Голодный учитель опасен для детей
Когда отказывается встать к операционному столу врач, а к учительскому — педагог, останавливается сама жизнь. Между тем Россия на грани такой остановки. Положение, в котором оказалось учительство подмосковного Волоколамска, ничуть не исключительно - так или примерно так обстоят дела по всей стране.
Накануне 1 марта волоколамских учителей известили: зарплату выдадут не раньше десятого. Так уже случалось. Прошлым летом на месяц с лишним задержали отпускные. Первое сентября, торжественно именуемое Днем знаний, учителя встретили с пустыми кошельками. Точно так же Новый год и Рождество. И вот опять — как в насмешку, перед 8 Марта.
В довершение всех благ городская администрация постановила неуклонно взимать пени за каждый день просроченной квартплаты. За квартиру, значит, хоть умри, отдай вовремя, а за твой труд с тобой рассчитаются, когда вздумается.
На сей раз решено было поставить этой самой администрации жесткие условия — либо зарплата, либо всеобщая учительская забастовка, которую, кстати, и родители готовы поддержать: на их глазах школы города разрушаются как в переносном, так и в прямом смысле слова, а учителя доведены до отчаяния, опасного для тех, кого они учат.
Судите сами. Средняя зарплата учителя — около ста тридцати тысяч. Проездной билет для того, кто живет в пригородном селе,— семьдесят тысяч, для горожанина — сорок две. А как без него, скажем, воспитателю интерната: его, то бишь ее, рабочий день, начинающийся в семь, прерывается с половины девятого до двенадцати. Хочешь — сиди, книжечки почитывай, а хочешь — домой белье достирывать отправляйся за восемьсот рублей.
Как ни удивительно, в длинном счете, который здешнее учительство предъявляет здешнему же начальству, эта несуразица занимает далеко не первое место. И отсутствие положенной оплаты за обучение сельских школьников — тоже. И вопрос, почему одним школам из фонда стимулирования достаются вместо положенных двадцати пяти процентов зарплаты четырнадцать, а другим - двадцать восемь, тоже где-то чуть ли не в конце. Открывают же счет потери, которые несут дети.
Счет этот составлялся на заседании комиссии, которая почему-то назвала себя согласительной. На самом деле собрались за столом представители городских школ, детских садов, ПТУ. Бунтующие учителя, как окрестила их местная пресса. Не только администрация — даже профсоюз не счел нужным отрядить никого, с кем можно было бы соглашаться или спорить. Потому-то и недоумения, и горькие жалобы бессильно повисали в воздухе. Куда, спрашивали друг друга члены комиссии, девается один процент, отчисляемый всеми местными предприятиями на нужды образования} Почему эти суммы бесследно растворяются в городском бюджете, а стоит о них напомнить, скажут: пожалуйста, покупайте на них компьютеры — недополучите ровно столько же из бюджета. И благотворительные пожертвования точно так же вычитаются.
Итоги этого вычитания я видела и в школе № 1 (ее обратный адрес обозначен на конверте, отправленном в «Известия»), и в интернате, где меня приютили на ночь. Смею заверить — такой нищеты давно не видела. Не надо холлов под гжель, хохлому, малахитовую шкатулку (так задумали отделать детский дом в одном из московских округов), но когда дети едят блины алюминиевыми ложками, потому что вилок нет, когда с бою добывается каждый кусок мыла, тюбик зубной пасты...
Директор интерната Нина Александровна Максимова из этого боя не выходит. Кровати разваливаются, древние телевизоры то и дело ломаются, а деньги, подаренные хлебозаводом как бы на лишнее (если лишнее - видеомагнитофон, обучающие игры, прикроватные тумбочки), пришлось снять со спецсчета, чтобы отремонтировать интернатскую машину — иначе дети голодными останутся. Кстати, не только Нине Александровне — никому не понять, почему эта машина в отличие от «Волги» завго-роно не включается в список на первоочередное снабжение бензином (такой список составляется при всяком его подорожании). Ходишь за всякой мелочью, как нищая, вздыхает Нина Александровна, а на тебя оловянными глазами: дескать, чего пристала, нет ничего и не будет.
Между прочим, эти оловянные глаза, как я поняла, оскорбляют учителей даже более всего остального. В прошлый раз, когда задержали зарплату, волоколамская финансовая начальница госпожа Стасюк не постеснялась бросить директорам школ: что ж, есть у меня пятьдесят миллионов (вместо потребных двухсот) - берите, деритесь. И так во всем. Годами ни метра жилья. Ни копейки на ремонт, оборудование, оплату курсов повышения квалификации.
Эта обида — главная. В школе № 1 завели, к примеру, классы разноуровневого обучения. Результаты отличные: только один мальчик, вылущенный из такого класса (не более двенадцати человек, особая программа, особый темп) не учится после девятого — все остальные в старших классах, училищах. Теперь в продолжении удавшегося опыта школе отказывают. Одна из причин: педагоги не прошли через курсы. А как пройти без четырехсот тысяч, нужных для их оплаты?
Мы же отстаем в профессиональном отношении, горячились члены комиссии, вставляя лыко за лыком в строки обращения, которое предстояло назавтра огласить на встрече с главой администрации Николаем Васильевичем Сальниковым. Он пригласил директоров школ для объяснений по поводу злополучной зарплаты. Тем из них, кто состоит в комиссии, как раз и поручили выплеснуть накопившееся недовольство. Все ему скажите — пусть поморщится, наставляли их на дорожку.
Но, едва вступив на следующее утро в чистенький, нарядно обставленный зал, директора заметно оробели. Настолько, что отказались от любезного и, видно, очень уж непривычного предложения рассесться за сверкающим полировкой столом по соседству с «самим», его заместительницей по культурной, так сказать, части и уже упоминавшейся здешней казначейшей.
Вчерашний пыл охладили первые же слова Николая Васильевича, сообщившего, что на сей раз пронесло: ему удалось вьхолотить некий кредит на обновление памятников к Празднику Победы — вот из этих денег учителям и заплатят, ну, может, на день-два позднее. Надеюсь, присовокупил он, за эти дни вы не обеднеете. Директора тут неодобрительно загудели: они-то не далее чем вчера видели, как учительницы, чуть не плача, умоляли отпустить в долг относительно дешевые яйца, завезенные в городские школы местной птицефабрикой, — десяти тысяч накануне зарплаты почти ни у кого не было.
И этих бедолаг призывают войти в положение городских властей, собравших всего треть намеченных бюджетом средств, сокрушаться вместе с ними по тому поводу, что в половине хозяйств повальное пьянство, никто не работает, коровы дают по килограмму (!) молока в сутки, а волоколамскими полотенцами, не в пример пакистанским, вытираться невозможно, и потому их никто не покупает. И, вообразите, директора (по большей части директорши) действительно вникают, сочувствуют бедному мэру, сказавшему ясно: бастуйте сколько хотите, пишите куда хотите - денег от этого не прибавится.
И никто не возмутился: да какое наше дело — мы свою работу выполнили, и будьте добры положенные гроши за нее заплатить. Никто не упрекнул: вы, городские чиновники, в канун того самого новогодья, когда учителей оставили на мели, определили себе премии размером в семьдесят процентов оклада. Не за то ли, что так замечательно нами управляете?
Впрочем, этот вопрос вместо растерявшихся педагогов Николаю Васильевичу задала я. А он, как бы в ответ указав на свое кресло, заметил, что готов освободить его в любой момент, да желающих сменить его в должности не наблюдается. Я в долгу не осталась: объездив немало градов и весей, нигде не обнаружила, чтобы подобное кресло пустовало, а вот учителей уже и в столице недобор. Что же касается Волоколамска, то и сейчас тянут люди по полторы-по две ставки. До пенсии дотянут — дальше что?
Что дальше? Для волоколамского головы «дальше» — это первое число следующего месяца. Еще дальше он не смотрит: сегодня концы с концами свести — вот его забота. Как это сделать, он, честно признается, не знает, просвета не видит. И вины за собой не числит. Разве он завел страну не туда? И разве только в Волоколамске плохи школьные дела? Вон в «Подмосковных известиях» обращение учителей из Балашихи. Там трехсот педагогов уже нынче недостает, а средний их возраст — сорок восемь лет. Так что пусть президент с премьером думают, как школу вытаскивать.
Ни с президента, ни с премьера никто ни вины, ни ответственности, ни тем более обязанности думать не снимает. А все же школы, больницы во всем нормальном мире — дело муниципальное. И в России федеральный бюджет берет на себя лишь тринадцать процентов расходов, каких требует образование. Все остальные местная власть должна покрывать, роя, что называется, носом ту землю, что непосредственно у нее под ногами, а поручать власть надо людям, которые знают, как это делается.
И если по всей России, в каждом маленьком Волоколамске не возьмутся за ум, то следующему поколению и браться будет не за что. Потому что под угрозой оказалось то единственное, что за три четверти века советской власти не удалось разрушить, — российская школа. Все эти годы мы ели, пили, одевались, отдыхали, лечились хуже других. А вот детей учили лучше. Сейчас пошло вразнос последнее наше достояние. И если повсеместно не найдут, как в соседней с Волоколамском Шаховской, способ и проездные билеты учителям покупать, и курсовое обучение оплачивать, и премии за победителей олимпиад вручать, и жилье им строить, и лицеи да гимназии открывать, вот тогда-то ждет Россию беда, какой она еще не ведала. Не то что о всеобщем среднем образовании забудем мечтать — не стать бы страной всеобщей неграмотности.