May 18

Дезертир на связь не вышел

В шведском лагере для покинувших Россию


Марат ЗУБКО, «Известия»


«Известия» (№ 117 и 118) подробно рассказали о шумной истории, связанной с бегством в Швецию солдата срочной службы Сергея Яковлева, который явился в полной военной российской форме в полицию шведского города Вестерос и попросил предоставить ему политическое убежище на том основании, что его должны были отправить воевать в Чечню.

Однако многие обстоятельства дезертирства Сергея Яковлева остались неясными. Неизвестно, к примеру, действительно ли солдату грозила отправка в Чечню? Как ему удалось выправить загранпаспорт и получить через некую туристическую фирму в Петербурге шведскую визу? Как он оказался в городе Вестерос, который находится в 100 километрах от Стокгольма?

Я предпринял несколько попыток разыскать в Швеции Сергея Яковлева. Со слов заведующего консульским отделом посольства России в Стокгольме Бориса Булгакова, я знал, что беглый солдат был переведен из Вестероса в город Флен, где располагаются восточное отделение иммиграционного управления Швеции и лагерь для беженцев.

Я послал из Хельсинки администрации лагеря во Флене письмо для Сергея Яковлева, в котором высказывался интерес «Известий» к его судьбе и содержалась просьба о беседе с ним. Через шведских знакомых мне стало известно, что послание было передано дезертиру, хотя дирекция официально не подтвердила, что Яковлев находится именно там (это обычная практика, принятая шведами).

Однако день проходил за днем, а ответа из Флена не было, поэтому после некоторого ожидания я отправился во Флен, чтобы попытаться на месте отыскать беглеца.

Флен — небольшой городок в Средней Швеции, его население составляет всего 6,5 тысячи человек. Лагерь для беженцев нашел на самой окраине. Что он собой представляет? Это довольно большая территория с подстриженными газонами и без ограды. То тут, то там разбросаны приземистые строения — жилые корпуса, административное здание, столовая, медпункт, мастерские. Поёсюду лениво прохаживались беженцы, в основном темнокожие.

Чуть в стороне — десяток деревянных двухэтажных бараков, выкрашенных в традиционный для сельской Швеции красный цвет. Но около них никого не было видно. Очевидно, те здания использовались раньше, когда иммиграционная политика Швеции не была столь жесткой. В последние годы шведы ужесточили правила приема беженцев, и их наплыв стал меньше.

Разыскав приемную, подошел к окошку, за которым сидела шведка средних лет. Спросил, можно ли встретиться с российским солдатом Сергеем Яковлевым. «Никаких справок о беженцах мы не даем», — ответила женщина, посоветовав лишь выйти на улицу и порасспраши-вать самих иммигрантов, возможно, кто-то знает, где его найти.

Так я и сделал. Темнокожих людей пропускал, а когда встретил человека европейского вида, спросил, говорит ли он по-шведски, по-английски или по-русски.

— Да, я говорю по-русски. Что вы хотите? Встретиться с Яковлевым? Я слышал о нем, но отношений с ним не поддерживаю. Знаю только, что он появляется у русских в 14-й комнате вот в этом жилом доме, — ответил мужчина и показал рукой на одно из строений.

Вид небольшой комнаты № 14 меня поразил. Вдоль стен в ней стояли две двухъярусные деревянные кровати, небрежно покрытые одеялами, а у окна находился стол, густо заставленный грязными тарелками с объедками, пустыми бутылками и рваными пакетами. Немытая посуда стояла на подоконнике и даже на полу.

Три лежака были пустыми, а из-под одеяла на четвертом показалась голова парня с усиками. «Вам кого?» — спросил он. А узнав, что перед ним журналист из России, сказал: «Наверное, из „Известий“? — на что уже я задал вопрос: „Откуда вы знаете, что именно из „Известий“?

— Я недавно приехал в Швецию, всего пару недель назад, — пояснил парень. — В России читал в вашей газете статьи о Сергее Яковлеве… Иногда он к нам заходит, но сегодня еще не был… Нет, я не знаю, в каком корпусе он живет. Ждите, появится…

Условно назову этого парня с усиками Николаем. Я пытался расспросить его подробно: кто он, из какой части России, по каким причинам покинул Родину, какие виды имеет на получение статуса политического беженца? Но быстро понял, что задавать излишние вопросы в лагере не рекомендуется: люди сразу замыкаются и обрывают разговор. А настойчивость может привести к тому, что вас примут за агента российских спецслужб.

Все же на улице мне удалось поговорить с несколькими россиянами. в частности с девушкой Наташей. Она сказала мне, что видела, как утром Сергей Яковлев «пошел на интервью».

— Он встречался с журналистами? — удивился я.

— Нет, «пойти на интервью» у нас тут означает отправиться на допрос к местным властям. Он может продолжаться долго. Но я обязательно скажу Сергею, что его ждет корреспондент из России…

Подобные обещания («передадим», «скажем») мне давали и другие россияне, оказавшиеся во Флене. Всего их там, как я выяснил, собралось человек 50. Однако, по странным обстоятельствам, никто из них «не знал», в каком доме жил солдат. Темнили? Прошло несколько томительных часов, но Яковлев не появлялся. Скрывался, что ли?

День уже клонился к закату, когда я снова увидел Николая из 14-й комнаты. Он выносил к мусорному контейнеру пустые бутылки. На сей раз он мне кое-что рассказал.

— Как вы тут живете?

— Нам выдают пособие — примерно 300 долларов в месяц, то есть чуть больше двух тысяч шведских крон (сумма совсем небольшая по ценам в Швеции, где пособие по безработице раза в три-четыре больше. — М.З.). На эти деньги и живем, питаемся в столовой или что-то покупаем, если остается.

— Имеют ли беженцы право покидать лагерь?

— Да, нас здесь никто не охраняет. Как правило, по субботам и воскресеньям многие уезжают на поезде в Стокгольм или в другие города. В другие дни предпочитаем оставаться на месте, так как могут повести на «интервью».

— А вас уже водили?

— Еще нет, хотя я в лагере уже полмесяца…

Расставаясь, я оставил Николаю записку для Сергея Яковлева с номером моего телефона в Стокгольме и просьбой о встрече. Передал и монету в 10 крон, чтобы солдат не тратился на разговор по автомату. Парень из 14-й комнаты монету взял, но предупредил, что по телефонам-автоматам, имеющимся в лагере, можно звонить только с помощью телекарточки.

Пришлось съездить во Флен и купить там такую карточку, которая даст право примерно на 10 умеренных по времени разговоров. Теперь ничто не мешало солдату связаться с корреспондентом «Известий» и сказать: «Приезжайте».

Но звонка из Флена я так и не дождался. Сергей Яковлев явно скрывался и не хотел беседовать с журналистом. Возможно, это ему посоветовал адвокат: всем беженцам шведские власти предоставляют право бесплатно воспользоваться услугами государственных адвокатов.

Поможет ли адвокат нашему дезертиру получить политическое убежище в Швеции? Мои знакомые шведские журналисты, считают, что таких шансов у него немного. Во-первых, ему нужно как-то убедить иммиграционные власти Швеции в том, что его часть действительно должны были отправить в Чечню, а во-вторых, чеченская война вообще вроде бы завершается.

Но все, конечно, может быть. Шведы могут учесть актуальность «чеченского фактора» и оставить нашего солдата в стране. Но пока Сергей Яковлев томится в неизвестности, он боится, что его могут выслать в Россию. Поэтому он и не вышел на связь с корреспондентом «Известий».

ФЛЕН-СТОКГОЛЬМ.

«Известия» 1 августа 1995 года