«Особая папка» раскрывает тайны Политбюро
Новые документы о катынской трагедии
Карта из книги «Катынский лес», изданной в Лондоне в 1988 году. На ней изображены основные лагеря в европейской части Советского Союза, в которых в 1939–1940 годах содержались польские военнослужащие.
Поляки давно уже знали почти обо всем. Мы, особенно в последнее время, о многом догадывались. И вот, наконец, в катынской трагедии вроде бы поставлена точка. Но это «вроде бы» и не дает покоя, заставляет вновь обращаться к документам, с которыми меня ознакомили в Центре хранения современной документации.
«Заклятые враги советской власти»
Документы, несомненно, еще ждут своих исследователей, я лишь выскажу несколько соображений, появившихся при их чтении. Во всех публикациях главным документом «особой папки» названа выписка из протокола заседания политбюро от 5 марта 1940 года. Формально это может быть и так. Но фактически основную смысловую нагрузку несет письмо Берии Сталину.
В нем «главный чекист страны» не просто скрупулезно перечисляет «контингент заключенных». Дьявольский расчет заключается в том, чтобы доказать, что все они (а это цвет польской интеллигенции — офицеры резерва)— «социально чуждые элементы», а посему-де по самой своей природе «заклятые враги советской власти, преисполненные ненависти к советскому строю».
Примечательны категории, на которые подразделяет заключенных Берия: «бывшие офицеры», «бывшие помещики, фабриканты и чиновники», «перебежчики»… Кстати, к последней категории относятся — ни много ни мало — …6.127 человек. По логике чекистов, коль перебежал через границу — значит шпион или, того хуже, диверсант. Напомним только читателям, что задержаны перебежчики в 1939 году, когда единое польское государстве рассечено было демаркационной линией, ставшей госграницей между Германией и Советским Союзом. Так что «перебегали» они у себя дома и, вероятно, чаще по семейным или торговым делам из одной части страны в другую. Но и этого было достаточно, чтобы зачислить их в к-р (так в письме обозначены контрреволюционеры).
«Военнопленные офицеры и полицейские, находясь в лагерях, пытаются продолжать к-р работу, ведут антисоветскую агитацию. Каждый из них только и ждет освобождения, чтобы иметь возможность активно включиться в борьбу против советской власти…» А посему «исходя из того, что все они являются закоренелыми неисправимыми врагами советской власти», НКВД СССР считает необходимым дела всех заключенных поляков рассмотреть в особом порядке (без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения) с применением к ним высшей меры наказания — расстрела. Рассмотрение дел и вынесение решения возложить на тройку в составе тт. Меркулова, Кобулова, Баштакова (начальника 1-го спецотдела НКВД СССР).
Первоначально тройку возглавил сам Берия. Потом чья-то рука его вычеркнула и вписала Баштакова. На полях рядом с приведенным выше «предложением» тоже от руки написано «Вопрос НКВД СССР». И в таком виде этот «вопрос» фактически без поправок (за исключением замены Берии на Баштакова) из письма перенесен в протокол заседания политбюро под номером 144. Вот так, совершенно походя, под конец заседания (вопрос Кг 144), решилась судьба поляков…
Есть и еще одно, более существенное отличие письма от протокола. Под выпиской из протокола заседания политбюро значится — секретарь ЦК И. Сталин. А на письме, кроме подписи самого Сталина, еще и его соратников — Ворошилова. Молотова и Микояна. На полях приписка: «т. Калинин — „за“, т. Каганович — „за“. Возражавших, как видим, не оказалось.
Шелепин предлагает Хрущеву спрятать концы в воду
Вторым по значению я бы назвал рукописное письмо Шелепина Хрущеву. Удивительное совпадение. В первом случае «главный чекист страны» обращается к главе партии. И во втором происходит то же самое. Только первое напечатано на машинке, второе — написано от руки. Впечатление такое, что Берии нечего было бояться. Если стольких своих загубил, то чего уж с поляками церемониться. У Шелепина другая задача: скрыть от мира черные дела своих предшественников, спрятать концы в воду. А такое нельзя доверить даже машинке. Вот выдержки из этого письма с сохранением его орфографии и пунктуации.
В Комитете государственной безопасности при Совете Министров СССР с 1940 года хранятся учетные дела и другие материалы на расстрелянных в том же году пленных и интернированных офицеров, жандармов, полицейских, всадников, помещиков и т. п. из бывшей буржуазной Польши. Всего по решению специальной тройки НКВД СССР было расстреляно 21.857 человек.
Вся операция по ликвидации указанных лиц проводилась на основании Постановления ЦК КПСС от 5 марта 1940 года…
С момента проведения названной операции, т. е. с 1940 года, никаких справок по этим делам никому не выдавалось и все дела в количестве 21.857 хранятся в опечатанном помещении.
Для советских органов все эти дела не представляют ни оперативного интереса, ни исторической ценности. Вряд ли они могут представлять действительный интерес для наших польских друзей Наоборот, какая-либо непредвиденная случайность может привести к расконспирации проведенной операции, со всеми нежелательными для нашего государства последствиями Тем более что в отношении расстрелянных в Катынском лесу существует официальная версия, подтвержденная произведенным по инициативе советских органов власти в 1944 году расследованием комиссии, именовавшейся: «Специальная комиссия по установлению и расследованию расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров».
…Выводы комиссии прочно укрепились в международном общественном мнении.
Исходя из изложенного, представляется целесообразным уничтожить все учетные дела на лиц, расстрелянных в 1940 году по названной выше операции.
Для исполнения могущих быть запросов по линии ЦК КПСС или Советского правительства можно оставить протоколы заседаний тройки НКВД СССР, которая осудила указанных лиц к расстрелу, и акты о приведении в исполнение решений троек. По объему эти документы незначительны, и хранить их можно в особой папке…
Председатель Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР
Письмо это свидетельствует о многом. Даже прогрессивный Хрущев, обрушившийся на культ Сталина, не посмел разоблачить еще одну «мрачную тайну Кремля» — массовое политическое убийство в большинстве своем ни в чем не повинных польских граждан. Тем самым он взвалил на свои плечи тяжкое бремя ответственности за сталинско-бериевские злодеяния. Впрочем, такая двойственность была характерна для Хрущева и в других поступках.
Ну, а что касается автора письма, то он как в воду глядел. Расконспирация операции, проведенной ЦК ВКП (б) и НКВД СССР, затянулась почти на три десятка лет. И в основном из-за препятствий, чинимых руководством этих двух организаций, вскоре переменивших свои названия. Позднее к ним присоединился еще МИД СССР.
Политбюро вырабатывает линию
Громыко и его заместитель Кузнецов пишут записку за запиской в ЦК КПСС. В Англии имеют место попытки раздуть антисоветскую пропагандистскую кампанию вокруг так называемого «Хатынского дела». И политбюро заседает 15 апреля 1971 года, 8 сентября 1972 года, 2 марта 1973 года. Каждый раз поручается МИД сделать представление, то МИД Англии, то английскому посольству в Москве, то даже английскому правительству. И каждый раз совпосол получает по этому поводу указание.
Да что там Англия! 5 апреля 1976 года политбюро рассматривает вопрос «О мерах противодействия западной пропаганде по так называемому „Катынскому делу“. Этому предшествовала опять-таки записка, но подписанная уже Ю. Андроповым (КГБ), В. Кузнецовым (МИД) и К. Катушевым (ЦК КПСС). Вот отрывок из нее:
«В последнее время империалистические центры идеологической диверсии, особенно крупные западные радиостанции, весьма часто начали возвращаться к так называемому „Катынскому делу“ в известной геббельсовской интерпретации».
Ну, что тут скажешь… Это ведь они, наши бывшие руководители, притом не самого низкого ранга, которым давно все было известно, врали по-геббельсовски («чем чудовищнее ложь, тем легче в нее поверят»). И это вместо того, чтобы покаяться…
Мысль о покаянии, точнее, о том, чтобы к трагедии соседа отнестись более человечно, сочувственно, впервые посетила высшее партийное руководство… в 1988 году. 5 мая этого года политбюро (наконец-то!) приняло решение «О мерах по обустройству места захоронения польских офицеров в Катыни (Смоленская область) и расширению доступа граждан ПНР и других стран». А после визита М. С. Горбачева в Польшу и того больше: «Совместно с Польской Стороной объявить конкурс на лучший проект памятника польским офицерам, погибшим в Катыни»».
Однако памятник — памятником, доступ — доступом, а ответа на главный вопрос катынской трагедии — кто виновен в казни поляков? — все не было. Его тщательно и упорно скрывали от мировой общественности. И это вызывало тревогу у части партийного руководства. 31 марта 1989 года политбюро снова рассматривает вопрос о Катыни. В решении записано: «Поручить Прокуратуре СССР. Комитету государственной безопасности СССР, МИД СССР, Государственно-правовому, Международному и Идеологическому отделам ЦК КПСС в месячный срок представить на рассмотрение ЦК КПСС предложения о дальнейшей советской линии по катынскому делу».
Аппаратные игры… Другого определения не подберешь. Требовалось-то всего ничего: сказать правду. Но это оказалось самым трудным. Вот что, к примеру, пишет Горбачеву не худший из аппаратчиков В. М. Фалин.
«Наш аргумент — в госархивах СССР не обнаружено материалов, раскрывающих подоплеку катынской трагедии, — стал бы недостоверным. Выявленные учеными материалы, а ими, несомненно, вскрыта лишь часть тайников, в сочетании с данными, на которые опирается в своих оценках польская сторона, вряд ли позволят нам дальше придерживаться прежних версий и уходить от подведения черты…
Видимо, с наименьшими издержками сопряжен следующий вариант: сообщить В. Ярузельскому, что в результате тщательной проверки соответствующих архивохранилищ нами, но найдено прямых свидетельств (приказов, распоряжений и т. д.), позволяющих назвать точное время и конкретных виновников катынской трагедии. Вместе с тем в архивном наследии Главного Управления НКВД по делам военнопленных и интернированных, а также Управления конвойных войск НКВД за 1940 год обнаружены индиции (от англ, indication — указание, показание — Н. Е.), которые подвергают сомнению достоверность «доклада Н. Бурденко». На основании означенных индиций можно сделать вывод о том, что гибель польских офицеров в районе Катыни — дело рук НКВД и персонально Берии и Меркулова
Встает вопрос, в какой форме и когда довести до сведения польской и советской общественности этот вывод…»
Датирована записка 2 Февраля 1990 года. А в апреле Горбачев передал Ярузельскому копии материалов связанных с катынской трагедией и, как было особо подчеркнуто, найденных в самое последнее время советскими архивистами и историками. Да и в речи, произнесённой в Кремле во время приема польского президента, Горбачев продолжал гнуть ту же линию, заявив, что поляки «стали жертвами Берии и его подручных». И что «могилы польских офи„еров — рядом с могилами советских людей, павших от той же злой руки“.
«Злая рука» была не только у Берии и его подручных. Но в первую очередь у Сталина. Ворошилова, Молотова. Микояна, Калинина и Кагановича. Это они приняли политическое решение о казни поляков…
Польша бурлит, как растревоженный улей
Катынь — снова на устах поляков. «После полувека коммунистической лжи и сговора молчания властями России выявлены самые важные документы. касающиеся катынского убийства и его виновников». Это говорится в заявлении, которое принял польский парламент. «Сейм Республики Польша, подчеркивается в документе, —выражает убеждение в том. что оба государства, строя новое будущее, справятся с грузом прошлого в опоре на закон и правду». Депутаты приняли это заявление стоя.
«Я не мог знать и не знал содержания той самой тайной папки, где находились решения Сталина и его сотрудников относительно убийства польских офицеров, — заявил, выступая по телевидению, В. Ярузельский. — Просто нелогично, что я мог иметь доступ к столь секретным документам».
Катынь — тема номер один в польских средствах массовой информации. В газетах появляются специальные циклы публикаций, как, к примеру, биографии погибших польских военных которые из номера в номер помещает армейская «Польска збройна».
Однако в печати разброс мнений больший, чем в заявлениях официальных лиц и видных поляков, «в беспардонной борьбе за власть и будущее России, — пишет еженедельник „Впрост“, — Польша, к сожалению, снова используется в качестве карты… Только крайняя наивность позволяет верить, что члены политбюро не знали правду раньше».
Пока журналисты изощряются в комментариях, ученые-архивисты готовят «ответный дар» своим российским коллегам. По словам директора Центрального военного архива в Варшаве, полковника Анджея Бартника, у него хранятся документы, интересующие российскую сторону. Они находятся в разделе «Польско-русская война 1919–1920 гг.» и до сих пор спрятаны «глубже других». Так было сделано потому, чтобы не напоминать советским друзьям об агрессии против Польши и понесенном поражении. Документы уже извлечены из запасников, и ученые их изучают. Среди них есть списки военнопленных. Однако, говорит Бартник, они не столь обширные, как это себе представляют русские.