Аргументы против смертной казни
Писатель Анатолий ПРИСТАВКИН— обозреватель «Известий» Константин КЕДРОВ
Писатель Анатолий Приставкин возглавляет Комиссию по вопросам помилования при президенте Российской Федерации. Комиссия работает тихо, но плодотворно. 47 человек уже помилованы. Они останутся жить, но в тюрьме. А в тюрьме тоже жизнь. Жизнь — самый бесценный дар Господа... В роковые дни истории бесценная цена жизни особенно ощутима.
Константин КЕДРОВ. Раньше мы обязательно оставили бы за рамками разговора момент посвящения, когда с писателем Приставкиным произошло нечто необычное...
Анатолий ПРИСТАВКИН. Я увидел яркий, сильный, наполненный теплом и любовью свет, к которому приблизился, и он взял меня к себе. Я почувствовал, что он меня поднимает. Взял меня на руки, и я растворился в любви. Я не знал, что это такое... Об этом и говорить нельзя.
Почему-то все связанное с таинственным и в легендах, и в сказках колдуны и волшебники просят никому не рассказывать. Но во всяком случае я понял, что это знак ко мне доверия и любви, и когда мне предложили возглавить комиссию по вопросам помилования при президенте, я не думал напрямую, что именно это мне предназначено. Но потом уже понял, что, видимо, это был знак поддержки меня и направление на какой-то другой путь, на который должен ступить. И точно могу сказать теперь. Это оказался совсем другой путь, очень сложный, мучительный, связанный не только с затратой времени, но и внутренних нравственных сил. Это не должность, а воз. Моральный воз.
К. У Тютчева есть слова «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые». Вот мы и ведем беседу в такие минуты.
П. Ну, у Коли Глазкова есть другие стихи. «Я на мир поглядываю из-под столика. XX век необычайный. Чем он интересней для историка, тем для современника печальней». Я современник и стою на этой позиции, что я не блажен, а печален.
К. Самое удивительное, что люди в наше время обеспокоены не столько убийствами, сколько «страшной» угрозой, а вдруг отменят смертную казнь.
П. Совсем еще недавно эти опасения развеял путчистский Верховный Совет, принявший закон о смертной казни для всех, кто с ними не согласен.
К. Не просто смертная казнь, а даже казнь с конфискацией имущества, чтобы и жене и детям впредь неповадно было.
П. Там есть еще и принудительные работы в виде великой милости. а внизу — подпись Руцкого. Вот взять бы да и применить к ним этот, с позволения сказать, закон.
К. К сожалению, и я, убежденный противник смертной казни, в эти дни как-то ожесточился.
П. Надо признать, что мы все стали хуже. В народе же всегда существовало заблуждение, что смертная казнь наилучшее решение всех проблем. Правда, это не извечное заблуждение. В 1836 году были отменены многие пункты в статье о смертной казни, я не помню, чтобы хоть кто-нибудь возмутился и потребовал прежней жесткости, а теперь, увы. За убийство карали жестоко, вырывали ноздри и отправляли в Сибирь, но все-таки не лишали человека жизни. Все-таки настоящая жестокость пришла вместе с революционерами. С большевизмом пришла.
К. Существует мнение, что до революции нравы были мягче, а потому и законы были мягче.
П. А может быть, нравы были мягче потому, что мягче были законы.
К. Во всяком случае этапы с бубновыми тузами на спине шли и шли в Сибирь. Это были сплошь убийцы, но жизни их не лишали.
П. Да ведь и этапы были другие. Их встречало население, им несли хлеб, одежду. Это считалось богоугодным делом позаботиться об арестанте, кто бы он ни был. Был доктор Гааз, был Федор Кони, а теперь кто заступится за этих отверженных. Люди знают только одно слово — ужесточение.
К. А как не ожесточиться в такое время: 3-го вечером я шел в Останкино со статьей о ненасилии, со словами Льва Толстого, а меня обогнали грузовики с погромщиками Анпилова. Они орали: «На штурм! В Останкино!» Редактор «Радио России» Ирина Бедерова зачитывала слова Льва Толстого под аккомпанемент из гранатометов. Она читает о том, что нельзя убивать, а кругом убивают.
П. Не на том ли стоит весь мир? Что мы проповедуем, а нас убивают.
К. Думаю, что закон Толстого требует существенного уточнения. Может быть, лучше всего он у Пушкина сформулирован: «В мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал». Милость, но к падшим, а не к тем. кто идет убивать свободу.
П. Здесь должен быть до милости суд. Милость. но после суда.
Знаешь, как возникла наша комиссия? Мне позвонили. Я два месяца отказывался. Потом все же решил начать — битву. Хотя бы за альтернативу смертной казни — пожизненное заключение. И незаметно втянулся... Перед глазами — конкретные судьбы людей. Ну хотя бы судьба этого молодого человека по фамилии Кравченко, которого расстреляли за убийство, совершенное Чикатило, как потом выяснилось. Он ведь кричал — «Я не виноват. Я не могу до вас докричаться». Это написано синими чернилами почти полудетским почерком. Его убили. Теперь уже ничем не поправишь...
У меня до сих пор перед глазами эти синие строки невинного человека на заре жизни, убитого «по закону» за чужую вину. Вот, что такое смертная казнь. Он говорил: «Вы сейчас возбуждены. Все против меня. Печать против меня». Он все понимал, 27-летний парень. Его расстреляли, а он невиновен.
К. Вот почему Толстой был против смертной казни. Человеческий суд всегда подвержен эмоциям, он не совершенен. Жизнь и смерть человека — это не человеческому, а Божьему суду подвластно.
П. Мне сказали: «А вы знаете, почему возникла ваша комиссия?» Ждали быстрого и справедливого суда над ГКЧП. И в противовес страстям и эмоциям решили создать комиссию по помилованию. Чтобы не наломать дров.
Кто мог подумать, что cvr над ГКЧП выльется в фарс. Не повторился бы он сегодня.
К. Все правильно, все по закону жизни. На добро ответили злом. Мягкость, проявленную к путчистам, примитивные души истолковали как слабость.
Да что уж там говорить. Православная церковь так трогательно, так проникновенно умоляла уже не голосом Толстого, а самого Христа — не стреляйте. Кого это остановило? А ведь видели мы в Пасху Руцкого с семипудовой почему-то венчальной свечой в руках. Сейчас он в беде, в несчастье, дай ему Бог раскаяния, но суд должен быть. По женщинам в Останкино из гранатомета палил Макашов, а ведь у него на доме крест православный сооружен. Я искренне недоумеваю. Им ничто не грозило. Почему они так жестоки и беспощадны? Ведь не в Афганистане, не на войне, в мирном городе, в своем государстве. Это, конечно, большевизм. Чистейшей воды. Те такие же были непримиримые, беспощадны, правда, более последовательны. В церковь не ходили, лбы не крестили, кресты с себя срывали, на землю бросали. Эти хитрее, изощреннее, уже не ленинцы, а сталинцы. Тот, расстреливая священников, с удовольствием прибегал к церковной риторике: «Братья и сестры. К вам обращаюсь я, друзья мои».
П. Я уверен, мы заплатили новыми жертвами только потому, что не было справедливого законного суда над путчистами. На что надеялись мятежники? Они знали, что и в 17-м, и в 37-м году насилие принесло им власть и успех. Думали, что и сейчас сработает. Вот почему один из первых их указов вводит смертную казнь.
К. В исторической логике им не откажешь. Но мир стал другим. Я не согласен, что люди сейчас хуже, чем раньше. Нет, сейчас мы добрее, чем в 1917-м и в 1937 году, и вот об это, а не обо что-то другое разбиваются хорошо продуманные планы злодеев. Экономика экономикой, политика политикой, а решает все человек. В душе человека идет борьба добра и зла. От исхода борьбы зависит судьба Отечества. Как говорил Достоевский, «здесь Бог и дьявол борются». Второй раз за три года дьявол пробует на прочность души русских людей. Поменьше бы таких испытаний.
Когда бывает путч у нас или в других странах, всегда все на волоске. Всегда говорят, вот если бы тот не вышел, этот не подошел, и был бы другой исход. На самом деле уже второй раз побеждает демократия отнюдь не случайно. Не случайна наша сегодняшняя победа. Так же в 17-м году не было случайности в приходе к власти большевиков. Люди, ожесточенные войной, хотели насилия и установили его на 70 с лишним лет. Сейчас действовали тоже люди с войны, но Россия в целом насилие отвергает. Это явление общемирового значения. Мы вернулись в лоно цивилизации.
П. Народ состоит из Боннэр, которая звала на площадь, и из тележурналиста Любимова, который предлагал лечь спать. Вот если бы все легли спать...
К. ...то нас разбудили бы лет через 50 только декабристы.
Мне не хотелось бы. чтоб люди думали. что мы. сторонники отмены смертной казни, призываем к пассивности или к непротивлению злу. Здесь есть обратно пропорциональная зависимость. Чем гуманнее методы борьбы со злом, тем активней должно быть противостояние дьяволу, а он силен. Как говорят в народе: «силен сатана». И это будет всегда, пои любом режиме, при любом строе расслабляться не следует Добро должно быть не с кулаками, а с законом...
П. В результате всех потрясений мы стали хуже. Мы перестали жаждать добра. Но из этого туннеля мы должны выйти просветленными. Иначе мрак.
К. Сколько людей удалось спасти от смерти вашей комиссии?
П. 45 смертников теперь будут сидеть пожизненно. Думаю, что удастся спасти от смерти еще 75 человек. Но ведь не только в смертниках дело. Мы рассмотрели 8.590 дел. Мы — это Лев Разгон, Булат Окуджава и другие мои коллеги. Отложили свои писательские дела и читаем дела судебные. И вот когда читаешь эти кровавые истории, возникает жуткая картина. Россия погружена в грех. Какие-то странные, страшные, фантастические. абсолютно немотивированные убийства, которых нет или почти нет в других странах. Вот типичное дело. Двое пили. Один, проснувшись, принял другого за вора и убил килограммовой гирей. И таких дел 90 процентов.
У нас есть две папки, зеленая и синяя. Зеленая—это смертники. И первая, которую мы читаем, конечно, зеленая папка, где столько мук и страданий. И когда читаем, то почти у каждого раздвоение личности начинается. Потому что с одной стороны и с другой стороны... Потому что преступник — убийца, но сплошь и рядом его к этому вели. Он был детдомовец, как и я в свое время. Голодал, как я. Что-то украл. Попал в тюрьму, а там над ним надругались, изнасиловали или еще как-нибудь зверски унизили. И только после этого он стал убийцей.
Я читаю сотни таких дел. и все время думаю, что и со мной могло быть такое. Прогулял я однажды рабочий день, а за это полагалась тюрьма в те годы. Попал бы я в тюрьму, и со мной могла бы случиться эта беда. Мне повезло, тогда пожалели, не посадили, а другим выпала другая судьба. Не оправдываю ни одного убийства, но вижу, как часто к преступлению человека ведут сами люди.
И ты начинаешь раздваиваться и мучиться. И в этот момент Бог должен тебе помочь и сказать мне все-таки: Это живой человек. Ты не можешь его убить.
К. С тобой произошло то же, что с Нехлюдовым в романе «Воскресение». Когда он пришел в тюрьму к Катюше Масловой, а заодно стал хлопотать о других заключенных. Перед ним открылись десятки дел, и в глубине каждого он читал «невиновен». Его поразило одно ужасающее открытие. Раньше он думал, что по эту сторону решетки сидят преступники, а по ту гуляют честные люди. Изучив массу дел, Нехлююв понял, что все как раз наоборот. Поеступники разгуливают на свободе, а за решеткой сплошь и рядом оказываются отнюдь не худшие люди. Так что от сумы и от тюрьмы лучше не отрекаться.