Есть ли жизнь в коммунальной квартире
Подвиг года
Самый массовый подвиг совершили в уходящем году миллионы россиян, умудрившись выжить на минимальную заработную плату. И все-таки наш случай — особый.
Когда окончательно прояснится, есть ли жизнь на Марсе, освободившиеся научные силы можно будет бросить на выяснение более сложного вопроса: «Есть ли жизнь в коммунальных квартирах?». При этом, понятно, возникнет философский спор: что именно следует считать жизнью в столь неестественных для человека условиях — уж не то ли бытие, от которого недолго потерять сознание? Рекомендую привлечь к дискуссии обитателя коммуналки казанского философа Владимира Ширшова, опирающегося в равной мере на научную логику Гегеля и на женскую логику своей жены Гули.
Семья Ширшовых — папа, мама и три дочки — занимает в старом-престаром доме, где ни ванны, ни горячей воды, комнату площадью 19 квадратных метров. Впрочем, в том, что эти метры являются квадратными, уверенности нет, так как разглядеть их совершенно невозможно — все они укрыты от глаз если не шкафами и столами, то книгами, которые, не уместившись в шкафах и на столах, занимают остатки пола. На ночь от книг и игрушек расчищается площадка, на которой раскладывается диван. На диване размещается мама Гуля с тремя дочками, а папа Володя отправляется на утепленную веранду (еще полтора метра пространства). Нередко папа с мамой, дождавшись, когда дети уснут, приступают к делу, требующему согласия и взаимопонимания: Володя диктует, а Гуля чуть ли не до утра печатает его статьи, доклады, главы из диссертации.
Докторская диссертация Ширшова практически готова, осталось найти деньги, чтобы заплатить за издание монографии. По моей просьбе Владимир Петрович вкратце изложил свои основные научные идеи в упрощенных формулировках. Я с умным видом выслушал его монолог до конца, а вот трехлетняя дочка философа Анжела где-то между словами «экзистенциализм» и «субстанциальное» крепко заснула. И я вынужден был в деликатной форме указать кандидату философских наук Ширшову на то, что подрастающее поколение отторгает его научную концепцию.
Перескажу читателям то, что понял, в совсем уж упрощенном виде, легко плывя вниз по философскому течению. Итак, Владимир Ширшов, мужчина сорока с небольшим лет, проучившийся два года в театральном училище, пять лет — на юридическом факультете, еще пять лет — на философском и три года — в аспирантуре, вполне созрел для научного осмысления проблем духовности. При этом он убежден, что высокодуховным человеком может быть и тот, кто не учился так много и не имеет прямого отношения к науке или искусству. К примеру, его тесть Рафкат Сафарович, проработавший долгие годы слесарем на заводе, организовал свою жизнь по законам красоты. И дело даже не в том, что он с увлечением рисует. Он добрый, честный, справедливый, а направленность на эти ценности и определяет, по мнению Ширшова, суть духовности. «Я понимаю духовность, — доходчиво поясняет Владимир, — как интенцию личностного бытия».
Наверное, он понимает правильно, не зря же вся комната Ширшовых увешена детскими рисунками, а их девочки придают гостю необходимую интенцию, едва тот наденет домашние тапочки. Так, трехлетняя Анжела, не откладывая дела, спела мне арию из оперы «Кармен», шестилетняя Кристина рассказала глубокомысленную историю про бедную вдову, а тринадцатилетняя Лена сразу же положила мне на колени пару книг по искусствоведению.
У Ширшовых нет телевизора (папа считает, что телек вырабатывает у детей пассивное скольжение по фактам и явлениям), зато в их комнате то и дело звучит классическая музыка. Лена с рождения слушала Бетховена, Кристина — Моцарта, с появлением Анжелы дети полюбили Баха и Вивальди. В свое время папа с мамой размечтались о покупке пианино, но поставить его в комнате можно только вместо дивана (тогда пришлось бы и спать на нем). Инструмент все же купили с помощью бабушки, у нее же и поставили. К оабушке дети ездят не только поиграть вальсы, но и посмотреть телевизор — в небольших дозах папа разрешает.
Бассейн, изостудия, театральная студия, цирк, театр, кино — все это девочки получают в той мере, в какой им этого хочется. «Не мы воспитываем детей, — считают супруги Ширшовы, — а дети — нас. Они нам не дают расслабляться и учат таким вещам, каким мы ни от кого бы не научились».
Разумеется, возникает вопрос: где Володя с Гулей находят деньги на культурную жизнь, когда нынешним кандидатам наук в вузах платят меньше, чем дворникам в жэу, не говоря уже о дворниках, подметающих Монетный двор? В поисках денег приходится крутиться. Сейчас, например, Владимир преподает в трех местах, в том числе и в средней школе, где буквально за гроши, но с большим интересом читает девятиклассникам вузовский курс философии. «Тут немножко заработает, там немножко, и я немножко, — говорит Гуля, — вот нам и хватает». Сама она, работая инженером-тепло-механиком, получает чуть больше ста тысяч. И на девочек пособие дают тысяч по десять — двенадцать. Как раз на рисование, если, конечно, не писать картины маслом: масло, как всем известно, сильно подорожало.
Теперь немного о мировоззрении Гули. Постоянно повторяя, что она на жизнь не жалуется, Гуля приводит примеры, насколько тяжелее приходится другим многодетным матерям. Ей виднее, поскольку она организовала в Московском районе Казани ассоциацию многодетных матерей под названием «Гестия». Так звалась греческая богиня, хранительница домашнего очага, и Гуля, знаток и поклонница греческой культуры, с любовью выбрала это имя. В ассоциацию вошли 600 семей, а сколько там детей — и сосчитать невозможно, поскольку они на месте не сидят и мельтешат перед глазами.
Весь нынешний год у Гули, а если официальное — у Гульфии Рафкатовны, председателя фонда помощи многодетным семьям, ушел на организацию поддержки этим людям. Ей много чего удалось сделать: тут и добывание дешевых конфет на кондитерской фабрике, и приобретение школьных принадлежностей, и организация вечеров для детей и родителей с вручением подарков. Гуля развозила подарки детям-инвалидам, водила на балет аж по 200 человек, и всех бесплатно. Всем этим она занималась после работы и в выходные дни. К примеру, минувшее воскресенье они с Володей потратили на то, чтобы разнести по домам на окраине города билеты на бесплатную елку.
Опять же вопрос: откуда у фонда деньги? Что может, дает районная администрация, но, конечно, не обойтись без спонсоров. Спонсор у «Гестии» пока один, и Гуля очень просила упомянуть фирму «Сотер» и ее руководителя Равиля Шайдуллина, ничего не жалеющего для многодетных семей. Кстати, он хотел и Гуле назначить какую-нибудь зарплату за ее хлопоты, но та наотрез отказалась.
«Мне самой люди немало помогали, — говорит она, — и девочки с работы, и родители. Когда Анжеле пошел второй годик и я из-за нехватки денег пошла работать, мама Володи, Полина Алексеевна, поселилась у нас и прожила с нами целый год. Я это время вспоминаю, как жизнь в санатории: и о завтраке мне не надо было думать, и об ужине. У свекрови есть подруга, Лидия Михайловна, так ее мои дети своей бабушкой считают. В те времена, когда было трудно с молочными продуктами, она стояла в очередях и все нам домой приносила».
Гуля рассказывает, как она с детства слышала от своей мамы Раисы Халиловны: «Посмотри на нашего папу — то он дом кому-то строит, то баню, то гараж, то больным помогает…». Если к ним в квартиру среди ночи стучался какой-нибудь заблудившийся пьянчужка, отец Гули одевался и отводил его домой. Что ж тут удивляться добрым поступкам дочери? Еще Ньютон, кажется, заметил, что яблоко от яблони недалеко падает…
«Жить на этой земле можно, — говорят супруги Ширшовы. — И мы не считаем, что боремся за существование. Мы не совершаем никаких подвигов, просто живем, как подсказывает жизнь, отказываясь иной раз от каких-то материальных ценностей ради духовных».
Те, кто всю эту духовность на дух не переносит, таких рас-суждений, пожалуй, не поймут. Им может показаться, что эти Ширшовы из коммуналки оторвались от народа. Хотя на самом деле оторвались они лишь от тех, кто живет в координатах баксы-факсы-таксы, и от тех, кто многогранность мира наблюдает лишь через граненый стакан.