Россия для США — важнейший приоритет.
В конце прошлой недели в Женеве министр иностранных дел России Андрей Козырев впервые встретился с новым госсекретарем США Уорреном Кристофером. Сразу же по возвращении в Москву Андрей КОЗЫРЕВ дал интервью заместителю главного редактора «МН» Алексею ПУШКОВУ.
«МН»: Господин министр, это был ваш первый официальный контакт с новым госсекретарем США?
— Скажем гак: первый нетелефонный контакт.
«МН»: Какое впечатление произвел на вас Кристофер?
— За мое недолгое пребывание на посту министра иностранных дел России Кристофер - третий госсекретарь США, с которым мне приходится иметь дело. С Бейкером мы, как говорится, съели пуд соли. С Иглбергером тоже, особенно в Женеве, когда готовили договор СНВ-2. С Кристофером такого опыта у меня нет. От встречи осталось ощущение, что он — профессионал очень высокой пробы.
«МН»: Как вы оцениваете основные итоги прошедших переговоров?
— На встрече проявилась однозначная линия новой администрации на развитие отношений с Россией, признание их приоритетности для США. Для нас, в отличие от некоторых наших обозревателей, это не было неожиданностью. Очень важно и то, что в Женеве мы как бы примерились к новой повестке дня в отношениях с Соединенными Штатами. Ее суть — реализация концепции партнерства, формулированной в Вашингтонской декларации.
Мы поставили, в частности, вопросы о реструктуризации нашего долга, доступе на рынки космических, ядерных, военных технологий, оказании помощи России в ее вступлении в ГАТТ. Мы понимаем, что это — трудные проблемы, но настаиваем на том, что наши политические отношения с США должны побудить их пойти на жертвы. В предварительном плане, мне кажется, мы поняли друг друга. Новая ориентация — у них и у нас — на внутренние экономические приоритеты должна не разводить нас, как иногда говорят, а напротив, требует углубления и расширения сотрудничества.
Ведь ни Россия, ни США не смогут решить своих внутренних задач без минимальной внешней стабильности и взаимного доверия.
«МН»: Чем же еще Россия интересна сегодня для Соединенных Штатов?
— Совершенно ясно, что многочисленные конфликтные ситуации в мире требуют именно российско-американского взаимодействия. Пока еще остальные центры силы не в состоянии оказывать реальное влияние на положение в горячих точках, будь то Ближний Восток. Ангола или Югославия. Однополярного мира явно не получается, хотя об этом много говорят и у нас, и в США. Многополярный мир, может быть, и складывается, но его элементы пока еще не работают. Скажем. Япония или Китай, возможно, и могли бы претендовать на роль одного из полюсов, но их пока не воспринимают как мировых игроков в тех случаях, где нас с американцами воспринимают. Поэтому все с таким энтузиазмом приветствовали включение нашего и американского представителей в переговоры по Югославии.
«МН»: Договоренность о проведении встречи между Ельциным и Клинтоном также была достигнута в Женеве?
— Там мы договорились об окончательной дате. Причем американцы предлагали нам более ранний срок. Но мы выбрали 4 апреля, чтобы иметь время подготовиться. Кстати, была такая расхожая теория: мол, именно мы настаивали на встрече, и чтобы она состоялась как можно раньше, а американцы вроде и не хотели этого. Реальные отношения между Москвой и Вашингтоном гораздо серьезнее и гораздо устойчивее, чем иногда изображают поверхностные комментаторы. На самом деле есть твердое понимание и с той, и с другой стороны безальтернативности стратегического партнерства России и США.
«МН»: В чем вы видите главный смысл встречи в верхах?
— Без нее и до нее трудно перевести концепцию партнерства в русло конкретных действий. Что же касается самой повестки дня, то она еще не выработана. Как не выбрано пока и место встречи, хотя ясно, что это будет третья страна.
«МН»: Известно, что в ходе переговоров обсуждался югославский вопрос. В последнее время наметилось некоторое расхождение между позициями США и России: Вашингтон настаивает на ужесточении линии в отношении Сербин. Москва же, напротив, склоняется к ее смягчению. Есть ли здесь основа для совместной российско-американской позиции?
— Основа есть, хотя нюансы и даже расхождения действительно сохраняются. Но мы исходим из того, что они не носят идеологического характера. В этом, кстати, разница между подходом президента и МИДа, с одной стороны, и части Верховного Совета — с другой. Часть нашего парламента пытается придать существующим между нами и США зазорам по Югославии, как и вообще всем разногласиям, самодовлеющий идеологический характер, представить их как исключающие партнерство. Мы же, наоборот, делаем упор на идеологию партнерства, а не раздора.
И у нас, и у американцев есть четкое понимание необходимости совместных действий. Спорить можно, но ни в коем случае нельзя допустить превращение югославского кризиса в столкновении мировых держав или мировых сил по принципу клиентности. Мы, кстати, очень жестко критикуем наших западных партнеров, когда они призывают, скажем, «учитывать давление мусульманских стран». Ведь если согласиться с самой посылкой возможности давления стран, имеющих своих клиентов в лице боснийских мусульман, то можно представить себе формирование группировки христианских стран, а внутри нее деление на католиков и православных и так далее. Тогда вообще третья мировая война может начаться в Сараеве!
Кроме того, мне кажется, нынешняя администрация США отличается большим прагматизмом. У предыдущей был элемент упрощения, в частности, была идея военной интервенции в Боснию. Подобная логика создавала у боснийских мусульман иллюзии, что им надо не столько заниматься переговорами, сколько ждать такой интервенции. Новая же администрация понимает, что интервенция — вещь немыслимая, и хотя бы поэтому нужно сосредоточиться на переговорном процессе.
«МН»: Накануне женевской встречи в американской прессе было немало нервных комментариев по поводу намерения России добиться от США согласия на расширение географии ее торговли оружием. Может ли это превратиться в серьезную проблему в российско-американских отношениях?
— В принципе политических возражений со стороны США высказано не было. И это — главное достижение нашего партнерства. Ведь если мы партнеры, то почему, скажем. Франция может конкурировать с США на рынках оружия в том же Персидском заливе, а Россия нет?
Таким образом, в политическом плане мы преграды сняли, и теперь имеем все возможности включиться в конкурентную борьбу. Но дело этим не кончается. Успех в ней будет зависеть прежде всего от качества товара, который мы предлагаем, и его «упаковки», то есть гарантированных запчастей, надежного обслуживания и т. д.
Кроме того, мы должны сознательно пройти по той грани, которая отделяет продажу новейших и наиболее мощных вооружений от нарушения режима нераспространения оружия массового уничтожения, ракетной технологии или поставок, имеющих явно дестабилизирующий характер. Наконец, на рынке оружия надо уметь себя вести: снижая цены, не допускать открытого демпинга. То есть речь идет о грамотной, напористой, но соблюдающей установленные правила игры борьбе за рынки.
«МН»: Насколько влияет на наши отношения с США нестабильность политического положения в России? Почувствовали ли вы какую-либо озабоченность американской стороны по этому поводу в ходе переговоров?
— В выступлении Кристофера на завершающей пресс-конференции очень сильно прозвучала тема поддержки реформ и, что особенно важно, персонифицированно Ельцина. Я думаю, это не столько отголосок старых мотивов типа «и лично Леонил Ильич Брежнев» — американцам вообще не свойственен личный подхалимаж, сколько попытка дать сигнал, что для США демократические преобразования в России имеют адресный характер. С другой стороны, Запад тревожит опасность потери лидерства в демократических преобразованиях и беспринципных компромиссов.
«МН»: А что, на ваш взгляд, могло бы служить основой для более широкого, но не беспринципного согласия в области внешней политики?
— Чем меньше абстрактных рассуждений во внешнеполитических дебатах, чем больше попыток разобраться в сути, тем больше поля для сотрудничества. Происходит явное снижение идеологического накала и на этой почве — почве конкретного изучения предмета — может возникать известная консолидация политических сил. Однако интерпретировать это так, что мы можем пойти на компромисс с крайней оппозицией, было бы неправильно. Мы не претендуем на абсолютную истину, внимательно выслушиваем советы и корректируем свою линию. Однако уступки националистическим, красно-коричневым силам, я убежден, недопустимы.