй — сохранение традиционных отношений с Казахстаном и Российской Федерацией, активизация хозяйственных и культурных связей с Китаем, усиление ориентации на достигшие больших успехов в экономической модернизации государства Восточной и Юго-Восточной Азии, а из исламских стран (помимо бывших советских республик) — главным образом на Турцию. Вместе с тем Чуйская долина — это и главный территориальный полигон проникновения в Кыргызстан западного бизнеса.
Но есть и очень много факторов, ослабляющих сепаратизм. Несмотря на острейшие территориальные диспропорции, за годы советской власти сложилась экономическая общность республики. Общенациональное сознание у киргизов сейчас уже превалирует над местным и конфликтами районных интересов. Республика Кыргызстан — полноправный член ООН, и в ее пределах никакие сепаратисты не могут рассчитывать на поддержку международного сообщества. Сепаратистские настроения ни в одном из районов страны не охватили пока широких масс населения, хотя кое-где и провоцируются местными лидерами. Сама местная элита в наиболее взрывоопасных районах политически раздроблена, не имеет единой позиции по отношению к центральному бишкекскому руководству, но в большинстве своем выступает против расчленения страны.
При всей сложности и противоречивости взаимоотношений северных и южных киргизов интересам последних в гораздо большей степени отвечает сохранение единого Кыргызстана, чем раскол с неясными геополитическими перспективами и неизбежным усилением ориентации собственных ошских и джалал-абадских узбеков на интеграцию с Узбекистаном. В случае раскола государства ни одно из новых образований не будет экономически жизнеспособным. Наконец, твердый курс руководства Кыргызстана с президентом-демократом во главе на достижение в стране межэтнического согласия и гражданского мира является дальновидной политикой, ограничивающей и ослабляющей возможные сепаратистские устремления нацменьшинств.
Так грозит ли Киргизии раскол? Думается, что сейчас не следует преувеличивать его реальную опасность. Видимо, будущее развитие событий в большой степени будет определяться тем, во-первых, удастся ли республике сохранить политическую стабильность, во-вторых, смогут ли реформы способствовать социально-экономической стабилизации и росту благосостояния в обществе и, в-третьих, насколько гибко и с учетом местных условий и традиций будут осуществляться преобразования в разных регионах Киргизии. В случае социально-экономической стабилизации и при устойчивости политического развития острые межрайонные противоречия могут быть сглажены, а центробежные силы — лишиться реальных рычагов дезинтеграционной активности. И напротив, пример Таджикистана показывает, какую угрозу территориальной целостности государства, делающего на пути независимости лишь первые шага, может представлять эскалация политической конфронтации в условиях этносоциальной и конфессиональной мозаики, межклановой разобщенности, элементов или реликтов родоплеменной организации, а также огромных различий между территориями в культурных ориентациях населения, хозяйственных традициях и исторических судьбах. Опыт таджикской драмы еще подлежит изучению, но из него могут и должны быть извлечены необходимые уроки.
* Современные проблемы коренного киргизского населения суверенного Таджикистана, в т. ч. их взаимоотношения с таджиками и своими соотечественниками из Кыргызстана — это вопрос, заслуживающий отдельного рассмотрения и выходящий за рамки догмой статьи.