Команда Гайдара уходит в отставку… Но остается
События и публикации 8 апреля 1992 года комментирует обозреватель Олег Мороз*
С самого начала на VI съезде нардепов России развернулась борьба вокруг проекта постановления о ходе экономической реформы – основного документа, с помощью которого оппозиция решила сокрушить правительство, разгромить реформы, нанести тяжелый удар по президенту. Кабинет за проведение реформы получал в этом проекте «неуд». Президент лишался дополнительных полномочий, предоставленных ему V съездом. Его обязывали немедленно, прямо на съезде, представить депутатам «для согласования» кандидатуру премьера (в тот момент, напомню, правительство возглавлял сам Ельцин).
Это был критический момент. Казалось, все повисло на волоске. Комментируя намерения оппозиционеров, известный историк Дмитрий Волкогонов сказал в первый день съезда: «Меня тревожит не то, что происходит сегодня, а то, что в России за последние 150 лет ни одна из экономических реформ не удавалась».
С трибуны съезда звучат также требования поставить на обсуждение вопрос о доверии правительству и отправить его в отставку. Однако спикер верхним чутьем, которое у него исключительно развито, улавливает, что для решающего удара момент еще не настал.
«Председательствующий Хасбулатов, умело дирижируя съездом, ведет с помощью его тысячеголосья свою симфонию. Вопрос о доверии в повестку не включает, но делает все возможное, чтобы критика, даже самая демагогическая, постоянно звучала. Судя по всему, он еще не готов к прямой конфронтации с президентом и еще не считает, что настал момент свалить правительство реформ, но хочет, чтобы оно вышло со съезда предельно ослабленным, деморализованным, покорным Верховному Совету, точнее – лично ему, Хасбулатову».
И тут произошло неожиданное: с инициативой своей отставки выступило… само правительство. Это была его реакция на проект постановления съезда. 8 апреля соответствующее заявление подписывают все члены кабинета, за исключением двоих-троих, отсутствующих в ту пору в Москве. Особенно возмутила членов правительства та часть проекта, которая лишала президента дополнительных полномочий: без них правительство делается полностью беззащитным перед своими противниками.
Ельцин, весьма удивленный демаршем Гайдара и его команды – этот демарш оказался неожиданным и для него – попросил Егора Тимуровича и его коллег до поры до времени не давать заявлению об отставке хода…
На следующий день Гайдар вновь выступил на съезде с коротким заявлением, в котором, не говоря прямо о возможной отставке правительства в случае принятия подготовленного проекта постановления, тем не менее дал понять депутатам, что такое событие вполне может произойти.
Гайдар весьма резко прокомментировал обвинения в адрес кабинета, прозвучавшие уже в первые дни со съездовской трибуны, в частности обвинения в допущенном будто бы правительством крахе бюджетной политики, развале внешнеэкономической деятельности и т.д. По его словам, подобные обвинения основаны либо на плохой информированности, либо просто на подтасовке фактов: в действительности на конец первого квартала дефицит бюджета не превысил полутора процентов ВНП, а внешнеторговое сальдо составило 8 процентов, как и было запланировано.
Что касается постоянно звучащих популистских призывов немедленно «сделать всем хорошо», громогласных лоббистских требований удовлетворить бесчисленные групповые, отраслевые и чьи-то персональные интересы, Гайдар заметил, что следование этим призывам и требованиям повлекло бы за собой неудержимый рост едва ли не всех расходных статей бюджета при одновременном резком падении налоговых поступлений. То есть неминуемо произошла бы финансовая катастрофа.
– Вы можете создать другое правительство, – заявил Гайдар, – и сказать, что так и нужно делать. И все будут довольны. А потом вы будете смотреть, как разваливается рубль, как рушатся мелкие региональные рынки, как за развалом финансов идет развал российской экономики, как растут бешено цены. Смотреть – и думать: а кто же за все это отвечает? И менять, как перчатки, правительства, которые и призваны, видимо, за все это отвечать...
Депутаты наконец сообразили, что в атаке на президента и правительство зашли слишком далеко. Первоначальный вариант постановления был несколько смягчен. В новом варианте, в отличие от первоначального, уже не содержалось открытого требования об отмене дополнительных полномочий, предоставленных ранее президенту, однако требование «представить Верховному Совету РФ в ходе работы Съезда для согласования кандидатуру на должность Председателя Правительства РФ» сохранялось. Иными словами, у президента все-таки отбиралось право самостоятельно формировать кабинет. Вопрос о доверии правительству, как уже говорилось, редакционная комиссия также не посчитала нужным выносить на рассмотрение Съезда.
Этот проект постановления, представленный Съезду, в ходе обсуждения был опять-таки несколько смягчен. Вариант, принятый депутатами за основу, уже не требовал, чтобы президент представил кандидатуру премьер-министра прямо на съезде, а устанавливал для этого месячный срок.
Депутаты постановили: всем «сделать хорошо»!
Хотя самые неприемлемые требования противников президента и правительства из проекта постановления исчезли, тем не менее он ставил правительство в совершенно безвыходное положение своими требованиями «корректировки» реформы – теми самыми популистскими требованиями, о которых говорил Гайдар: на эти его слова никакой реакции со стороны депутатов так и не последовало.
Принятое в окончательном виде постановление представляло собой, конечно, совершенно фантастический документ. Признав осуществление экономической реформы неудовлетворительным, депутаты требовали от президента внести «существенные коррективы в тактику и методы» ее проведения. Причем их требования сводились к тому, чтобы одновременно решить все проблемы и всем сразу «сделать хорошо». Нардепам – то ли из-за дремучего невежества, то ли из-за непреодолимого желания показать себя радетелями народных интересов (заседания съезда транслировались по телевизору) – не приходило в голову, что одна группа их требований прямо противоречит другой. Так, в постановлении правительству предписывалось усилить меры социальной защиты населения, ослабить налоговое бремя, установить налоговые льготы в сферах здравоохранения, науки, культуры, образования, поднять зарплаты в этих отраслях до уровня зарплат в производственной сфере, полностью профинансировать давно устаревшие программы развития колхозно-совхозного АПК… И вместе с тем ему, правительству, вменялось в обязанность добиваться финансовой стабилизации в российской экономике. Давалась директива сохранить госрегулирование цен на топливно-энергетические ресурсы (в ту пору правительство как раз готовилось освободить и эти цены). Иными словами – сохранить дотации для ТЭКа.
Авторы постановления извлекали на свет Божий тезис из советских времен о необходимости «действенной борьбы со спекуляцией». Учитывая, что с конца января в стране, как известно, действовал указ президента о свободе торговли, любого, кто что-то продает, можно было аттестовать как спекулянта. «Отмазаться» от такого обвинения торговец, понятное дело, мог только через взятку «проверяющему» чиновнику. Между тем депутаты, разумеется, требовали от правительства и усиления борьбы с коррупцией…
Постановление VI съезда – один из ярких примеров глубоко невежественного и абсолютно безответственного подхода депутатского большинства к решению важнейших государственных проблем.
Правительство покидает зал заседаний
Реакция правительства последовала незамедлительно, еще до того как постановление было окончательно принято: во время депутатского голосования, после того как был утвержден очередной его пункт, члены кабинета, протестуя, покинули зал заседаний. Несколько позже Гайдар заявил на пресс-конференции по поводу принятого документа:
– Это полная ревизия курса экономической реформы. Это вынужденная смена всего направления экономической политики. Это возврат к политике ублажения отдельных социальных групп, которые будут рвать куски уменьшающегося общественного пирога. Это крест на любых надеждах на серьезное сотрудничество в мире. Это путь к развалу финансовой системы. Это путь к развалу рубля, это крест на тех жертвах, которые все приносили.
Как говорил потом первый вице-спикер ВС Сергей Филатов, после принятия постановления возникла «нервозная обстановка» не только в правительстве, но и в депутатских фракциях, на телевидении и в других СМИ. В этой ситуации, осознав, что она опять перегнула палку, верхушка ВС снова решила несколько «сдать назад». По ее предложению, уже на следующий день состоялось совещание Президиума ВС и вице-премьеров правительства. Причем что примечательно – без Хасбулатова.
Существуют разные версии, до чего договорились на этом совещании. Согласно одной из них, членам правительства было обещано, что в повестку дня съезда будет внесен вопрос о пересмотре злополучного постановления и что из него будут изъяты наиболее одиозные пункты. По другой версии – ее изложил Филатов – на этом совещании будто бы договорились, что постановление пересматриваться не будет, а Съезд примет специальную декларацию, где заявит о своей «решительной поддержке курса президента Российской Федерации на радикальные политические, экономические и социальные реформы» и о том, что он «считает важнейшей задачей Верховного Совета и правительства комплексное развертывание программы реформ, укрепление бюджетной и финансовой системы, исключение принятия решений в интересах отдельных ведомств или социальных групп и сосредоточение усилий на социальной защите малоимущих слоев населения». Вместе с тем, по словам Филатова, в декларации подтверждалось, что правительство должно разработать и представить к 20 мая в ВС «перечень мер по выполнению постановления VI Съезда народных депутатов о ходе экономической реформы в Российской Федерации».
Однако пункт о пересмотре постановления в съездовской повестке дня так и не появился, а декларация в том виде, как ее изложил Филатов, устроить правительство, конечно, не могла…
На стол Ельцину – заявление о коллективной отставке
В этой обстановке Гайдар принимает решение не ждать пассивно дальнейшего ухудшения ситуации, а самому предельно обострить ее – дать ход подписанному ранее членами правительства заявлению об отставке. Текст этого заявления передается президенту. Ельцин пообещал принять по нему решение до окончания съезда.
В этот же день Гайдар огласил упомянутое заявление на пресс-конференции в пресс-центре съезда. В нем говорилось, что решения Съезда «блокируют возможность продолжения избранного курса… что под предлогом усиления контроля деятельности правительства со стороны представительной власти на деле лишают президента и правительство возможности проводить избранную политику экономических преобразований, направленных на возрождение России». Неизбежным результатом осуществления решений Съезда, по убеждению правительства, будет катастрофическое падение уровня жизни, голод, социальные потрясения и хаос.
Огласив заявление, Гайдар пояснил: решение правительства об отставке может быть пересмотрено, если Съезд скорректирует свое постановление или если президент примет решение, которое позволит кабинету продолжить работу.
Параллельно было распространено заключение правительства по поводу постановления Съезда. Здесь речь уже шла об экономической конкретике. «Принятое VI съездом постановление «О ходе экономической реформы в Российской Федерации», – говорилось в заключении, – ведет страну к экономической катастрофе». В случае, если депутатское постановление будет выполнено, бюджетные расходы увеличатся на 1,2 триллиона рублей, и, соответственно, дефицит бюджета в 1992 году достигнет полутора триллионов, то есть 23 процентов ВНП или 80 процентов общего объема доходов. Этот гигантский дефицит вызовет ускорение роста цен. Инфляция к концу года может составить 300–400 процентов (!) по сравнению с ее уровнем на момент съезда. Надо к тому же учесть, отмечалось в заключении, что технические возможности Гознака позволяют увеличить денежную массу до конца года не более чем в два–три раза. В результате примерно 30–40 процентов заработной платы просто физически невозможно будет выплатить. С учетом инфляции, это будет означать, что реальная покупательная способность населения упадет в четыре–пять раз. «Гиперинфляция как неизбежное следствие отказа от жесткой кредитно-финансовой политики уничтожит не только трудовые сбережения, но и всякие стимулы к производительному труду», – говорилось в правительственном заключении по поводу постановления Съезда. Иными словами, вместо благополучия и процветания людей, о котором будто бы пекутся депутаты, наступит тотальное обнищание.
Разговор об отставке правительства зашел на очередном заседании Съезда. Выступивший по этому вопросу Сергей Филатов рассказал о воскресных переговорах с правительством, том самом, на котором не было Хасбулатова. В общем-то, первый вице-спикер был настроен довольно миролюбиво. По его мнению, возможности для примирения с правительством отнюдь не утрачены. Тут, однако, в дело вмешался Хасбулатов. У него настроение было совершенно иное.
– Мы проводим уже шестой съезд, – сказал спикер, – а уважаемые друзья из правительства столкнулись со съездом впервые и растерялись. Вот и вся проблема. Поэтому, если хотят уйти в отставку, пусть, пожалуйста, ставят этот вопрос перед тем, кто их назначал. Это однозначно. И никто нас не должен шантажировать. Мы ничего и никого не боимся.
Спикер заявил, что это правительство вообще существует лишь благодаря ему, Хасбулатову:
– Извините, но давайте уж откровенно говорить: столько я проявил, я не знаю, изворотливости, чтобы спасти это правительство от растерзания. Поэтому, пожалуйста, уважаемые члены правительства, хотите работать, – вам все условия для того, чтобы работать.
Что касается предупреждений о неизбежном финансовом крахе, который произойдет в случае реализации постановления Съезда, спикер небрежно их отмел: дескать, не надо забывать, что он, спикер, «не только юрист, но и экономист» и «группа консультантов у него не хуже, чем у правительства».
Эта примитивная логика вызывает выкрики из зала:
– Позор! Позор!
– Никакого позора нет. Ребята растерялись.
«Ребята растерялись»… Это о правительстве Российской Федерации. Присутствовавшие на заседании члены кабинета прореагировали на хасбулатовские словеса весьма резко. Многим запомнился телевизионный кадр, когда, повинуясь решительному жесту Геннадия Бурбулиса, который, напомню, в ту пору был еще первым вице-премьером, правительство вновь покинуло зал – на этот раз в знак протеста против оскорбительно-фамильярных выпадов спикера в свой адрес. Конфронтация вернулась к исходной точке.
Как заявил позднее Бурбулис, поведение Хасбулатова «полностью обнажило его личную причастность» к кризису, возникшему на съезде. Его коллега по кабинету Александр Шохин заметил, что между правительством и Съездом вполне можно было достичь компромисса, однако этому помешало «полное нежелание компромиссов», проявленное спикером. «Это доказывает, – сказал Шохин, – что личные интересы здесь гораздо выше интересов России».
После, как водится, Хасбулатов не столько извинялся за свои хамские речи, сколько «объяснял» их смысл.
Заявление об отставке подало также правительство Москвы во главе с Юрием Лужковым и мэром Гавриилом Поповым. В заявлении говорилось, что оно подается в знак солидарности с правительством Гайдара и протеста против постановления VI съезда народных депутатов России о ходе экономической реформы. Это постановление расценивалось как наступление консервативных сил на реформы.
Как видим, в ту пору Лужков был вполне «прогрессивным», почти демократическим деятелем.
После очередного скандала, затеянного спикером, лидеры депутатского корпуса предпринимают новую попытку добиться примирения с кабинетом. Проходят очередные многочасовые «мирные переговоры» руководства парламента и правительства. По итогам этих переговоров подготовлены проекты двух документов – декларации «О поддержке экономической реформы в Российской Федерации» и постановления «О взаимодействии законодательной и исполнительной власти в период радикальной экономической реформы». В проекте декларации говорится, что Съезд «поддерживает действия президента РФ по реформированию экономики»; что касается требований, содержащихся в постановлении, их выполнение авторы ставят в зависимость от «реально складывающихся экономических и социальных условий»: дескать, будут подходящие условия, – выполняйте, не будет условий, – что ж поделать… Второй из упомянутых документов предписывает кабинету заботиться о «сохранении и укреплении денежно-финансовой системы» и не допускать «принятия решений, подрывающих ее в интересах отдельных ведомств и социальных групп», то есть делать именно то, на чем всегда настаивало само правительство и чему всеми силами пытались помешать депутаты. Одним словом, оба документа фактически дезавуируют постановление Съезда, придавая ему рекомендательный характер.
После внесения некоторых поправок декларация и новое постановление принимаются Съездом.
Одержана явная победа над консервативным съездовским большинством. Пусть победа временная – это ясно покажут дальнейшие события, – и тем не менее. Команда Гайдара впервые предприняла самостоятельный политический шаг, причем очень ответственный, и добилась успеха.
В этот же день Ельцин в телефонном разговоре с Гайдаром сообщает ему, что полностью поддерживает правительство и, соответственно, отставку кабинета не принимает.
Вице-премьер Сергей Шахрай предложил Ельцину воспользоваться смятением в рядах депутатов и поставить на голосование вопрос об утверждении Гайдара председателем правительства. Наверное, и тактически, и стратегически это действительно было бы вполне оправданно. Однако Ельцин решил, что для этого не настало еще время, предложение может провалиться. На следующем съезде, в декабре, ему придется двигать Гайдара в премьеры в гораздо худших, практически безнадежных условиях. И по-крупному проиграть.
Центральной установкой Ельцина в его выступлениях на съезде – он выступал несколько раз – было найти какой-то компромисс со своими противниками. Ради этого он готов был идти на серьезные уступки. Так, в одном из выступлений он заявил, что правительство готово скорректировать свою структуру и внести персональные изменения в состав министров (этого требовали депутаты), причем он сам, президент, намерен «ввести опытных, авторитетных производственников, промышленников». Уж это был и вовсе бальзам на душу оппозиционеров. Их голубая мечта – заменить «правительство завлабов», оперирующих какими-то непонятными для них категориями – инфляция, укрепление курса рубля, финансовая стабилизация, процентная ставка, «денежный навес» – правительством «крепких производственников», знающих, как выбивать фонды, как выполнять план, как давать разнос подчиненным и т.д. «Программой-максимум» для них, конечно, было – убрать Гайдара. Ельцин уходил от этого вопроса. Он попросил съезд, который требовал от него представить кандидатуру премьер-министра (не Гайдара, конечно), отложить этот вопрос хотя бы до октября (позже пообещал сделать это в конце июля).
Ельцин заверил депутатов, что и он, и члены правительства готовы выслушать все замечания, любую критику, готовы к откровенной и конструктивной дискуссии.
– Мы начали реформу вместе, – сказал он миролюбиво, – и ее продолжение во многом будет зависеть от того, насколько нам удастся сохранить стабильность во взаимодействии законодательной и исполнительной власти. Считаю большой политической ошибкой попытки встать в некую оппозицию друг к другу. В это тяжелое время мы не имеем права устраивать политические игры, борьбу за иллюзорное первенство.
Примирительным было и выступление Ельцина в последний день работы съезда. Президент призвал депутатов поскорее устранить разногласия между исполнительной и законодательной властью, заверил, что лично он сделает для этого все возможное. Стараясь достичь компромисса с парламентом, Ельцин заявил, что осуждает требования участников митинга «ДемРоссии» (он состоялся двумя днями раньше) разогнать съезд как орган законодательной власти (понимание, что съезд стал непреодолимым препятствием на пути реформ, крепло в обществе день ото дня). Что касается разговоров насчет референдума о доверии съезду, президент сказал, что считал бы его возможным только в том случае, «если бы депутатский корпус вообще отверг курс на радикальные реформы».
В то же время особо рьяные противники Ельцина в течение всех дней, пока шел съезд, «крыли» его, не стесняясь в выражениях (хотя все-таки меньше, чем членов правительства). Так, Сергей Бабурин, одна из наиболее приметных оппозиционных фигур 1992–1993 годов, заявил, выступая на съезде: «Если мы конституционалисты, то начинать разговор надо было с вопроса об импичменте президенту», – ибо, как полагал этот депутат, нарушения Конституции, допущенные Ельциным, «чудовищны».
Бабурин – один из многих провинциалов, перестройкой «мобилизованных и призванных». Призванных в большую политику. Не все в ней надолго задержались, но Бабурин –задержался. Оказался востребованным. Как говорится в таких случаях, нашел свою нишу.
Среди самых примечательных фактов его биографии - в 1977-м, будучи первокурсником юридического факультета Омского университета написал письмо Брежневу с предложением реабилитировать Бухарина и его «подельников», из-за чего прослыл «неблагонадежным»; служа в армии, год провел рядовым в Афганистане; в 1988-м был избран студентами на место декана юрфака в родном Омском университете (в ту короткую перестроечную пору, когда такие выборы допускались); в декабре 1991-го оказался единственным членом Верховного Совета, выступившим против ратификации Беловежских соглашений (с трибуны выступившим; всего «против» проголосовали шестеро)...
Однако главный его жизненный подвиг, конечно, в том, что он с самого начала в качестве ставшего приметным нардепа последовательно и яро выступал против реформ, находился, так сказать, на переднем крае борьбы с ними, неустанно поднимал в атаку на эти реформы своих менее активных единомышленников. Думаю, ничего более героического Бабурину в жизни совершить, скорее всего, уже не удастся.
Некая журналистка, написавшая восторженную книжку о Бабурине, в порыве лести так изображала первые его шаги на ниве этой благородной патриотической депутатской деятельности:
«В короткое время он становится государственным деятелем с масштабным мышлением, с высочайшим уровнем компетентности, с глубокой народно-патриотической основой, корни которой уходят в седые века. Кажется, даже тени великих предков -Александра Невского, Дмитрия Донского, героев Бородина и Великой Отечественной войны осеняют его, благословляя на служение израненному Отечеству, и так хочется, чтобы они были с ним рядом, когда он, молодой и горячий, идет в самую гущу событий, в пекло, без оглядки на трех своих сыновей...»
Вот так. Теперь мы знаем, чьи великие тени осеняли Сергея Николаевича в его отчаянном противодействии реформам. Надо сказать, вся эта публика вообще, не только Бабурин, — и Зюганов, и Проханов, и Анпилов, — ведут свою родословную не иначе как от Александра Невского и Дмитрия Донского, почему-то полагая, что стремление демократически настроенных людей приобщить Россию к современной цивилизации идет вразрез с заветами великих российских деятелей прошлого.
На первых порах орудием своей антиреформаторской борьбы Бабурин сделал «патриотическое», «державническое» движение Российский общенародный союз (РОС), который он вместе с соратниками из фракции «Россия» основал в октябре 1991 года (сам Бабурин стал председателем Координационного совета этого движения).
Кстати, в состав Координационного совета попал и Геннадий Зюганов (фракция «Россия» тесно сотрудничала с коммунистами).
В программном заявлении Союза, уже в самом начале, говорилось, что горбачевская перестройка оказалась делом вредным, а намечаемый «форсированный переход к рынку» вообще грозит стране гибелью. Вместо «форсированного перехода» предлагалось все делать постепенно – «осторожно» демонтировать старые экономические структуры, заменяя их новыми.
Вообще-то, конечно, лучше было бы все делать осторожно и постепенно. Одна беда: времени для постепенности уже не было – осенью 1991-го страна оказалась на пороге экономической катастрофы, точнее, даже перешагнула этот порог – ухнула в яму фактического, разве что только официально не объявленного, банкротства. Не говоря уже о том, что в России, а тем паче в тоталитарном коммунистическом Советском Союзе, медленные, «постепенные» реформы никогда никому не удавались.
Но постепенностью реформ дело не ограничивалось. В программных документах РОСа говорилось также, что рынок должен быть «ограниченным», «без приватизации земли, крупных и средних предприятий», что на переходный период во всех секторах экономики следует сохранить государственный контроль доходов, что в сельском хозяйстве надо сделать упор на создание крупных государственных коммерческих предприятий на основе колхозов и совхозов; и наконец – что необходимо ввести твердые цены и карточную систему.
Замечательные реформы, не правда ли? Понятное дело: при таких «реформах» без советских пустых прилавков, очередей и карточек по-прежнему было бы не обойтись.
Но очереди и карточки – это ерунда, главное, что в советские социалистические времена «страна развивалась, люди, несмотря на наличие жизненных тягот, были уверены в завтрашнем дне и получали возможность спокойно трудиться на благо своих близких и своей Родины» (такие откровенные ностальгические вздохи содержались в упомянутом программном заявлении РОСа).
Вообще при всем разнообразии слов и действий различных «боевых отрядов» антиельцинской оппозиции объективный результирующий вектор ее борьбы с президентом был, конечно, направлен именно в сторону реставрации прежних порядков, хотя бы частичной, в сторону восстановления «великой империи» – Советского Союза. Я уж не говорю о настроениях той части улицы, которая эту оппозицию поддерживала: улице было абсолютно наплевать на разнообразные оттенки и нюансы в программах политических противников Ельцина, ее интересовало лишь одно — низвержение проклятых, «подкупленных Западом» «дерьмократов», реанимация прежнего золотого советского времечка.
Осенью 1992-го Российский общенародный союз вошел в состав, пожалуй, самого агрессивного отряда оппозиции – Фронта национального спасения. Четыре члена РОСа, в том числе Бабурин и Зюганов, стали сопредседателями Фронта. Главным инструментом достижения своих целей эта организация считала не столько слово, сколько конкретное уличное действие. Тут ФНС был схож с анпиловской «Трудовой Россией». Основное отличие заключалось, пожалуй, в том, что опирался он не на истеричных коммунистических бабушек, а на крепких боеспособных молодцов.
Правда, через несколько месяцев Бабурин и весь Общенародный союз почему-то вышли из ФНСа. Говорили – потому, дескать, что ФНС проявил склонность к экстремизму. Может, и так, хотя в это не слишком верится: Бабурин и его единомышленники никогда не чурались экстремизма. Возможно, истинная причина была в том, что росовцам так и не удалось занять лидирующие позиции в рядах боевого, непрерывно атакующего Фронта.
Олег Мороз. Писатель, журналист. Член Союза писателей Москвы. Занимается политической публицистикой и документалистикой. С 1966-го по 2002 год работал в «Литературной газете». С 2002 года на творческой работе. Автор нескольких сотен газетных и журнальных публикаций, более полутора десятков книг. Среди последних – «Так кто же развалил Союз?», «Так кто же расстрелял парламент?», «1996: как Зюганов не стал президентом», «Почему он выбрал Путина?», «Ельцин. Лебедь. Хасавюрт», «Ельцин против Горбачева, Горбачев против Ельцина», «Неудавшийся «нацлидер».