Уходя из Балтии, солдаты опускают занавес над эпохой
Станислав КОНДРАШОВ, «Известия»
«... С южных гор до северных морей человек проходит как хозяин необъятной Родины своей», -пелось в некогда популярной песне.
Необъятность, включившая, географически, львиную долю Европы и Азии, задает теперь длительность, сложность и разность прощания с общей родиной. На конец августа 1994 года человек, уже не союзный, а российский человек — не как хозяин, а как солдат — сражается у одних южных гор, в Таджикистане, и миротворствует у других, разводя грузин и абхазов. А от северного. Балтийского, моря он отходит, знаменуя еще один исторический отлив в переменчивых отношениях России с Балтией.
Российский президент навещает Берлин, а не Ригу или Таллин. Последние российские части ушли из Латвии и Эстонии, так сказать, по-английски, не прощаясь, без торжественной церемонии проводов, как в Германии. И там, и тут опустился занавес над целой эпохой, и в этом, если разобраться, не записанная в воинских уставах обязанность вооруженных сил — открывать и закрывать эпохи.
Полвека пробыли в Германии. Зачем? Зачем так долго? Из сегодняшнего дня ответить легче, чем из вчерашнего, когда глобальное военное противостояние на идеологической подкладке казалось вечным. Как и американцы, простояли в Европе ровно столько, сколько оно длилось. Ушли, получается, раньше американцев, поскольку делать уже было нечего и оказались нежеланными припозднившимися гостями у сменившихся на востоке Германии хозяев.
Из Европы уходить легче и безопаснее, чем из Азии. Там без российского вооруженного заслона через бывшую советскую границу может хлынуть к новой, открытой российской границе малопредсказуемый, афганского типа мир, покатив перед собой, как девятый вал, гигантскую волну русских беженцев-беглецов, обездоленных детей прежней необъятной родины. Разве они виноваты, что рваный ритм истории не совпадает с ритмом, или циклом человеческой жизни?
В Балтии история вроде ступает мягко, хруста костей не слышно, но цивилизованное, на европейский манер, «выдавливание» инородцев — тоже не подарок. В Латвии более сорока процентов населения составляют русские и русскоязычные, в Эстонии — примерно одну треть (в Литве меньше), и большинство их хотело бы остаться, и оно же, большинство, не имеет статуса полноценных граждан.
Из Германии уходить легче, чем из Балтии, потому что находились там меньше и никогда не чувствовали себя своими. Со времени Ништадтского мира 1721 года, по которому Петр I отвоевал у Швеции нынешние Латвию и Эстонию и включил их в состав Российской империи, лишь 20 лет из 270 они существовали как самостоятельные государства. Лишь двадцать лет (1920-1940) и еще три года, с августа 1991-го.
При царях и по их полномочию балтийскими народами на уровне местного самоуправления занимались преимущественно прибалтийские немецкие бароны, но балты, как теперь снова доказывается, сохранили самобытность вопреки онемечиванию и русификации-советизации. В трагическом XX веке они переживали свою трагедию особенно мучительно, потому что она была навязана извне.
Довоенные режимы в независимых Литве, Латвии и Эстонии были скорее авторитарными, чем демократическими, но короткую незадачливую судьбу трех новых государств определило геостратегическое положение между молотом и наковальней — между сталинским СССР и гитлеровской Германией. По секретному протоколу Молотова — Риббентропа от августа 1939 года они стали разменными пешками в преддверии жестокой войны. После войны они, по существу, стали советским трофеем. Однако эта жесткая истина драпировалась гигантскими жертвами советского народа, его решающим вкладом в победу над Гитлером и тем, что по праву силы советские лидеры считали законным вернуть то из Российской империи, что было утрачено в пору слабости после Октябрьской революции 1917 года.
В те дни, когда последние российские военные покинули Эстонию и Латвию (Литву — ровно год назад), уместно напомнить о пятилетии, когда советские войска трижды входили в эти страны,— 1939—1944 годы. Первый раз вошли осенью 1939 года - согласно пактам о взаимопомощи между СССР и каждым из трех государств, заключенным после упомянутого секретного протокола. Вошли в ограниченном количестве, дислоцируясь в строго согласованных местах, со строгим запретом Москвы своим людям вести какую-либо советскую пропаганду.
Третий раз вошли — и остались — в 1944 году, с боями, очищая Прибалтику от немцев.
Но больше всего запомнился балтам и аукается теперь россиянам второй приход — в середине июня 1940 года, который, увы, неспроста сравнивают с оккупацией, хотя на него формально дали согласие тогдашние правительства балтийских государств. Тогда вошли, чтобы установить советский режим и присоединить к Советскому Союзу.
Дипломатические документы того времени свидетельствуют, как Молотов, будучи наркомом иностранных дел, разговаривал с полпредами Риги, Таллина и Каунаса на языке ультиматумов. Обвиняя балтийские правительства в нарушении пактов о взаимопомощи, Советское правительство в качестве «элементарного условия» выдвинуло требование немедленного сформирования новых, угодных ему кабинетов министров (а в случае с Литвой также отдачи под суд министра внутренних дел и директора департамента политической полиции). Вторым «элементарным условием» был «свободный пропуск» на территорию каждого из трех государств советских воинских частей неоговоренной численности для «размещения их в важнейших центрах», включая столицы.
Безоговорочный диктат определял сроки исполнения считанными часами, поименные составы правительств утверждались или браковались спецуполномо-ченными Москвы — Ждановым и Вышинским.
Убийственны детали общей картины. Вот одна из них: посланник Латвии Ф. Коциньш передает Молотову просьбу своего правительства не публиковать заявление Советского правительства в печати, так как «ультиматум может оставить нехорошее впечатление». Молотов милостиво соглашается опустить в заявлении самую суть — «элементарные условия». А вот еще просьба латвийского правительства, переданная через посланника: отсрочить вступление войск с ночи до 10 часов утра 17 июня, поскольку в Латвии происходят «певчерядки», национальный праздник, в котором участвуют до ста тысяч человек. Разъезжаясь вечером по домам, они загрузят повозками шоссейные дороги, причем многие будут в нетрезвом состоянии, это затруднит установление нужного порядка при прохождении советских войск. Реакция Молотова: вступление войск можно начать в 3-4 часа утра, и праздник будет не помеха.
Такими оказались «певчерядки» 1940 года, и они крепко засели в национальной памяти латышей, как и депортация десятков тысяч людей в Сибирь, последовавшая вскоре после ввода советских войск и вхождения трех балтийских государств в состав СССР.
Итак, последний раз в этом веке советские войска вошли в Прибалтику на пятьдесят лет и вышли уже в качестве российских, опустив очередной занавес над очередной эпохой. Надолго ли они уходят? Провокационный вопрос. Подразумевается, что они уходят навсегда. Провокационный вопрос с точки зрения дипломатии и политики. Вопрос без ответа с точки зрения истории. До сих пор в истории отношений России с этими народами и землями, насчитывающей почти тысячу лет, понятия «навсегда» не существовало. Сколько лет понадобится новой истории, чтобы утвердить его?!
Опаснее всего порывы балтийских экстремистов заставить плясать «русского медведя» под свою дудочку и российских экстремистов — обеспечивать права соотечественников всеми средствами, включая силовые. Как всегда, ненавистники работают друг на друга, а не на тех, кого на словах защищают. Славу Богу, не за ними большинство. Не солдатам, а дипломатам, государственным деятелям с обеих сторон предстоит находить сочетание прав человека и народов, исторической памяти и треволнений сегодняшнего дня. Самый верный способ для малого государства обезопаситься от сильного соседа — установить с ним дружеские отношения, достойным образом относясь к его соплеменникам, оказавшимся в положении слабых и неполноправных.