Путешествие из Москвы в Москву завершено
Слава Богу, кажется мне, мы наконец-то пресытились митингами, шествиями и манифестациями. Люди, встречающие Солженицына на Ярославском вокзале, вели себя вполне по-джентльменски, несмотря на разницу политических убеждении.
Коммунисты воровато развернули свои плакатики и тотчас же их свернули. На одном я успел прочесть: «Солженицын пособник Америки в развале СССР». Кто-то вяло свистел, но основная масса встречающих радостно скандировала: «Здрав-ствуй, И-са-ич, здравствуй, И-са-ич». Это был самый теплый момент, когда семья Солженицыных вышла наконец из вагона.
Стоящий рядом со мной бородач сказал своей девушке:
— Встречают его побольше ментов, чем провожали.
Видимо, ждали большой толпы, боялись провокаций и беспорядков, но какие тут беспорядки, большей частью пришли встречать писателя вполне интеллигентные люди. Рядом со мной, например, стоял друг Солженицына писатель Борис Можаев и что-то объяснял двум своим собеседникам в очках и под зонтиками. Промелькнул бритоголовый Эдичка. Постоял-постоял, да и ушел. Потом подошел литературовед Станислав Лесневский — хранитель традиций Блока, потом появилась член Президентского совета, профессор булгаковед Мариэтта Чудакова с огромной чайной розой в руках.
— Я должна вручить ее Александру Исаевичу.
Мы ринулись вслед за ней, огибая толпу по каким-то переходам и лестницам, но уткнулись в непроницаемую стену охранников.
— Пропустите профессора и члена Президентского совета, — уговаривал их Станислав Лесневский.
— Передайте Александру Исаевичу хотя бы этот цветок, — жалобно просила Мариэтта Чудакова. Но охрана оказалась неумолима.
— Мы ничего не будем передавать.
Речь Александра Исаевича на площади у вокзала долго не начиналась, а дождь шел и шел. От Государственной думы выступил депутат Лукин. В его словах поразило утверждение, что Александр Исаевич все делал вовремя. Вовремя ушел на фронт, вовремя сел, вовремя вышел из ГУЛАГа и вовремя вернулся в Россию.
Не знаю, можно ли вовремя сесть и вовремя отсидеть, но не сомневаюсь, что и восемь лет назад возвращение писателя было бы своевременным. Хотя, конечно, тогда и ликования было бы больше, а может быть, было бы все скромно и незаметно, как при возвращении из ссылки Андрея Сахарова.
Наконец к микрофону подошел сам Александр Исаевич. Его речь была наполнена перечислением тех бед, которые обрушились на посткоммунистическую Россию. Когда прозвучало слово «разврат», коммунисты побросали свои плакатики и даже неуверенно зааплодировали.
Когда автобус с семьей Солженицыных стал отъезжать от вокзала, все попытались хоть на секунду забыть про эту опостылевшую и такую запутанную политику. Никаких криков, никаких лозунгов. Просто аплодисменты вернувшемуся к нам писателю.
А когда толпа покинула площадь, образовалась маленькая группа седовласых людей.
Солженицыну спасибо: Наши муки описал И фашистский ГУЛАГ красный Всему миру показал.
Тут ни убавить, ни прибавить, сказано самое главное.
И еще, где-то в середине речи Александра Исаевича, когда критический пафос достиг предела, кто-то мрачно пошутил:
— Сейчас обратно вышлют. И все улыбнулись. И ни у кого не возникло ни малейшего чувства тревоги. Теперь это шутка, и только шутка. В новой России Александр Исаевич может говорить все, что думает, как и все мы. И в этом есть большая заслуга самого Солженицына.
Когда привокзальная площадь опустела, на ней остался только гранитный Ленин без высокого постамента. Оказывается, и он был в толпе встречающих, а теперь остался стоять, разводя гранитными ручищами, словно не зная, как отнестись к тому, что происходило.
На снимке: Александр Солженицин с сыновьями на Ярославском вокзале Москвы.
Писатель в России — должность политическая
В интервью на Ярославском вокзале по возвращении в Москву Александр Солженицын подтвердил, что никаких государственных постов не примет и постарается служить обществу как писатель. Но писатель в России традиционно — должность политическая, а Солженицын — самый политический писатель последних тридцати лет. Его речь на вокзале вновь подтвердила это.
До прибытия во Владивосток Солженицын наблюдал ход российских реформ издалека и потому не может не уступать многим в знании фактов российской жизни. Но от писателя и не ждут лишь простого знания обыденных фактов. Писатель — глас народа, от него ждут умения выразить то, что другие знают, но высказать не умеют. Он должен найти Слово. Мне кажется, 21 июля на Ярославском вокзале Слово было сказано, и очень точно.
Он сказал: государство не выполняет своих обязанностей перед гражданами. Вот это и есть то, что мучает каждого из нас. Вроде бы мы и слышим это со всех сторон — от детального анализа проблемы в послании президента РФ Федеральному собранию до речей оппозиции всех цветов о «державной идее» и укреплении «государственного регулирования». Вроде и то слышим, да не то. Во многих речах слышна лишь тоска по «сильному государству», которое сильно своей сноровкой подавления воли граждан, своим хватательным инстинктом, своим стремлением управлять нами. И забывает о том, что дельный администратор призван не столько управлять, сколько обслуживать.
Защищать граждан от бандитизма и уличного хулиганства, от произвола чиновников и от всевластия монополий, обеспечивать исправную работу всеобщего бесплатного образования и здравоохранения, предотвращать массовую безработицу — эти подлинные обязанности государства хорошо известны, как известно и то, что выполняются они из рук вон плохо. И происходит это из-за недостатка у нас сознания, присущего жителям цивилизованных стран: государственный чиновник — не начальник, а прежде всего — слуга налогоплательщиков. Это и выражено в формуле, которую нашел писатель для своей первой речи на земле столицы.