В России нелетная погода
Есть в летном искусстве магия высоты, которая и притягательна, и опасна. Садишься в кабину истребителя, минута-другая — и ты за облаками. Дух захватывает от фигур высшего пилотажа, и в какой-то момент, кажется, уже сам не понимаешь, где земля, где небо.
Но каким бы сильным ни было опьянение полетом, всегда помнишь, что придет время спускаться с небес на землю. В крайнем случае тебя вернет к действительности «паникер», как называют летчики тревожно мигающий сигнализатор аварийного остатка топлива. Идешь на снижение, даже если этого не хочешь, зная, что там, под облаками, пасмурно и неуютно.
В политике все не так. Садится человек в удобное должностное кресло, поднимается на заоблачную высоту и напрочь забывает об «аэродроме», с которого стартовал и куда рано или поздно придется возвращаться. И нет перед ним никакого «паникера», который предупредил бы его об опасности политических выкрутасов. Вот и «летает» он, пока не собьют. Но и падая, старается повыше за что-нибудь зацепиться: за фонд, федеральный центр, ассоциацию на худой конец... Лишь бы не опуститься туда, где, может быть, по его же вине, пасмурно, слякотно и неуютно. Не потому ли у нас в стране преимущественно ненастная политическая погода?..
Меня, профессионального военного, в политику завела то ли судьба, то ли просто стечение обстоятельств. Мог ли я после августа 1991-го отойти в сторону, бросить тех, с кем встал рядом в критический для страны момент? Мог ли не поддаться всеобщим и искренним надеждам на лучшее? Казалось, высокое служебное положение позволит реализовать идеи, которыми жило тогда общество.
Но я, наверно, наивный человек. Вступая в должность министра обороны СССР, я больше всего хотел гуманизировать армию. Надеялся, что демократия «очеловечит» и армейскую среду. Вооруженные силы не должны строиться на фундаменте воинственности и ненависти. Тогда они перестанут представлять опасность для своего народа.
Но армия СССР перестала существовать вместе с Советским Союзом. Ее передел отложил все гуманистические мечты «на потом». Пришлось заниматься более земными проблемами. Соглашаясь на должность главнокомандующего Объединенными Вооруженными Силами СНГ, я не сомневался, что в создании Содружества заинтересованы все государства, вырвавшиеся из бывшего Союза. Да и как можно было сомневаться, когда все клялись в верности друг другу? Увы! Почти сразу лидеры новых государств стали тянуть каждый на себя обветшалое союзное одеяло. Все инициативы поддерживались — на словах. Но когда дело доходило до реализации, все планы превращались в прожекты. Ушли в песок идеи сохранения единого оборонного пространства, создания настоящей системы коллективной безопасности...
Скрытое противодействие партнеров по СНГ еще можно как-то объяснить: у них свои интересы, порой отличные от российских. Но почему российские власти саботируют то, что сами же отстаивают на словах? Мне часто напоминали о государственных интересах, но при этом все время старались сделать из меня «подносчика патронов» в непрерывной конфронтации властей. Но я шел в политику, чтобы служить государству, а не прислуживать политикам.
Конечно, власть — это игра, в которой каждому определена своя роль. И если выходишь за рамки этой роли, результаты могут быть самыми неожиданными. В последнее время у меня складывалось впечатление, что в кремлевской колоде главными картами являются не «тузы», а «шестерки». Поэтому, наверное, и не клеится игра — нет правил.
События, которые мы пережили и в которых правых в принципе быть не может, подтверждают это. Они всего лишь очередной фрагмент, звено в цепи не очень чистоплотной политики. Заметим: воевали между собой победители августа 1991-го, которых, казалось, водой не разольешь. Вот почему я не уверен в том, что завтра все будет спокойно. Что новые победители, отпраздновав победу и заверив друг друга в верности, вновь не начнут делить власть и неведомые нищающему народу блата.
Я понял прописную истину: политика — дело грязное. Нынче она звучит чуть ли не оправданием нашим лидерам. Полноте! — хочется мне сказать. Политика — это прежде всего люди, ее делающие. С их моралью, нравственностью, совестью...
Я никогда не считал себя накрепко повязанным ни с одной из ветвей власти. В то же время не мог действовать свободно, в соответствии со своим опытом и пониманием ситуации. Поэтому месяц назад запросил посадку. Однако выборы в новый парламент, назначенные на 12 декабря, зародили надежду, что политический климат России может измениться к лучшему. Мне предложили баллотироваться в Государственную думу по спискам Российского движения демократических реформ. И я решил предпринять еще одну попытку «хождения во власть», надеясь, что эта новая власть будет и более нравственной, и более профессиональной.