Решительность и авантюризм — не одно и то же
Короткие переговоры между генералами — Дудаевым и Грачевым — дали проблеск надежды тем, кто не хочет войны. Отодвинув политические амбиции, военные говорили о главном: как найти мирное решение проблемы. Это означало, что обе стороны еще не утратили разум. Однако заявление срочно созванного 7 декабря Совета безопасности вновь возродило все тревоги.
В переводе с бюрократического воляпюка на общепонятный язык оно означает, что переговоры едва ли возможны, разве что в форме обмена ультиматумами. Ответственность за это несомненно ложится на Москву, потому что Дудаев, освободив пленных без каких-либо предварительных условий, продемонстрировал миролюбие.
Похоже, российская партия войны, запустив на полную мощность машину наступления, просто не хочет ее останавливать. Очень хочется повоевать. Почему? Трудно найти иной мотив, кроме предположения о том, что таким способом кто-то рассчитывает решить отнюдь не только чеченскую проблему. Жили же с этой проблемой три года, пережили куда более тревожные 92-й и 93-й — что же сейчас вдруг приспичило? Ведь активность Дудаева никак не увеличилась в последнее время, вся напряженность создана Москвой — это очевидно.
Значит, цель зачинщиков войны — не столько Чечня, сколько Россия. А здесь проблемы, которые хотела бы решить партия войны, очевидны. Здесь как раз очень выгодно будет, если новая Кавказская война затянется. Тогда никто уже не заикнется о сокращении военного бюджета, о реформе в армии, о социальных проблемах офицеров, о гибели в мирное время солдат и многом другом, от чего сегодня голова болит. Возможно, у кого-то существуют и более далеко идущие расчеты, связанные с общей сложной внутриполитической ситуацией, включая и неясные перспективы выборов.
Если расчеты действительно таковы и если на основе таких расчетов в ближайшие дни будет начата война, то у нас будут все основания вспомнить слова наполеоновского министра Фуше: «Это хуже, чем преступление, это — ошибка». Такое решение не станет проявлением силы Российского государства и его главы. Свойственная Борису Ельцину способность принимать в трудный момент ответственные решения была его сильной стороной и приносила успех не из-за решительности самой по себе, а потому, что это была решительность в продвижении вперед российских реформ, решительность в свершении дел, которых ждало общество. Попытка же преодолеть одним махом проблемы несозревшие или даже повернуть общественное развитие вспять именуется не решительностью, а авантюризмом.
Первоначальный успех военной операции ввиду несомненного превосходства сил наступающих вполне возможен. Поэтому, кстати, была бы авантюрой и неуступчивость Дудаева перед лицом любых ультиматумов: Чечня, несомненно, будет раздавлена, потери ее многострадального народа будут ужасны. Но легче ли будет от этого России? Военное «решение» проблемы не приблизит, а отдалит решение всех существующих политических проблем — всех до единой. Да еще и создаст немало новых, которые останутся в наследство следующему поколению государственной власти России — подобно тому, как Брежнев оставил афганскую войну в наследство Горбачеву. Нечего и говорить, что Б.Ельцин в этом случае потеряет последних сторонников из стана демократии, но не приобретет их в стане национально-радикальной оппозиции. Достаточно просмотреть газеты оппозиции за 8 декабря — день трехлетия Беловежских соглашений, — чтобы убедиться: оппозиция ничего не забыла и не собирается ничего прощать в ответ на демонстрируемую «твердость» по отношению к Чечне.
Будущий историк отметит, что в тот день, когда Совет безопасности принимал, может быть, роковые решения, депутаты демократически избранной Государственной думы ссорились из-за того, кому досталось больше освобожденных Дудаевым пленных, спорили о государственной символике и решали самый, видимо, неотложный вопрос политической жизни России: о лишении регистрации парламентской группы «декабристов». Если российская демократия не сможет в ближайшие дни продрать глаза и по-настоящему возвысить голос против гибельных для судеб России шагов, то в будущем придется сказать о ней то, что уже случалось говорить в прошлом: она заслужила свою судьбу.