Срок ультиматума истёк. Что дальше?
В грязных окопах войны
Передает специальный корреспондент «Известий» Валерий ЯКОВ
Пока политики ведут странную игру под названием «военно-переговорный процесс», солдаты роют окопы. Начальники высокого ранга уверяют: в окопах царит высокий боевой дух. А я видел, как командиры среднего звена матерятся, а солдаты просто молчат…
В поле за околицей дагестанского райцентра Хасавюрт наш вертолет приземлился после полудня. Здесь пролегает передовой рубеж одного из самых сложных направлений. Буквально накануне колонна внутренних войск, следовавшая через Хасавюрт, была блокирована местными жителями. От колонны отсекли четыре БТРа и захватили 59 бойцов. Как мы уже сообщали, окруженные женщинами, детьми и подростками, солдаты не решились стрелять, а приказа открывать огонь никто из начальников не дал. В результате — плен.
Вскоре БТРы были переданы в Грозный, туда же доставлены и несколько офицеров из задержанных. Основную же массу — 38 человек — после долгих переговоров дагестанская сторона отпустила. О судьбе остальных продолжают хлопотать генералы внутренних войск.
Зато чеченцы и этот эпизод отработали с максимальным пропагандистским успехом. Они потребовали от задержанных, чтобы каждый из них дозвонился домой, успокоил родных и призвал обращаться в Комитет солдатских матерей. Воины дозвонились. Матери, многие из которых и не догадывались, в каком краю их сын исполняет служебный долг, всполошились. Таким образом, в антисило-вой кампании зазвучала еще одна тема.
После этого инцидента подразделение внутренних войск прекратило движение к Чечне и стало окапываться в поле, в 2—3 километрах от границы.
…Здесь, в предгорье, днем стоит почти нулевая температура, и поэтому припорошенная снегом пашня становится вязкой и крайне малоприятной для ходьбы в наших городских ботинках. Но рыть в такой земле окопы еще неприятней. Однако солдаты, не снимая бронежилетов и не откладывая далеко автоматы, роют. Причем не только для себя, но и для бронетехники. Спецназовец Игорь, командир одного из подразделений, просит нас обязательно сфотографировать эти окопы: «Снимите — пусть все видят, что мы окапываемся. Это значит, что мы не намерены наступать дальше», — говорит он.
Чуть поодаль, у дороги за процессом окапывания наблюдают около двух десятков местных жителей. В основном чеченцы-акин-цы. В их руках не видно оружия, но неподалеку, как уверяют офицеры части, стоит хорошо вооруженная группа продудаевской молодежи, готовая при малейшем поводе вести стрельбу. Пока подразделение обстреливается только ночью. Днем его лишь держат в прицеле.
Пожилой чеченец из пикетирующих объясняет мне, что они будут тут стоять до конца и не пропустят колонну в тыл своих братьев по крови.
«Мы не хотим убивать этих солдат, они пришли сюда не по своей воле. Но если они идут на нашу землю с оружием, то становятся врагами, и что нам остается делать?», — спрашивает он. Старший лейтенант Андрей (фамилия все по-прежнему просят не упоминать) был в числе задержанных. Его вернули перед нашим приездом, но половина роты, которой командовал Андрей, продолжает оставаться в руках вооруженных сторонников Дудаева.
«Если бы мне разрешили открыть огонь, я бы не сдал ни одного человека», — говорит, словно оправдываясь, Андрей.
На мой вопрос: били ли его в плену, не отвечает, а лишь, сглотнув комок, отворачивается.
«Чего спрашивать? Ты на него посмотри. Видишь, какой красный, и так все ясно. Побили их там, и хорошо, — объясняет Игорь. — Но самое обидное, что делали это какие-то обкурившиеся юнцы, увешанные оружием».
С группой офицеров и солдат укрываемся от ветра за ближайшим БТРом. Солдаты монотонно продолжают рыть окопы посреди вязкой пашни. Офицеры спрашивают меня: что слышно там, на «большой земле»? Как относятся в Москве ко всей этой кампании? Почему президент принял решение двигать вперед войска еще до истечения срока ультиматума и переговоров?.. Отвечаю общими фразами, так как и сам хотел бы знать ответы на эти (и другие!) вопросы.
Кто-то из офицеров говорит: «Вы там как-нибудь передайте от нашего имени президенту деловое предложение — пусть он и все его сподвижники приезжают сюда и поживут пару деньков в окопах. Тут, на просторе, очень хорошо думается. Может, он быстрее найдет нормальный выход из этой грязи».
Со стороны гор чеченской территории время от времени слышны выстрелы. Никто из солдат не обращает на них внимания, но офицеры подстегивают бойцов рыть окопы поактивней.
Все подразделения, что окопались по кругу в чистом поле, видно со всех сторон как на ладони. Но особенно хорошо просматриваются они от чеченской границы. Одной установкой «Град» при метком выстреле можно накрыть почти всю часть. Но хочется верить, что до этого не дойдет…
Между тем местные жители настроены весьма решительно и наотрез отказываются пропускать на территорию Чечни воинскую колонну. Их не успокаивают даже уверения в том, что на этом направлении движение колонн до Грозного не запланировано и задача лишь перекрыть границу и дорогу. Но при нынешних «экспромтах» кто и что может гарантировать?
Раздаю солдатам относительно свежие газеты — здесь они практически полностью оторваны от жизни. Записываю домашние телефоны, чтобы, вернувшись в редакцию, позвонить родным и хоть чуточку успокоить. Забираю с собой их измятые конверты с письмами…
Вечером, уже в сумерках, вылетаем на вертолете внутренних войск. С воздуха эта врывшаяся в землю застава выглядит еще более одиноко и тоскливо. В оперативном штабе внутренних войск от рассказов об увиденном воздерживаемся — не хочется огорчать и без того замотанных офицеров. Тем более что в этом штабе в отличие от множества других к прессе относились благожелательно и, не рассказывая басни про трудности момента, оказывали реальную помощь.
Все остальные штабы озабочены поступлением сил и средств, поток которых заметно возрастает. Самолеты садятся один за другим, выгружая технику и людей. Штурмовики взлетают пара за парой и уходят в сторону Грозного, хищно ощетинившись ракетами и бомбами… «Установка конституционного порядка» явно набирает обороты, и такая активность заметно бодрит высоких начальников. Офицеры среднего звена радостного энтузиазма не демонстрируют. Один из врачей-офицеров сказал мне прямо: «Мы ведем здесь неправедную войну — на своей земле со своим народом. Я, чтобы не пачкаться в ней, лучше бы подал в отставку. Но не могу -как врач. Мой долг — спасать этих мальчиков, которых политики бросают под пули из-за собственных амбиции или тупости».
А парней, попавших под пули, действительно становится все больше. Они поступают в госпиталь МЧС и госпиталь имени Бурденко ежедневно. Но установить точную цифру убитых и раненых крайне сложно — анонимные генералы стараются скрывать эти сведения (как и всё остальное!) от прессы. Им явно не хочется, чтобы общественность знала, во что обходится стране такое «бряцание Конституцией» и сколько жизней надо положить ради того, чтобы одного неугодного политика заменить на другого — угодного.
Фото Владимира МАШАТИНА.
…Ночью, развернув носилки на земле, спим в госпитальной палате. Одежды не снимаем, набрасывая на себя все, что только можно, но все равно чертовски холодно. Над головой постоянно ревут самолеты. За ночь должно сесть более 60 бортов с техникой и людьми.
Нагнетание сил и средств продолжается.
От гула, холода и явного идиотизма всего происходящего не спится. По крыше палатки стучит дождь. Пытаюсь представить солдат в тех промерзших окопах — для них эта ночь еще бесконечней.
Вот то, что принято называть «ликами войны»… Двух вооруженных чеченцев, укрывшихся от артиллерийского огня наступающих российских колонн под бетонным перекрытием моста по дороге в Грозный, запечатлел 13 декабря в пяти километрах от административной границы Чечни фоторепортер агентства Рейтер Шон РЭМЗИ, вскоре раненный (нижний снимок). А на военном аэродроме Моздока (Сев. Осетия) спец. корр. «Известий» Владимир МАШАТИН 14 декабря сфотографировал первые трупы российских десантников, попавших под обстрел чеченской установки «Град» и доставленных с места гибели на вертолете.
Грозный собирает все, что может стрелять и взрываться
Специальный корреспондент «Известий» Николай ГРИТЧИН передает из столицы Чечни
Канонада близких сражений все слышнее в центре Грозного. Бои идут на непосредственных подступах к столице.
Орудийные выстрелы и грохот взрывов со стороны Долинского слышались и в ночь на 14 декабря, несмотря на объявленное намерение российских военных использовать темное время суток для отдыха. Ночное небо по-прежнему озаряют сброшенные с самолетов на парашютах осветительные бомбы.
По свидетельству очевидцев, прибывших в Грозный, российская бронетехника укрепила ожесточенное сопротивление ополченцев в районе селений Асиновская, Серноводский, Давыденко, Первомайское. Танки не решались входить в населенные пункты, из которых велась по ним стрельба, поливали селение огнем с расстояния. Разрушены дома, сожжены автомобили, есть погибшие, раненые.
Грозный производит впечатление брошенного города. В 2 — 3 километрах от центра улицы выглядят вымершими, наглухо заперты ставни, на замке ворота, в редких домах свет. Русская женщина, живущая в пятиэтажке, рассказывает, что в их доме осталось всего пять семей.
Зато по-прежнему многолюдно в окрестностях президентского дворца. Стихийные митинги возникают то тут, то там. Ораторы клеймят российское руководство и клянутся стоять насмерть. Один из них берет микрофон и сообщает, что в департаменте госбезопасности (ДГБ) республики есть арсенал стрелкового оружия, но его не спешат выдавать защитникам города.
Тут же толпа выплескивается на центральную улицу, целиком запрудив ее, и устремляется к ДГБ. Намерение завладеть стволами столь велико, что участники похода готовы смести с пути охрану здания. Но на ступеньках департамента разгоряченных людей встречают степенные военные и сообщают, что оружием департамент не располагает.
Ополченцы, приехавшие из сел, тоже оружием не богаты. Привезли с собой все, что может стрелять или взрываться. На плечах у кого двустволка, у кого карабин, у кого автомат, а у кого и пулемет или гранатомет. Каждую такую группу обычно охраняют нацеленные в небо легкие орудия.
Среди нескольких сотен добровольцев, прибывших из селения Мехкеты Веденского района, вижу паренька лет четырнадцати с самодельным автоматом в руках. От бойцов узнаю, что это не самый юный защитник города. Есть помоложе.
Мне показывают двенадцатилетнего хлопчика с каской в руках. Оружия ему не досталось, поэтому он будет подносить бойцам патроны. Безоружна и половина взрослых. Они надеются, что число стволов после первого же боя у них прибавится и ссылаются на пример братьев-чеченцев в дагестанском приграничье, которые отобрали на днях у российских солдат не только стрелковое оружие, но и БТРы.
Добровольцы говорят, что пока они находятся в резерве, но по приказу своего руководителя из департамента госбезопасности республики готовы в любой момент выступить на боевые позиции.
На улицах все чаще встречаешь людей с зеленой повязкой на голове — смертников. Иногда они собираются в группы. Лежавшие с 26 ноября у перекрестков остовы российских танков вывозят тягачами на окраины, чтобы перекрывать улицы. Город пестрит призывами и объявлениями.
В нескольких местах читаю строки, обращенные к добровольцам из стран СНГ. Им надлежит явиться в главный штаб вооруженных сил. Отправляюсь туда. Очереди добровольцев нет. Охранник на дверях извещает, что ответственных за прием добровольцев сейчас тоже нет на месте и неизвестно, когда они будут. В том, что представители ближнего зарубежья уже действуют в Чечне, убеждаюсь в президентском дворце, встретив украинца-автоматчика. С русским корреспондентом ом наотрез отказывается говорить, сообщив лишь, что принадлежит к украинской организации УНСО.
Оперативная информация из официальных источников скудна и противоречива. Точное местонахождение президента Дудаева не разглашается. Говорят, что ом очень занят и встреча с журналистами, к которым он обычно благоволит, в ближайшее время вряд ли возможна.
Покидая дворец, вижу толпу, собравшую куда больше народа, чем соседний митинг. По металлическому рекламному щиту стучит музыкальная дробь. Пробившись к середине, обнаруживаю круг, по которому несколько мужчин и женщин исполняют зажигательную «лезгинку». Толпа восторженно аплодирует и подбадривает их возгласами.
8 последние дни митингующие и средства наглядной информации в городе все чаще поднимают чрезвычайно болезненную для республики тему депортации чеченского народа пятьдесят лет назад. Ораторы и авторы воззваний убеждают, что Россия готовит новое выселение чеченцев, и это увеличивает число желающих встать на защиту независимости республики.
И уж совсем яростно выступил рано утром 14 декабря по национальному телевидению президент Дудаев. Он назвал российское вторжение «осуществлением целевой программы на уничтожение чеченского народа».
Уничтожается все, что связано с Чечней, сказал он. Население поселков: русские, чеченцы, евреи. Переговоры с Россией президент назвал фарсом, поскольку под их прикрытием ведутся ковровые бомбометания по населенным пунктам.
Президент призвал граждан республики и весь народ идти в бой за право на жизнь на этой земле. Земля должна гореть под ногами оккупантов. По мнению Дудаева, миротворческие усилия должны быть закончены. Единственный, с кем он готов разговаривать, — это донское казачество, с которым у Чечни заключен договор.
После такой речи неясно: как и в каком тоне вести дальше переговоры.