Взлет и посадка
Портрет Александра Руцкого в исполнении бывшего пресс-секретаря
Уже после известных октябрьских событий, перебирая в памяти эпизоды, связанные с работой в секретариате вице-президента, я пытался понять: что же именно привело Александра Руцкого к столь трагическому завершению столь блестяще начатой политической карьеры? Обычно называют множество факторов: недостаток политического опыта, отсутствие сколько-нибудь определенных политических взглядов и убеждений, дурное окружение, втягивавшее вице-президента в политические авантюры и «коммерцию» сомнительного юлка. Все это отчасти верно. Но не это главное. Главное в гом. что этот человек и прежде, до кровавых событий у «Останкино» и «Белого дома», видел мир в оптическом прицеле войны…
В феврале 1992 года, после выступления Руцкого на конгрессе гражданских и патриотических сил, мне в Кремль позвонил по АТС-II человек, представившийся генерал-лейтенантом медицинской службы. «Вашему шефу, — сказал он. имея в виду Руцкого, — категорически противопоказано вовлекаться в какие бы то ни было конфликты, даже на чисто бытовом уровне. А кто-го из вас его в эти конфликты постоянно и целенаправленно вовлекает. Не надо! А вообще-то ему следовало бы пройти курс специальной психологической реабилитации. После той войны…»
Каюсь, руководствуясь принципом «верности начальнику», я послал звонившего в те же дали, куда в свое время Горбачев будто бы направил гэкачепистов. А наверное, следовало бы прислушаться. Уже позднее, на мою просьбу доказать Руцкому, что я изменник, не агент Бурбулиса и агентства Рейтер, один из наиболее близких к вице-президенту людей ответил: «Это невозможно. Для него чувство обиды, мести перевешивает любые разумные доводы. Мы все с ним. как в клетке с тигром. Сегодня вроде кормишь его и ничего, а завтра… Я не только тебе ничем не могу помочь, но и в своем будущем вовсе не уверен».
Руцкому постоянно нужен был враг — действительный., а чаше мнимый. которого следовало стереть с лица земли, разгромить, уничтожить. Бурбулис, Скоков, «жидовегвующие» демороссы, «шпионы и предатели» в ближайшем окружении. Борьба и чувство опасности придавали ему, по словам одного из прошлых друзей, незаменимое ощущение полноты жизни. Как наркотик…
«Характер у него тяжелый, армейский». — вспоминал бывший руководитель секретариата вице-президента .Алексей Царегородцев. Конфликтуя с кем-то. Руцкой зачастую полностью терял контроль над собой. «Ублюдки», «гермафродиты», «подонки», «предатели» — это еще самые мягкие выражения из тех. которыми он характеризовал своих «товарищей по партии», после того как правление НПСР решило принять участие в одном из мероприятий в поддержку Ельцина.
Говоря о своем доверенном лице в период избирательной кампании Григории Водолазове. Руцкой мгновенно терял всякое самообладание. В чем-то. наверное, они когда-то не сошлись. Но главным для Руцкого, наверное, было все-таки то. что этот человек помнил его на каком-то этапе деятельности, о котором самому Руцкому хотелось поскорее забыть.
«Он как ракета, которая, взмывая ввысь, отбрасывает от себя отработанные ступени. Психологически ему невыносимо общаться с теми, кто помнит его на каких-то им уже пройденных этапах. К тому же он может работать лишь с теми, кто позволяет себя растоптать, размазать полностью». — говорил Валерий Адров. один из создателей движения «Коммунисты за демократию».
Кроме меня, от него ушли или были изгнаны руководитель секретариата Алексей Царегородцев, помощники Александр Стерлигов. Николай Маслов и многие другие. Что же объединяет ушедших — ведь это люди с самыми разными политическими взглядами? Скорее всего то, что все они обладали чувством собственного достоинства. Таких Руцкой нутром не принимал.
Her недостатка в свидетельствах того, каким унижениям он подвергал своих соратников.
«Вот этот м… вообще ничего не делает». — сказал он об одном из своих советников прямо на заседании правления партии. «Это не программа, а фельетон, ее только в „Крокодиле“ публиковать» — это о творчестве одного из «Коммунистов за демократию» «Только Федоров и Гульбинский бегают, остальные ни хрена не делают» — так оценивал Руцкой деятельность своего секретариата в декабре 1991 года.
На первом этапе своего восхождения он еще терпел вокруг себя людей, которые могли высказывать собственное суждение. Но по мере того как «набирал высоту», избавлялся от них со скандалом.
25 сентября он грубо порвал с самым преданным ему интеллектуалом Василием Липицким только за то, что тот предложил урегулировать отношения с президентом, используя вариант Конституционного суда. И не только предложил, но и отстаивал свою позицию.
Эпизоды политической биографии Руцкого показывают, что он жил в мире эмоций, а не разума. Только в этом мире он мог эффектно действовать — увлекать, вести за собой, поражать воображение избирателей Он был мастером сопереживания и самовнушения при полном отсутствии рефлексии, привычки к анализу и умственной работе. Он мог часами рассказывать какой-нибудь зарубежной делегации о своих сельскохозяйственных прожектах, но работать с документами больше 20 минут был просто не в состоянии. Писать и вовсе не любил, наверное, не в последнюю очередь из-за большого числа орфографических ошибок, которые он делал даже в самых простых словах.
Зато какой великолепный контакт умел он устанавливать с аудиторией, попадая в такт ее настроениям! Его упрекали, что сегодня он говорит одно, а завтра — прямо противоположное. «Три раза в день меняет убеждения», — сокрушался Илья Константинов. Но в каждый конкретный момент Руцкой, казалось, верил в то, что говорил. Это вообще свойство митинговых лидеров.
Для Руцкого вообще характерна эмоциональная неустойчивость. «Я подниму эскадрильи и буду бомбить ваши города». — кричал он Шеварднадзе. «Когда все закончится, мы повесим вас вниз головой» —это тирада в адрес сторонников президента. «Вперед на мэрию, на „Останкино“ — кто из ответственных, серьезных политиков позволил бы себе такое?
Интеллектуальное начало в Руцком было подавлено, поэтому и ситуацию в политике и экономике он воспринимал упрощенно. Прочитайте предвыборные программы Руцкого — сплошные «Долой!», «Хватит!». «Довольно!», «Доколе?». И потому он ни минуты не сомневался, что может возглавить правительство, поучал Гайдара, как проводить экономическую реформу, подписывал своим именем статьи, в которых в пух и прах разносились звезды мировой экономической науки. Потому у него и развился в конце концов комплекс недооцененности и бешеная неприязнь к Бурбулису, команде Гайдара, а в итоге — и к Ельцину. «Уж таким-то президентом, как этот, я точно могу стать» — его фраза сказанная в декабре 1992 года и таинственным образом «ускользнувшая» в зарубежную печать из «ближайшего окружения».
В аппарате Руцкого всегда существовали две линии. Чтобы понять их, необходимо ознакомиться с двумя никогда не публиковавшимися документами. Предназначались они лично для вице-президента.
Один документ — записка, которую я представил Руцкому в самолете. Мы возвращались из поездки по Сибири, в ходе которой он выступил против планов правительства Бурбулиса — Гайдара, назвав их «мальчиками в розовых штанишках».
«В демократических странах совершенно не принято, чтобы вице-президент критиковал., а тем более в чем-то осуждал политику президента: даже если подобные расхождения возникают. они тщательно скрываются… Сегодня, когда демократические силы сориентировались на поддержку экономической политики Ельцина, ваши заявления о несогласии с указом о либерализации цен вносят в ряды демократов (в том числе и в нашей партии) полное замешательство. Никто уже не знает, кому верить и кого поддерживать На мой взгляд, вам следует избегать прямой критики данного указа. Любые подобные высказывания приведут к прямому конфликту с президентом и вице-премьером, к дальнейшей вашей изоляции, а возможно, и к чему-то худшему…
У общественности должно сложиться впечатление, что, несмотря на известные сомнения в целесообразности предлагаемых экономических мер, вы готовы сделать все возможное для того, чтобы политика президента привела к успеху…
…Мне представляется, что вам категорически следовало бы воздерживаться от вовлечения в межнациональные распри. Это самая «невыигрышная» для вас тема: здесь необходимы утонченный дипломатический такт, крайняя осторожность, знание национальной психологии… Сейчас вас будут втягивать в литовские события (проблемы армии и прочее), не следует принимать в них участие вообще… Категорически недопустимы высказывания типа «социал-демократы такие же м… как коммунисты» (из вашей беседы с послом Великобритании); не дай бог. такие высказывания попадут в прессу — международная изоляция партии нам обеспечена. Вообще престиж партии на девяносто процентов базируется на вашем авторитете, и любое непродуманное высказывание будет для партии ударом…
Нельзя говорить о России «в границах до 1917 года», поскольку та Россия включала Польшу и Финляндию…
Следует больше контролировать деятельность фонда «Возрождение», ибо вокруг него складывается какое-то предвзятое мнение, в чем-то неверно обоснованное… В целом целесообразно сгладить критическую направленность выступлений и переключиться на позитивную, конструктивную тематику».
Это было написано 1 декабря 1991 года. Под этим документом руководитель секретариата вице-президента Алексей Царегородцев перечислил те слова и выражения, которые Руцкому ни в косм случае не следовало впредь употреблять: «сопляки», «подонки», «попейте сладкой водички, чтобы глюкоза вырабатывалась». «бандиты», «фашисты», «библиотечные работники».
Алексей Царегородцев, в прошлом помощник Ельцина, был активным сторонником линии на сотрудничество президента и вице-президента и нет ничего удивительного в том, что. когда наметился курс на сближение Руцкого с национал-коммунистами, он вынужден был оставить свой пост.
Надо ли говорить, что записка осталась без внимания, а ее автор заподозрен в том, что он «агент влияния» Бурбулиса.
А вот еще одна записях принадлежащая перу Андрея Федорова — советника Руцкого по международным делам, а также по взаимоотношениям с парламентом, политическими партиями и движениями, впоследствии пресс-секретаря. Начиная с января 1991 года ею влияние на Руцкого было безграничным.
«Александр Владимирович! Согласно договоренности посылаю вам „рыбу“ Вашей возможной статьи в „Комсомольской правде“ (на самом деле речь шла, разумеется, о готовой статье. Никогда и ничего из того, что написано в „статьях“ и „книгах“ Руцкого он не писал, а в ряде случаев и не читал. — Н.Г.). Если ее насытить вашими дополнениями и идеями числу к 10 января. то это может иметь неплохой политический и социальный эффект с учетом поездки Б.Н. по Поволжью и в Санкт-Петербург, равно как с учетом планируемой на 12 января демонстрации в Москве против политики правительства… В любом случае интерес к вашей позиции в нынешней критической ситуации, особенно с учетом действий Украины, сегодня резко возрастает. и этим надо воспользоваться.
Данный текст существует только в двух экземплярах, и я его никому давать не буду, так как и так много наших бумаг попадает куда не следует
P. S. Завтра. 5.01. у меня будет встреча с госминистром Латвии здесь, в Москве, где будем обсуждать возможные условия освобождения С. Пар-фенова. Авось, получится. Сам буду в Риге 7 января, где попробую по крайней мере встретиться с Парфеновым».
Как видно из записки, советник по международным делам очень тонко и умело подогревал как раз тс амбиции и чувства Руцкого, от которых вице-президента пыталась предостеречь другая часть аппарата. Здесь и линия на противопоставление себя президенту, и подталкивание к участию в межгосударственных и межнациональных конфликтах, к сближению с национал-коммунистами.
По мнению Федорова, «партия Руцкого» — Народная партия Свободная Россия — ничего из себя в политическом смысле не представляла, и потому Руцкому следовало бы подыскать себе другую «социальную базу». Такой базой в его глазах могло стать формировавшееся национхл-пагриотическое движение. Федоров проводил интенсивные консультации с Бабуриным. Астафьевым, своим другом Аксючицем, Жириновским, Кургиняном, которого он особенно ценил.
В феврале 1992 года Василию Липицкому почти что удалось убедить Руцкого не участвовать в конгрессе гражданских и патриотических сил. Но Федоров вопреки всему настоял на выступлении Руцкого перед патриотами. пригрозив своей отставкой. В один и тот же день я получил указание от Федорова дать сообщение для печати о предстоящем выступлении Руцкого, а от Липицкого — проинформировать прессу, что Руцкого на конгрессе не будет.
После провала Руцкого на конгрессе, казалось, возобладала «линия Липицкого» на так называемый центризм, но ненадолго.
На самом деле весь образ Руцкого, его задатки и навыки не имели ничего общего с центризмом. Никакой рассудительности, сдержанности, умеренности и политической культуры — того, что предполагает центризм. в нем не было. Он был темпераментные! амбициозный политик митингового плана, интуитивно тяготеющий к довольно примитивным суждениям и способам воздействия на публику.
«Я ответственно заявляю, что за нынешним неудовлетворительным ходом посевной кампании стоят умышленные действия —сделать так. чтобы Россия и дальше шла по миру с протянутой рукой», — сказал он в апреле 1993 гола. Не правда ли, повеяло знакомым? Типичное сталинское «вредительство врагов народа».
Теоретически Руцкой мог бы с большой вероятностью стать президентом после Ельцина. Если бы, сидя при Ельцине, изучал «механику» государственных дел, ни во что особенно не вмешиваясь и критикуя иногда «по-отечески» министров, «забывающих о нуждах простого человека». И на следующих выборах ему бы не было альтернативы.
Руцкой называл себя центристом, как. впрочем, и либералом, и державником. и государственником, и социал-демократом. и гуманистом — в зависимости от обстановки и от собеседника. Но по сути он всегда преследовал одну цель — власть.
А власть для Руцкого была ценностью сама по себе.
P.S.
В начале 1994 г. в издательстве «Лада-М» выйдет в свет политическая биография Александра Руцкого, написанная Николаем Гульбинским и Мариной Шакиной