Выстрел в Рузаевке
В первый раз Валерия Стреляная приехала из Москвы в Рузаевку весной 1992 года. Ей тогда еще не было 28 лет. Появление ее здесь стало местной сенсацией.
Хотя уже случалось в мордовских селах, что горожане берут землю, становятся фермерами, но чтобы вот так — молодая красивая москвичка, выпускница мехмата МГУ, работавшая в столице по специальности, бросила все и отважилась самостоятельно хозяйствовать на запущенных до предела землях, — такого еще не бывало.
Собственно, сенсацией оказалось даже не само ее решение, а первые и скорые его последствия: новая фермерша быстро встала на ноги — высокие урожаи и привесы, эффективные технологии, умелый финансовый оборот...
...В последний раз Валерию привезли из Москвы в Рузаевку в наручниках. Было это нынешней осенью, в день, когда ей исполнилось тридцать лет. Сейчас в ожидании суда она уже второй месяц, без свиданий с родными и близкими, находится в Рузаевском следственном изоляторе с перспективой сурового приговора.
Два с небольшим года вместили всю горькую историю ее фермерства, драму, апофеозом которой стал роковой выстрел на ферме.
Валерия сама из Мордовии, из Саранска. Выросла в интеллигентной семье. Отец — старший научный сотрудник исследовательской лаборатории, мать — инженер-конструктор оборонного НИИ. Поступила в МГУ на мехмат. Закончила. Вышла замуж за однокурсника, москвича. После окончания оба работали по специальности. Растили двоих детей.
Неожиданно для всех Валерия решила... заняться фермерством. Поехала на родину, в Мордовию, нашла район, где можно получить землю, убедила отца взять на двоих 120 гектаров. Кстати, они вместе кончили агротехнические курсы.
Муж и друзья были в шоке. Близкая подруга Валерии — Юля Михнева, с которой они вместе жили в общежитии, а потом дружили семьями, рассказывает: «Мы сидели у нас на кухне и обсуждали планы Леры. Все ее отговаривали. А она сказала: «Вы что же, становитесь моими врагами? Ведь если так, как вы, рассуждать, что же будет с Россией?» Она действительно думала, что сможет повернуть к лучшему сельское хозяйство не только района, Мордовии, но и всей России. Для мужа, Володи, решение Валерии было почти катастрофой. Коренной москвич, интеллигент, страшно далекий от деревни, в итоге он и сам стал заниматься фермерским хозяйством — пахал на тракторе, грузил мешки с зерном, коптил мясо...»
А у Леры тяга к земле проявлялась и раньше. Когда они поженились с Володей, жили у его родителей и выезжали на их дачный участок. Там никогда ничего особо не росло. Лера нашла какие-то необыкновенные семена, устроила образцовый огород. Потому была уверена, что и в деревне у нее все получится.
Она хорошо знала себя. И в этом был ее козырь. Она не очень хорошо знала нынешнюю деревню. И в этом таилась причина ее драмы.
Лера с отцом получили на двоих 120 гектаров земли из бывших угодий колхоза имени Калинина. Взяли кредит. Закупили технику, семена, удобрения, скот, дом. Кроме традиционного тут ячменя, посеяли гречиху, которая, по уверениям местных, больших урожаев не дает. Лера была уверена, что даст. И доказала рекордным урожаем. Наивысший в этих местах получился у нее и приплод свиней. Появилась и прибыль, а не только возможность расплатиться с кредитами.
Село Болдово, где обосновалась семья Стреляных, — типичное для Мордовии. Когда-то здесь был даже райцентр. По территории село большое. По населению — меньше тысячи. Дома в основном неказистые. Колхоз — захудалый, на боку...
Леру встретили с интересом. Тогдашний председатель Геннадий Неясов помогал, чем мог. И местные жители смотрели на фермершу с сочувствием: пусть, дескать, и горожанка разделит наши беды.
А после первых же успехов отношение изменилось...
Колхоз — полный банкрот. Долг банку — 250 миллионов.
— Заплатите? — спрашиваю у нынешнего председателя Василия Ватанина.
— Откуда? - горестно улыбается он. — Если бы даже мы продали весь свой скот, и то не хватило бы.
Безденежье завело колхоз уже на край возможного. В этом году в почву не внесли ни одного грамма минеральных удобрений. Уже пять лет колхоз не покупает технику, а теперь не может купить и запчасти. 80 процентов техники в хозяйстве списано. На горючее денег нет. Только сейчас выдали зарплату за июнь — по 60 тысяч рублей на человека. А цены на промтовары в Рузаевском районе примерно такие же, а частью даже выше, чем в Москве. С продуктами, конечно, получше, почти у каждого — свое подсобное хозяйство. Но не на что учить детей, одеваться, покупать мебель... Не жизнь, а люмпенство, к которому привыкают...
Растет число безработных — и в селе, и в районе. Новые люмпены — грозная сила. Они и стали главными противниками Валерии Стреляной.
Собралась Лера отвезти картошку в Москву на продажу. У нее самой прав на машину нет, договорилась с соседом — Сашей Гаршиным. Он — за. Только, говорит, дай мне до этого машину на день. Нет вопросов. Но его нет и день, и два, и три. Оказывается, ездил с приятелем в другую область — продавать свою картошку. Вернулся — поехали в Москву. Вернулись требует деньги за рейс. А Лера предлагает -отдай деньги за три дня аренды машины, из них я тебе и заплачу. «Вот так? — возмущается Гаршин. — Тогда отдавай мне зеркала на машину, которые я тебе подарил!». Лера стоит на своем: сначала — деньги за трехдневный рейс, а потом — остальная расплата.
С этого и началось. Гаршин стал заходить регулярно, благо живет рядом. «Давай, — говорит, — деньги или еще какую компенсацию». Валерия ему — свое. Он — скандалить.
Кроме Гаршина, в деревне полно других безработных. Кого-то Лера временами нанимала на ферму. И получалось так, что «батраки», а не она чувствовали себя хозяевами. Видели: есть у городской девчонки деньги, даже запах которых забыли в селе, есть прибыль, техника, урожай... И понимали так, что все это как раз то, чем обделены они по каким-то не зависящим от них причинам, а значит — принадлежит и им.
Приходили к Валерии домой и говорили: «Хотим выпить, дай денег». У Леры с финансами было, естественно, туго. Но даже если бы и было хорошо, не давала бы денег ни за что — из принципа...
Но это только полконфликта. Главное — имущество и техника. В колхозе как: стоит трактор — садись на него и зарабатывай деньги. Лежит мешок с кормами — хватай и еще рассказывай, какой ты молодец, что вовремя уцепил. Точно так же относились и к Лериному хозяйству. Идут мимо дома, а там — грузовик. Дай сяду — заработаю. А Лерка в милицию сообщает: мол, ее имущество трогают. А они обижаются.
В Болдове этих людей знают по кличкам: Шпана, Черчилль, Дурень, Летчик, Колледж, Матрос...
Они и стали основным кругом общения Валерии. Двух из них нанимала водителями своего грузовика. И что же? Исчезали вместе с грузовиком на несколько дней. Лера требовала платы за эксплуатацию машины. Они не понимали — в колхозе так не принято.
Больше того, здесь ,ыло принято: если ты что-то зарабатываешь — делись с соседями, ставь, по крайней мере, бутылку. Она не ставила. Все деньги пускала в дело.
Как только созрел первый урожай, был получен первый приплод — к Лере зачастили соседи (Шпана, Дурень, Черчилль, другие). Дай, мол, на бутылку, у тебя же есть, а у нас будет - мы отдадим. Она не давала не только потому, что ей нужны были эти деньги, но и потому, что знала: у них не будет. Они — злились...
Скоро у нее из двора стали красть. Уволокли аккумулятор. Она заявила в милицию. Там посмеялись, сказали: разбирайся с соседями сама. Потом угнали трактор. Это она считала, что угнали. А в деревне говорили: ну взял Витек на три дня — поработать, так что ж с того?
Лера заявляла в милицию, восстанавливая против себя односельчан. Ей намекали на это — и очень прозрачно. Отравили свинью, потом — собаку. Лера —снова в милицию. Там недоумевают: вы что, не можете с соседями поладить?
А отношения с соседями вроде бы нормальные. С матерью Гаршина — просто дружба. И с другими односельчанами — вась-вась. Заходят, помогают по хозяйству. Но откуда же вредительство? Отравили еще одну собаку, свинью, угнали еще раз трактор, потом — машину.
Однажды Лера вернулась домой вся синяя лицом. Мать: что с тобой? Она: в машине ударилась. Потом приходит шофер Черчилль — извиняется: ты, мол, прости, забери заявление. Тогда Лера матери и рассказала, что он ее из машины выкинул, избил, ключи забрал, а она написала заявление в милицию, где в очередной раз посмеялись.
Она понимала, что неприязнь к ней окружающих объяснима, говорила об этом друзьям и мужу, уверяла, что сумеет поднять не только экономику, но и оптимизм жителей. Друзья — не верили. Мужу казалось, что все это — соседские бытовые разборки. Валерия уже знала им цену. Ее однажды избили. В другой раз на нее бросались с бензопилой. Отравили собаку, свинью. Угоняли трактор, машину, угрожали смертельной расправой. За что? За то, что она чего-то добилась, доказывала, что жить здесь можно, хотя все уже уверились, что — нельзя. Но ведь и в самом деле нельзя, вот в чем парадокс.
Мы беседовали с председателем местной районной АККОР, фермерской ассоциации, Анатолием Овечкиным. Он сам фермер, причем на землях того же колхоза, что и Валерия. К ее конфликту он относится скептически. Надо, говорит, с местными ладить, как я. Овечкин в отличие от Валерии, ничего не сеет на своей земле на кредиты закупил пекарню в райцентре, покупает муку и печет хлеб. У него нет конфликтов с местными, а о том, что Валерия арестована и сидит в СИЗО, узнал из нашего разговора. «Надо же! — сказал Овечкин. — Придется передачку из моей пекарни отправить».
Все больше фермеров бросают здесь землю. И не только здесь. По России отказников все больше, мало у кого получается без поддержки государства, при сопротивлении местного населения.
...В этот день Валерия стирала, а Володя, уложив двухлетнего малыша спать, взялся впервые в жизни коптить мясо. И тут вошли трое подвыпивших мужиков. Стали требовать денег или бутылку. Лера не хотела, чтобы проснулся ребенок, не хотела, чтобы муж втягивался в ее затянувшиеся разборки с этими парнями. Она закричала на них, потом вдруг схватила ружье, выстрелила...
Обстоятельства этой ситуации еще будет разбирать суд, поэтому обойдемся без деталей.
На следующий день после вsстрела к дому фермерши Стреляной подкатил трактор, из которого вывалила целая компания. Валерии дома не было. Она уехала в соседнее село, где оставила на хранение 120 мешков гречихи последнего урожая. Дома были мать и Володя. Первым забежал в дом Шпана, схватил Володю за грудки: давай, говорит, ключи от машины. А еще, мол, бутылку. Вместе с ним зашли брат пострадавшего накануне Гаршина и еще какой-то незнакомый, оказалось — из соседней деревни. Пока толкались с Володей, стало ясно, о чем сыр-бор. Тот, из другой деревни, как уяснил суть, рассвирепел, схватил брата Гаршина за шкирку и поволок к выходу. Как выяснилось, Шпана решил вместе с братом подстреленного, что в компенсацию за увечье они имеют право на грузовик фермерский. Они даже нашли на него покупателя, но когда покупатель понял, в чем дело, сделка расстроилась.
А еще через день свой бизнес хотел совершить Летчик. Он ломился в фермерский дом, матеря всех, а особенно собаку. Дверь еле выдержала его напор. Оказалось, он ехал пьяный на велосипеде с кульком помидоров и бутылкой водки за пазухой. Ему показалось, что залаяла собака Стреляных, а он ее испугался, вильнул рулем — помял помидоры и разбил бутылку. И тоже решил потребовать компенсацию. Для деревни что — привычная комедия. Для живущих обособленно фермеров — экстремальная ситуация.
Да и что здесь комичного? Вот после тех двух веселых дней вернулась из соседней деревни Валерия тоже с чисто «местным» юмором — там украли 80 мешков гречихи, по сути дела, весь прошлогодний урожай. Она — в милицию. Там — вряд ли найдем. Хотя все в деревне знают, кто украл.
После этого Валерии стало плохо. Она сказала матери, что ее засудят, но она не заберет свои заявления о краже и угоне, как это ей предлагают милиционеры (родственники ее противников). Володя уложил жену в больницу в Москве. Ее лечили. Как только она вырывалась на свободу, ехала в Рузаевку. Первым делом — в суд, спрашивала, когда будет слушание ее дела (пострадавший к тому времени хоть и хромал, но уже работал на тракторе). Потом — на ферму. Сумела посеять весной. Потом привезла матери кавказскую овчарку, сказала: без такой собаки здесь нельзя.
Хотела убрать урожай. Но в самую пору угнали трактор. Пока искали, начались дожди, и тут же сообщили из райцентра, что Валерию обвиняют в преступлении, за которое грозит срок до семи лет. Тут она сломалась. Сказала родителям, что напрасно их убеждала уехать в деревню, что она только сама должна была этим заниматься, попросила их закупить на осень семена и снова уехала в Москву — подлечиться. Там ее и арестовали. Привезли в Рузаевку. И больше не позволяли видеться с ней ни родным, ни близким, ни тем более — корреспондентам.
...Урожай пропал. Лера в тюрьме ждет суда. Отец ищет защиты у адвокатов. В райцентре насчет судьбы Леры самые плохие прогнозы. У ее обидчиков много родственников, причем в местных органах внутренних дел. Свидетельствуют все против нее. А всю предшествующую выстрелу историю судья рассматривать не хочет, не вызывает в качестве свидетелей, скажем, отца и мать Леры. Ни местный АККОР, ни АККОР московский никакого интереса к судьбе Валерии не проявляют.
А на ферме сейчас одна мать Валерии (муж уехал в Москву). За эти два месяца она постарела внешне лет на двадцать. Сама это чувствует и говорит: дают 75 лет, а мне ж всего 54, добьют и меня, и Лерку. И плачет.
А собаку, которую Лера привезла из Москвы, местные недавно отравили. Да таким сильным ядом, что когда вскрыли — желудка у овчарки не было. Мать не хочет, чтобы Лера узнала о смерти собаки. И о том, что еще раз угнали трактор. И о том, что урожая никакого не будет на их фермерском поле, поскольку горючего для уборки не было. О том, что соседи грозились ее убить, если выйдет из тюрьмы. Что Летчик ломился в дом. Что Шпана материл и обещал массу неприятностей. И, как ни странно, она, хотя и скучает по дочке до слез, даже довольна отчасти, что суровая судья Валентина Николаевна не разрешает свиданий с Лерой. О чем же ей расскажешь при встрече?
Тем более что в письмах из СИЗО Валерия расспрашивает как раз об урожае, о собаке, просит закупить каких-то особых семян и передать ей в камеру книжку по математике.