Пьяная Сибирь
По Сибири победной поступью шествует новая разновидность старой болезни, претендующая на звание эпидемии. Только в прошлом году и только в Красноярском крае от нее скончалось около 800 человек — почти вдвое больше, чем в 93-м. Страдающих же этим недугом не счесть. В психиатрических лечебницах, например, их называют «стеклорезами».
Содержащийся в Ачинском желтом доме «стеклорез» Валера напоминает классический персонаж — Шарикова сразу после операции, способен лишь мычать, скулить и вращать глазами. «Стеклорез» — это и кличка, и характеристика болезни, и ее причина.
В Красноярье «стеклорезом» окрестили технический спирт, потребление которого вовнутрь в сельской местности стало обыденной нормой. Дешево, с ног шибает и искать не надо — продается повсеместно и круглосуточно. Почему так назвали? Потому ли, что от него можно запросто остекленеть, или, быть может, по аналогии с прежним популярнейшим напитком — стеклоочистителем? Но факт: сначала селяне очищались до посинения, теперь «стеклорезом» режут вечерним звоном дребезжащие головы. По свидетельству врачей, при вскрытии трупов можно определить, сколько раз человек пил «стеклорез» — на определенных участках коры головного мозга остаются своеобразные рубцы из погибших нейронов.
Для понимания масштабов болезни достаточно побывать в любой красноярской деревне, расположенной вдоль автомобильных дорог. На Пасху селяне начистили и стекла, и себя до блеска. Покупают остекленяю-щую жидкость трехлитровыми банками у деревенских коммерсантов. Они, в свою очередь, приобретают ее канистрами и бидонами у наезжающих в села торговцев. А те цистернами везут «стеклорез» с Красноярского и Канского биохимзаводов, из Иркутской области.
К заводам не придраться. Раньше их продукция распределялась согласно техническим нуждам государства. Сыграв поминки по плановой экономике, производители техспирта не тужили. Тут же на горизонте вырисовались коммерсанты, рассчитывались за товар «живыми» деньгами. Взаимовыгодное сотрудничество. И основная часть «стеклореза» таким образом и уходит. Власти попытались навести порядок. Но, естественно, проблема справок, что техспирт покупается для техцелей, была преодолена торговцами быстро. Забота же производителей спирта — выжить, не их дело отслеживать, как используется их продукция на самом деле.
Техспирт далее попадает либо сразу в продажу — в деревнях, либо в подпольные заводы, где его маскируют под «водку» — для более привередливых городских потребителей. В практику вошел расчет «стеклорезом» между коммерческими структурами, предприятиями. Новое универсальное средство оплаты. Выбор невелик: или техспирт, или ничего — денег нет.
Торговать «стеклорезом» выгодней, чем водкой, хоть и небезопасно. Милиция нередко выставляет на дорогах кордоны. Ищет «стеклорез», как наркотики и оружие. За прошлый год счет изъятого зелья шел на сотни тонн, пресечены тысячи фактов торговли им, накрыто оолее 30 подпольных цехов и настоящих заводов по производству фальсифицированных спиртных напитков. Но это ничего не меняет.
Пьют семьями. С утра. Дома и на работе. Зарплаты не видят месяцами, а потому без работы остаться не боятся. Дети растут, как трава. Болеют — чесотка в запущенных формах, дизентерия... Детские приемники-распределители в райцентрах, которые не так давно, в период антиалкогольной политики партии и правительства, хотели закрыть за ненадобностью, сегодня переполнены.
Стоит ли драматизировать ситуацию? А что если облагородить ассортимент — пресечь (но как?) поток «стеклореза» и завозить хорошую и, соответственно, дорогую водку?
Алкоголизм, разумеется, явление интернациональное. Ему покорны все возрасты и народы. Однако в Сиоири пьют традиционно больше. Из печати начала века известно, что горожанин европейской части России выпивал в год на 12 руб. 67 коп. А в городах Сибири — на 25 руб. 47 коп. В два раза больше.
Отдельные же индивидуумы (по статистике Красноярска 1906—1908 гг.) — на 140 руб. Ноябрьский 1994 г. опрос фонда «Общественное мнение» подтвердил верность сибиряков традициям — за Уралом сохраняется самая высокая в России степень алкоголизации.
А.Чехов, побывав в 1891 г. в Красноярске, охарактеризовал местные нравы так: «Интеллигенция мыслящая и немыслящая с утра до ночи пьет водку, пьет неизящно, грубо и глупо, не зная меры и не пьянея. После первых же двух фраз местный интеллигент задаст вам вопрос: «А не выпить ли нам водки?»
Современный исследователь сибирской жизни Л.Бердников подтверждает данную Чеховым характеристику. Скажем, выпив за 1895 г. свыше 120.000 ведер, население Шушенского округа поставило рекорд, истратив на спиртное по 5 руб. 60 коп. на душу (корова стоила 4 руб.).
По мнению Бердникова, вводить сухой закон в тайге предпринимателям было невыгодно, ибо мелкие золотопромышленники не столько занимались горным промыслом, сколько торговлей вином, которая благодаря своей высокой доходности, в особенности при обмене вина на золото, получала все большее развитие. В год рабочий выпивал 7 ведер и 7 бутылок вина. Кратковременные антиалкогольные кампании — с конца 90-х годов прошлого столетия и до первой русской революции и затем с 1914 г. — ознаменовались, как и в 80-х годах нашего века, употреблением страждущими всевозможных суррогатов. Местные поэты того времени откликнулись: «Пили политуру и одеколон, радостен и звучен был пасхальный звон...»
Помнится, считалось хорошим тоном желать друзьям и близким сибирского здоровья. На последнем заседании межрегиональной ассоциации «Сибирское соглашение» прозвучало: средняя продолжительность жизни сибиряков снизилась с 70 лет в 1975 г. до 59. Здесь ниже рождаемость и больше болеют, чем в среднем в России.
Ученые считают: для понимания изменений в генофонде больших народов полезно знать происходящее с генофондом народов малых. А что ряд коренных народов Севера уходит в небытие — не новость. По мнению специалистов НИИ медицинских проблем Севера, что расположен в Красноярске, трагедия северных народов началась во многом с приходом русских с их «троянским конем» — «огненной водой», от которой организм коренных северян не защищен. Следом — инфекции. Туберкулез, онкозаболевания — бич северян. Но неумеренное пьянство — все же главная причина смертности среди малых народов Крайнего Севера. Продолжительность их жизни на 18—20 лет меньше среднероссийской.
Если б кто выписал погибшие от алкоголя семьи, роды поименно. Стреляются после пьянки, тонут пьяными, замерзают, перепив, лезут в петлю в алкогольном психозе...
Хатангский район Таймырского округа. Население 8,5 тыс. человек, из них 3,5 — коренное. Учителя средней школы № 1 рассказывают мне, что каждого пятого ребенка нужно обследовать психиатру (а его в Хатанге нет). Это дети коренного населения, алкоголиков. Директор школы В.Костюченко ставит жесткий диагноз: деградация.
«Большая земля» факториям отправляет главным образом дары Вакха. Коммерсанты говорят, что лишь ими можно оправдать дороговизну перевозок. В обратном направлении — от аборигенов — бегут специалисты: учителя, медики, сварщики, пекари, зоотехники, продавцы, кочегары. В разрушающихся факториях аборигены остаются наедине с зеленым змием.
Хатангский страж порядка капитан милиции И.Минич говорит: раньше не было среди коренных народов такого, чтобы грабили сородичей, убивали. Сейчас — запросто. Особенно растет преступность несовершеннолетних. В 13—14-летних подростках словно что-то сломалось.
Усть-Порт - поселок на другом краю Таймыра. Здесь я не в первый раз. Ничего не меняется: деградация и одновременно с ней борьба за выживание этого обитаемого уголка тундры продолжаются. И здесь в школе-интернате для детей коренных народов полно больных, с различными отклонениями в психике. Если в Хатанге спецшкола сгорела и больных ребятишек вынуждены содержать вместе со всеми другими детьми поселка, то из Усть-Порта их никак не могут отправить в Дудинку, благодаря чему также школа превращается в «психушку»... У врачей, работающих с аборигенами, самое тяжелое впечатление от Севера — это дети алкоголиков и подчас сами уже алкоголики-хроники.
Тешиться иллюзиями невозможно. Здесь уже «не устаканится». Этническая катастрофа в разгаре. Аборигены, исконно трудолюбивые, опускают руки. Их промыслы убыточны, у совхозов нет средств, чтобы рассчитаться за пушнину, рыбу, оленину. Перманентная депрессия. Кровосмешение.
Мы, разрушившие жизненный уклад северян, насильственно приручили их. А значит, за них в ответе. Но мы-то сами... На Норильском горно-металлургическом комбинате аборигенов практически нет. Но вот только что открылся передвижной наркологический пункт. Есть нужда — в марте этого года, по сравнению с предыдущим, вдвое увеличилось количество несчастных случаев на производстве, причем львиная доля — по вине пьянства. Это общая картина для всего промрайона.
Пока «Сибирское соглашение» требует обсуждения обеими палатами парламента РФ состояния здоровья сибиряков, местные власти Ачинска, Манского района, Красноярска-45, ряда других районов, городов, сел Сибири пробуют организовать трезвость в отдельно взятых регионах. Ограничивают либо запрещают совсем торговлю спиртным, запрещают ввоз стеклоочистителя на вверенные им территории, терроризируют коммерсантов проверками и штрафами. (Те за «риск» поднимают цены). А далее с подачи торговцев и потребителей, возмущенных ущемлением их прав, прокуроры опротестовывают решения местного начальства.
Что же касается Крайнего Севера, сейчас там деньги можно ковать, пожалуй, только на алкоголе. А потому ждать, когда в купцах проснется сознательность, излишне. Царь за спаивание аборигенов лишал купеческого звания. Вероятно, нынче угроза лишения почетного звания коммерсанта не поможет. Необходимы меры законодательного ограничения или полного запрета на продажу спиртного в местах компактного проживания коренных народов. По мнению многих глав районных, поселковых администраций Таймыра, с которыми я беседовал, нужно создавать механизм эффективного дотирования аборигенов, чтобы дотации работали на них, а не на другие цели, не уходили тем предпринимателям, которые потом и спаивают северян. Нужно создавать резервации, где северным народам предоставлялись бы льготные условия проживания. Никакого насилия — если механизм заработает, остальные соплеменники и сородичи сами подтянутся в эти места.