Минута молчания
События и публикации 21 февраля 1993 года комментирует обозреватель Игорь Корольков*
В этот день «Московские новости» вышли с впечатляющим снимком на всю первую полосу шахтера в тесном забое. По снимку текст: «Рабочие комитеты шахт, Независимый профсоюз горняков и профсоюз угольщиков России — сегодня те силы, которые вполне могут превратить забастовочное движение в «перпетуум-мобиле». Иными словами, сделать его вечным.
«С наступлением февраля над Россией вновь навис дамоклов меч шахтерских забастовок, — пишут «МН». — Причины все те же — недостаток финансовых вливаний в отрасль со стороны государства. Освободив практически все цены, оно по-прежнему держит на привязи угольные, предпочитая компенсировать ножницы цен периодической оплатой шахтерских счетов.
Они между тем растут. Впрочем, задолженности горнякам уже стали хроническими. Уголь добывается, отгружается потребителям, а дотации из бюджета опаздывают на месяцы. Люди в шахтах вместо обещанного получают крохи».
Кто не помнит такую грозную силу в России, как шахтерские забастовки начала 90-х! В пору экономических перемен и политической нестабильности эта сила играла существенную роль в политическом противостоянии тех, кто нес стране реформы, и тех, кто был против них. Положение в отрасли сложилось катастрофическое. К 1992 году более половины шахт России имели фактический срок службы свыше 40 лет и лишь 16 были относительно новыми. Почти две трети шахт считались опасными по газу и угольной пыли, каждая вторая — по самовозгоранию угля. Только на 15-ти процентах шахт технико-экономические показатели работы были сопоставимы с передовыми зарубежными угледобывающими предприятиями.
В результате запущенности всего горного хозяйства отрасли, старения фонда, падения трудовой и технологической дисциплины, высокой аварийности производительность труда на угольных предприятиях резко упала. В начале 1993 года она соответствовала уровню 1954 года, на разрезах — 1956-го. Положение усугубилось тем, что в результате мощного забастовочного движения шахтеров 1989–1991 годов правительство страны приняло ряд экономически необоснованных, популистских решений. Продолжительность отпусков шахтеров стала в 1,7–2,5 раза выше, чем в основных угледобывающих странах мира. Ежемесячное количество выходов рабочего в угольной промышленности России стало на 20 процентов меньше, чем за рубежом.
К этому букету проблем добавьте ужасное состояние шахтерских поселков. Большинство из них нуждались в срочном ремонте и реконструкции.
Вот и получилось, что к началу 90-х в отрасли обострились производственные, технические, экологические и социально-экономические проблемы. Она оказалась в тисках системного социально-экономического и организационно-управленческого кризиса.
Жизнь бок-о-бок с постоянным риском делает человека бесстрашным. Там, под землей, в пыли и мраке, в шахтере прорастает ощущение несправедливости. Зарабатывая селикоз и рискуя жизнью, шахтер понимает, что зарплата, которую ему платят, не соответствует его тяжкому труду. Что деревянная халупа, куда он вернется после смены, давно уже не подлежит ремонту — ее нужно сносить. Что жизнь в их шахтерском поселке — это прозябание на задворках жизни. Там, в шахте, пробуждается самосознание, которое классики называли классовым. А это при определенных обстоятельствах такая же гремучая смесь, как повышенная концентрация метана под землей вкупе с угольной пылью.
В критическую минуту к шахтерам апеллировали и Ельцин, и Зюганов. Вначале горняки бастовали, поддерживая демократов, потом — коммунистов. Шахтеры требовали экономической самостоятельности шахт, повышения зарплаты, улучшения условий труда, социальных гарантий… Что-то выторговали, но жизнь их сильно не изменилась.
Сегодня странно читать о том, что государство не желало выпускать из своих рук шахты. Они давно уже, все до единой, в частных руках. Но, как говорил поэт, сижу в президиуме, а счастья нет. Средняя зарплата российского горняка по данным Росстата еще в 2005 году составляла около 400 долларов. Сегодня она, разумеется, выше. Председатель Российского независимого профсоюза работников угольной промышленности Иван Мохначук назвал цифру 34 тысячи рублей. Такова средняя ежемесячная зарплата в угольной отрасли. У рабочих она — 29 тысяч. В некоторых случаях зарплата тех, кто работает в забое, доходит до 50–60 тысяч. А теперь сопоставьте даже эти 60 тысяч с условиями, в которых работает горняк, и вы поймете — это совсем не та сумма, которая покрывает нелегкий труд подземных червей, как шахтеры порю сами себя называют. Поэтому молодые люди не рискуют спускаться в забой. Поэтому четвертая часть работающих на добыче угля — пенсионеры.
А ведь 60 тысяч, подчеркну, — счастливое исключение из невеселого правила. В Интернете нашел письмо Светланы Леонидовны Зеленевой из Краснокаменска Читинской области.
«…мой супруг работает в забое… на урановом руднике, — пишет Зеленева, — (ОАО ППГХО)… и получает зарплату 18 000 рублей. У нас в городе в некоторых магазинах это зарплата продавца. Как такое возможно? …с такой зарплатой даже порой на хлеб не хватает к концу месяца. Когда приезжает комиссия, им показывают самый чистый блок, а где, в каких условиях и, главное, — каким оборудованием работают, они не видят, да им и не интересно. Приезжают для галочки. У нас в России никто рабский труд никто не отменял, живут только начальники, депутаты, а многим просто приходится выживать (цены в магазинах растут, детей учим платно)».
Письмо годичной давности — написано 26 января 2012 года. Не думаю, что за это время муж Светланы Леонидовны стал зарабатывать больше и условия его труда поправились. Письмо супруги горняка дышит обреченностью, в которой видно, как вызревают гроздья гнева. Весьма опасные гроздья!
В одном из интервью первому заместителю директора ФГУ «Соцуголь» Сергею Старчевскому задали вопрос: а сколько получают шахтеры на западе, скажем в США и Великобритании? «Зарплата шахтеров на Западе, в частности, в тех же Штатах, — сказал г-н Старчевский, — в несколько раз больше зарплаты российских шахтеров. Но это обусловлено их большой производительностью труда».
Всезнающий Интернет выдал по запросу такую любопытную информацию. В Австралии средняя зарплата в горнодобывающей промышленности свыше 100 тысяч австралийских долларов в год. (Курс австралийского доллара немного выше американского по отношению к российскому рублю). Забота о здоровье и безопасности шахтеров в Австралии, говорится на сайте, находится на высоком международном уровне. И еще такая деталь: три года назад профсоюзы угольной шахты Tahmoor компании Xstrata объявили трехдневную забастовку, прося увеличить заработную плату, поскольку обещание компании увеличить зарплату на 25 процентов в течение четырех лет их не устроило.
Вот бы попалась эта информация на глаза Светлане Леонидовне из Краснокаменска!
Когда-то в советских газетах и на телевидении любили рассказывать о забастовках шахтеров в капиталистических странах. Очень часто при этом использовали журналистский штамп: два мира — две судьбы. Имелись в виду мир капитализма, где рабочим живется плохо, и мир социализма, в котором рабочим живется исключительно хорошо. При этом коллеги никогда не сравнивали ни зарплат рабочих из двух разных миров, ни условий их труда и жизни. Оказалось, что вышло наоборот.
Два года назад в рагар рождественских каникул министр финансов Дании Клаус Йорт Фредериксен дал срочное поручение государственной компании DONG Energy срочно подготовить отчет о ситуации с техникой безопасности и условиями труда на шахтах Кузбасса, принадлежащих российской компании СУЭк. Дело в том, что DONG Energy — импортер угля с шахт СУЭКа и обязана следить за соблюдением требований по технике безопасности, предъявляемым датчанами к своим поставщикам.
Поручение министра было связано с серией репортажей в одной из датских газет, в которых рассказывалось о серьезных нарушениях техники безопасности и невыносимых условиях труда шахтеров, что приводит к тяжелым травмам и подвергает ежедневной опасности жизнь горняков.
Журналисты побывали на одной из шахт СУЭКа и рассказали о том, что увидели и что министр финансов Дании назвал «абсолютно неприемлемым».
Например, выяснилось, что на шахте СУЭКа «Котинская» в одну из смен уровень метана в шахте достигал 4,5 процента при допустимых 2-х. Подводя итог, датские коллеги высказались так: они словно вернулись на 40 лет назад. В некоторых деревнях вокруг Ленинск-Кузнецкого, рассказывали потрясенные датчане, условия жизни просто страшные: бараки, горячей воды нет, отопление только углем, туалет на улице, нищета, нехватка денег на еду.
Ленинск-Кузнецкий — город, в котором пятнадцать лет назад я проводил журналистское расследование. Криминальные структуры, опекаемые влиятельными людьми, привели к власти в городе лидера преступной группировки с тремя судимостями и подозревавшегося в двенадцати убийствах. На шахтах действовали криминальные схемы сбыта угля.
После публикации в «Известиях» по распоряжению Ельцина была создана бригада, в которую вошли сотрудники Генеральной прокуратуры, ФСБ и МВД. Мэр Ленинска-Кузнецкого был арестован и осужден. За мелочь. Убийствами, криминальными коммерческими схемами никто так и не занялся.
Эта была пора, когда криминал только начал осваивать государственные институты власти. Остановить этот процесс так и не удалось. Это одна из причин, объясняющая парадокс: почему в богатой стране люди живут бедно.
То, что сегодня раскапывают в различных областях народного хозяйства, обнаруживая многомиллионные хищения, думаю, без особых усилий можно найти и в угольной отрасли.
В средине этого месяца произошло два печальных события: 11 февраля в связи с аварией на воркутинской шахте погибло 19 человек, и в тот же день из жизни ушел один из основателей «Газпрома» Рем Вяхирев. Спустя два дня президент Путин проводил заседание комиссии по вопросам ТЭК и экологической безопасности. Заседание он открыл теплыми словами в адрес Вяхирева и предложил почтить память уважаемого бизнесмена минутой молчания. Этот момент показали по телевизору. О 19-ти шахтерах президент не вспомнил.
Всего минута молчания. А как оглушительно она прозвучала! Как о многом сказала!
Над снимком первой полосы в «Московских новостях», с которого я начал этот материал, напечатан заголовок «Угроза завала». Надо признать, что даже спустя 20 лет она по-прежнему существует.
Игорь Корольков. Работал в «Комсомольской правде», «Известиях», «Российской газете» (1991 год), «Московских новостях». Специализировался на журналистских расследованиях. Лауреат премии Союза журналистов России и Академии свободной прессы.