Ещё не концлагерь, но в бараки на ночь уже запирают
С виду это ничем не примечательное учебно-опытное хозяйство, расположенное в черте крупного российского города. Двадцать минут езды на автобусе от центра — и вдруг... Надсадный лай овчарки, охранники вытягивают руки в нацистском приветствии, в каптерке главного надзирателя — огромный штандарт со свастикой, на его столе лежит «Майн кампф». Что это — сюжет фантастического фильма? Ничуть не бывало. Корреспондент «Известий» наблюдал описанное собственными глазами и кое-что даже смог сфотографировать.
В сырых весенних сумерках призывно светятся люминесцентные лампы теплиц. Невысокая ограда, к ней вплотную подступают березы, вокруг — ни души. Каркают, устраиваясь на ночлег, вороньи стаи.
В этом безлюдье смутно угадывалась какая-то ловушка.
Но там, за полупрозрачной пленкой, рисовались воображением хрустящие огурцы, сочные помидоры. Голод подавил дурное предчувствие и погнал на «территорию».
Едва рука коснулась дверцы, сзади обрушилась какая-то сила, она придавила к земле, хрипло дышала в затылок. Обернулся — овчарка. В ста метрах показался мужчина в камуфляже, правой рукой он поигрывал рукояткой плетки:
— Фу, сидеть. Что, козел, приполз морковки погрызть? Будут тебе и фрукты, будут и витамины. Вставай, пошли.
В небольшой комнатке за столом сидит 30-летний парень. Главный их — сразу понятно по тому, как тянутся перед ним охранники. Глаза ледяные, смотрит, кажется, сквозь прицел. На стенах развешены бичи, дубинки, какие-то цепи. А над головой, на знамени, — свастика красная. Вот попал, так попал...
— Ты знаешь, — спрашивает он, — какой срок светит тебе за воровство? Предлагаю выход: поработаешь у нас на свежем воздухе недельку-другую, подкормишься, мы тебя здесь заодно уму-разуму поучим — и гуляй себе. Идет?
«Территория» — это 200—300 гектаров возделанной земли, на которой два десятка теплиц, кузница, гараж, несколько сараев и кирпичная постройка, где находятся казарма для охранников и каптерка. Вокруг — парковый массив примерно такой же площади.
Несколько раз в день грузовичок увозит в кузове ящики с овощами, розами или саженцами. Возвращается в гараж, когда уже совсем темно. Довольные охранники объявляют о «конце сегодняшней трудотерапии» — загоняют бомжей в сарай и бросают им две буханки черного хлеба. Дверь закрывается на замок до утра.
Охранники не все злые. А вот главный, Алексей его зовут, — этот зверь: отбросы, падаль, гниль — иначе не называет бомжей. «Вы — не люди, — орет он, — вы — тараканы, ноль. Если и кирпичи не научитесь таскать, я вас здесь закопаю, никто даже искать не будет». Он и тренировками командовал. Соберет молодых охранников — 15—16-летних мальчишек, и отрабатывают они удары на бомжах.
Страшнее всего, когда Алексей достает две деревяшки. Они связаны цепью и, когда крутятся в руках винтом, могут череп проломить. Один бомж от работы отлынивал, весь день прятался в зарослях, а когда стемнело, пошел в сарай. Овчарка его учуяла, схватили. Он кричал жутким голосом, потом затих. Больше его не видели.
Бомж по кличке Паразит рассказал мне, как попал он на «территорию» и что сам видел и слышал.
Я же оказался там по чистой случайности. Недавно встретил молодого человека, которого в сентябре 1993-го видел среди защитников Белого дома. Взяв мою визитку, он пообещал позвонить на следующий день.
Алексей (а это был «главный», о котором рассказывал Паразит) сдержал обещание. И вот я — в его каптерке.
— Честно говоря, не ожидал увидеть такое, — сказал я, указывая на свастику и «Майн кампф», — шел на встречу с тобой как защитником Белого дома.
— Вчера, просмотрев твои публикации в «Известиях», я был против этой встречи. Но орм проголосовал «за» единогласно, и мне пришлось подчиниться: имею право накладывать вето на его решение, если хотя бы один голос «против».
— Орм — так древние скандинавы называли свое вече. В нашей организации это что-то вроде высшего совета.
Алексей — фюрер нацистской группы. Но об этом знают немногие. Для посторонних — он руководитель охранного бюро, заключившего арендный договор с владельцами учебно-опытного хозяйства.
В худшем случае городские власти принимают организацию всего лишь за одну из полумафиозных силовых структур. О том, что под «крышей» охранного бюро скрывается группировка нацистских радикалов, знают не более полусотни людей.
С добродушным видом эти нацисты продают саженцы дачникам. (Уверен, что кто-то из читателей «Известий» приобретал там семена овощей, розы или другую сельхозпродукцию.) В парниках трудятся квалифицированные рабочие, им также вряд ли ведома обратная сторона хозяйства. Бомжи, которых отлавливают охранники и делают своими рабами, заняты на черных работах — рытье траншей, уборке мусора и т.д. Жаловаться на своих истязателей им и в голову не приходит: «Кто поверит?»
В нацистской организации — жесткая иерархия, строящаяся на беспрекословном подчинении вышестоящему.
— Валера, — вдруг заорал собеседник, — видишь этого человека, — он кивнул в мою сторону, — запоминай его хорошо: если с нами что-то случится, возьмешь это (он протянул боевику цепь).
— Он, что, удавит меня этой цепью? — с глупым смешком спросил я.
— Он приказ не обсуждает и запомнил тебя навсегда. Наши ребята проходят такую морально-психологическую подготовку: надо — сделаем человека, надо — дерьмо, в зависимости от того, каким он нужен организации. После такой обработки всякая информация, приходящая извне, кажется им просто бредом.
Костяк организации сплочен в горячих точках. Специальной, впрочем, ориентации точках. Если боевик воевал в Югославии, то на стороне Хорватии, если в Абхазии, то на грузинских позициях. «Хорватские усташи и звиадисты — настоящие наци! — говорит Алексей. — Я предпочитаю воевавших еще и потому, что злоба и ненависть порождают истинную преданность».
Надежным считает фюрер пополнение из среды панков. «Панки беспредельны в своих деяниях: природная агрессивность, идея полного отрицания — главные их черты, — говорит он, — поработай с ними, и они будут отрицать то, что отрицаешь ты».
Каждый нацист может один раз в полгода рекомендовать кандидата в члены организации.
— Сколько же, — спрашиваю, — всего людей у вас?
— Около тридцати. Больше не надо. А знаешь, почему? Они начинают дружить между собой. Я это сразу пресекаю.
Один из наших недавно женился. Мы его свадебную ленту разрезали и скроили из нее свастику — видишь (он указал на штандарт, висевший на стене).
Алексей лично подготовил около двадцати стопроцентных штурмовиков.
— Я прежде всего, — говорит он, — приучаю действовать их в «автономных условиях». Если даже нашу организацию раскроют, все они создадут точно такие же.
Нацисты в свободное от охраны время зубрят места из «Майн кампф», подчеркнутые рукой фюрера. В парке отрабатывают приемы рукопашного боя. «Территорию» они покидают только по приказу. Заработанные наличные деньги идут в общий котел — на питание, обмундирование, оружие и литературу. «У нас, — говорит Алексей, — не партия, а вроде древнего иезуитского ордена».
23 сентября прошлого года Алексей с несколькими из своих боевиков пришел в Белый дом. «Пришли, конечно, не для того, чтобы защищать тех болтунов или маразматическую Конституцию. Пришли потому, что появилась возможность пострелять сначала в демократов, а потом в коммунистов». Одного Баркашова с его Русским национальным единством, продолжает нацист, было достаточно, чтобы произвести в стране правый переворот.
Алексей окончил юридический факультет МГУ. (Биографию описываю с его слов.) Служил замполитом в Советской армии. Два года проработал в правоохранительных органах в Узбекистане. Еще два — провоевал в одной из горячих точек. В Россию вернулся весной 1993 года.
Нацистские идеи воспринял еще мальчишкой: живя в провинции, прочел «Майн кампф», изданный на польском языке. Прошел через увлечение оккультизмом, черной мистикой — это, говорит он, прямой путь в фашизм.
В «организацию» попал в 1985 году. Как она называется и кто ее создатель, Алексей предпочел умолчать. Сказал лишь, что в 1991-м она была уже достаточно разветвленной: ее отделения действовали на Украине и в Прибалтике, штаб-квартира находилась в одном из крупных российских городов. В том же 1991-м организация стала ассоциированным членом международного конгресса националистов (название условное). Всего в конгресс входит около 10 нацистских партий из Венгрии, Хорватии, Польши, прибалтийских государств и России. Последнее место пребывания его штаб-квартиры — Будапешт.
— Наша программа умещается на 4 листах, — говорит фюрер, — открой «Майн кампф» — там все уже написано, только вместо слова «немец» поставь слово «ариец», и все.
Цель проста: «бей жидов, коммунистов и демократов». В одном из пунктов программы «организации» — отказ от участия в политической деятельности.
— Мы мало с кем контактируем, — рассказывает Алексей, из существующих в России правых партий только Русское национальное единство более или менее нам близко. Но Баркашов сейчас занимается политикой, его военизированные отряды больше для проформы, штурмовики ему не нужны. А кто-то должен делать другую работу. Так вот кто-то — это мы.
— Теракты? Ты понимаешь, что это бессмысленно?
— Конечная цель нас не волнует. Есть конкретный враг, и надо с ним бороться. На прощание фюрер Алексей напутствовал:
«Вспомни, — сказал он, -«Майн кампф»: сначала убей того, кто рядом с тобой и кто слабее тебя».
На снимках: один из молодых нацистов согласился сфотографироваться лишь при условии, что закроет лицо; охрана внутри лагеря.
ОТ РЕДАКЦИИ. «Мистификация, дурная инсценировка падкого на сенсации журналиста», — кто-то, должно быть, скажет, прочитав репортаж. Скажем сразу: ни одна фраза, ни одно лицо в нем, увы, не вымышлены. Но место нахождения нацистского питомника и его персонажи намеренно описаны без фамилий и точного адреса. Объяснение этому простое: ни редакция, ни нынешняя власть, которая, по всей видимости, и не догадывается о существовании у нее под носом нацистских экстремистов, не может гарантировать корреспонденту безопасность.
P.S. Мы не пропагандируем, не поддерживаем, и выражаем осуждение фашизму и нацизму