Александр ПРОХОРОВ, лауреат Нобелевской премии: А нужен ли я своей стране?
Александр Михайлович Прохоров — один из основоположников квантовой электроники, давшей миру широко распространенные лазеры. Только в России около шестидесяти организаций занимается лазерной тематикой. Академик Прохоров возглавляет Институт общей физики РАН и более 17 лет руководил всем отделением общей физики и астрономии РАН. Это один из самых известных физиков нашей страны. Сегодня с ним беседует наш корреспондент Борис КОНОВАЛОВ о нынешнем положении ученых.
— Как вам живется сегодня, Александр Михайлович?
— Знаете, недавно у меня был один американский коллега и тоже спросил: «Как у вас?» — «Демократия», — бодро ответил я.
Действительно, вроде бы у нас демократия — мы можем голосовать, выбирая из нескольких кандидатов, а не покорно опускать свои бюллетени за одного-единственного, назначенного КПСС. Но вот стала ли наша страна свободной в широком понимании этого слова? Если судить по науке — нет. Мы целиком зависим от воли правителей. К голосу научной общественности не очень прислушиваются. И это невнимание порождается глубоким непониманием того, что научный потенциал хрупок, разрушить его легко, а восстановить неимоверно трудно, на это уйдут десятилетия.
Сейчас мы проедаем задел прошлых лет, когда по многим направлениям наша наука занимала передовые позиции. И в годы «холодной войны» научные контакты не прерывались, нас приглашали даже в закрытые атомные лаборатории США. Они были заинтересованы в наших знаниях. И пока это положение сохраняется. Нас приглашают на научные конференции, зная нашу бедность, оплачивают дорогу, гостиницу, потому что нам есть чем поделиться. Но скоро наш запас будет исчерпан, и тогда никто нас приглашать не будет. И это, конечно, отразится на авторитете России, которой без первоклассной науки грозит участь второклассной державы. Без науки никакого возрождения России не будет.
Число публикаций по фундаментальным наукам неуклонно падает, а это верное свидетельство, что мы скатываемся вниз. Сами ученые из уважаемого, обеспеченного слоя общества превращаются в люмпенов. И если бизнесменов зовут «новыми русскими», то нас — «новыми нищими».
Вот недавно мои сотрудники разработали сканирующий высоковакуумный туннельный микроскоп — прекрасный прибор высшего мирового уровня, очень нужный для развития микроэлектроники. Зарплата у них в среднем — 80 тысяч рублей. Надо было как-то их поощрить за эту великолепную работу. Поскребли, как говорится, по всем сусекам, но смогли дать им только по сто тысяч. Что это в наше время, когда буханка хлеба стоит 500 рублей, а килограмм хорошей колбасы — тысяч двадцать?
— Как же вы все-таки выживаете, за счет чего держитесь на плаву?
— Я теперь, как правило, с утра до позднего вечера в институте. Перестал ходить в гости, на приемы, забыл про театры, концерты — слишком много проблем, и надо работать гораздо больше, чем раньше, чтобы выжить. Почти каждый день я принимаю зарубежные делегации, мы резко расширили контакты. Практически мы выживаем за счет иностранных грантов, поездок наших ученых за рубеж. Месяца три он поработает там, накопит немного денег, решит бытовые проблемы и снова продолжает работать у себя дома.
Скоро я поеду в Турцию, чтобы мы там организовали лабораторию, посылали туда своих сотрудников. У нас есть такой опыт сотрудничества с Южной Кореей. Сейчас многие развивающиеся страны вкладывают огромные деньги в науку, понимая, что без этого нет будущего. Мы помогаем им и за счет этого сохраняем свой потенциал.
Вы думаете, все у нас рвутся за границу? Нет, многие талантливые люди принципиально не хотят переезжать за границу. Я сам родился в Австралии, в небольшом городе в центральной ее части. Там есть мемориальная доска, посвященная моей персоне. И если бы я захотел, то меня там приняли бы с распростертыми объятиями. Но я — русский. За границей больше двух недель не выдерживаю. Условия прекрасные, еда хорошая, принимают по первому классу, но все — неродное. От этого устаешь.
Однако, возвращаясь к нашим проблемам, невольно задумываешься: «А нужен ли я своей стране?» Ведь дело не только в том, что у ученых сейчас нищенская зарплата. Невыносимыми становятся условия работы. Науку — осознанно или неосознанно — просто душат.
Не хотят понять, что нам необходим не только письменный стол для работы. Экспериментальные установки в физике сейчас дороги, потребляют много электроэнергии и занимают большую площадь, которую нужно отапливать. А цены на коммунальные услуги подскочили так, что становятся непосильным бременем для института. К академическим институтам подход такой же, как к промышленным предприятиям. Денег нам дают все меньше, а платить заставляют все больше. Исход ясен.
— А вы могли подпитывать институт за счет коммерции! Ведь у вас много прекрасных разработок, которые можно превратить в коммерческий продукт…
— В академическом институте увлекаться коммерцией можно лишь в определенной степени. Мы можем выпускать хорошие приборы и продавать их на мировом рынке. Мы продавали некоторые лазеры, лидары — лазерные локаторы, но сейчас это также сопряжено с огромными трудностями.
На мировой рынок реально можно пробиться только в том случае, если мы делаем прибор, не уступающий зарубежным аналогам по своим характеристикам, но продаем вдвое дешевле. А сейчас цены на комплектующие, все материалы резко возросли, нередко они выше мировых. Поэтому выгоднее было бы покупать, скажем, металл за рубежом, он там дешевле. Но огромные таможенные сборы поднимают его цену. Для науки никаких льгот нет, даже по линии международного сотрудничества.
Нас часто заставляют посылать приборы на международные выставки. Но продавать — не разрешают. Какой в этом смысл? Какая польза для государства? У нас же — масса хлопот, а выгоды никакой.
Мы часто договариваемся с зарубежными лабораториями о совместной работе с условием, что мы делаем у себя экспериментальную установку, привозим ее к ним и там вместе трудимся. Но когда вывозишь ее — таможенный сбор, возвращаешь назад — еще раз. Причем сбор немалый — до 40 процентов стоимости аппаратуры.
Если мы продаем за рубли какие-то приборы, то с нас берут таможенный сбор плюс налоги такие же, как с коммерческой фирмы. Хотя, казалось бы, если правительство не может дать денег на науку, то могло бы дать возможность зарабатывать деньги на исследования без налогообложения. Это все от непонимания роли науки. Ведь наши правители не бывают в лабораториях, не разговаривают с людьми, которые там работают. А ученые — не шахтеры. Их забастовка была бы бессмысленной.
Хотя, несмотря на все трудности, мы стараемся поддерживать достаточно широкий фронт исследований, опираясь в основном на зарубежные контракты. Но это — не вечно.
— Сколько времени вы сможете продержаться в таком неустойчивом положении?
— Года два-три от силы. Потом уже начнутся необратимые процессы, и мы неудержимо скатимся вниз. Поэтому нужны срочные меры уже сегодня, чтобы помочь науке.