Два мешка брусники
Идет волна преступности, которую не в силах будет погасить милиция
Криминальная сводка по Карелии сперва убаюкивает: «похищена резиновая лодка „Нырок“, „…мешок брусники“, „…мопед“, „…лодочный мотор „Ветерок“, „…два мешка брусники“, „автомобиль наехал на корову“, „егерь на охоте вместо кабана ранил человека“… Хвойная, озерная и ягодная республика могла бы оправдать свою славу сонного царства, если бы почти „мирные“, деревенские преступления нс чередовались в сводке с вполне цивилизованными: „Трое в масках вошли через балконную дверь…“, „подожгли дом, чтобы замести следы разбоя…“ и т. д.
Как и по всей территории СНГ, сплошняком пошли квартирные кражи, возросла «дерзость» (юридический термин) грабежей, разбоев да и всех прочих преступных деяний. Никогда столь часто не грабили средь бела дня, с такой частотой и силой не трещали под топорами ночных гостей кладовки столовых и больниц, сараи, амбары и погреба, никогда с послевоенных времен столь дочиста не обирались огороды. За весь прошлый год здесь случилось 55 убийств, за полугодие нынешнего — уже 56.
Мотаюсь от сыщиков к следователям и обратно: расскажите, как искали, раскрывали, доказывали.
Поехал следователь налегке в дальний район по нераскрытому делу, а ему вслед звонок из МВД: «Слышь, убили кого-то в лесу, сделай крюк, посмотри, там ближе тебя никого из милиции…» Ну что делать, заехал в совхоз, попросил машину и дружинника себе в помощь. Едут. Кругом лес и лес. Вдруг на дороге мужик «голосует». Дружинник хотел мимо проехать, а следователь: «Стоп! Подай назад». Мужик спрашивает: «Вы из милиции? Убийцу ищете? Вот он я». Взяли его в машину: «Показывай дорогу к месту преступления». По пути мужик рассказал, что напарник в бригаде лесорубов его иначе как «козлом» не звал. Оба судимые, а в лагере «козел» — это стукач. «Я предупредил: не перестанет — убью. Так он меня еще и избил. Ну я зарядил ружье картечью, но промазал и двумя выстрелами ему обе руки оторвал. Он забежал в вагончик и на койку сел. Я подхожу, спрашиваю: „Ты жилец или нет?“ Он говорит: „Нет“. Ну я и выстрелил ему в голову». «А бригада что?» — спрашивает следователь. «А бригада пьяная спала, никто не проснулся даже».
Заскочили в правление, взяли с собой мастера по фамилии Галина, этакий в очках с толстыми стеклами. Подъехали к вагончику — пусто, бригада разбежалась. Убитый поперек койки лежит. «Здоро-овый парень, хоро-оший», — вздохнул следователь, когда пересказывал мне историю. Ну что делать, надо убитого вывозить, составлять протокол и прочее. Тут следователь просит меня не называть его фамилию, так как он нарушил УПК: отпустил убийцу вместе с мастером и дружинником найти и пригнать трактор с прицепом для вывоза покойного. А я так думаю: только бумажная душа может возмутиться, жизнь богаче УПК. Фамилию называю: Валерий Гомельчук, подполковник милиции — и спрашиваю: что ему, вдвоем с убийцей было оставаться?
Дальше следователь рассказывает и смеется, а у меня мурашки по спине. «Скоро ночь, а они не едут. Ну ладно, думаю, пора спать. Документы оформил, гильзы нашел, труп осмотрел. Лег на соседнюю койку. Разбудили меня чьи-то стоны. Зажег свет — никого. Осмотрел вагончик, слышу — покойный стонет. А-а, это бывает, голосовые связки сокращаются… Но сна уже нет. Стал себе гречку варить. Часа в четыре утра слышу — тарахтит трактор. Едут. Галина за рулем почти лежал, а убийца с дружинником в обнимку стоят в кузове и песни орут. Вот меня Галина удивляет. Как это сочетается, очки с толстыми стеклами и пьянство? Спрашиваю мужика, куда ружье подевал. Утопил? Ох, дорого будешь платить за водолазов. „Чтоб я платил?!“ Молча раздевается — бульк! Вылезает с ружьем. Ну порядок. Поехали. По дороге говорит мне, что много пользы обществу принес: рецидивиста убил, а теперь суд его самого велит казнить, вот и чище на земле будет на два человека…»
Таких историй мне кучу нарассказали. Из них видно, что юрист, работающий «на земле» (милицейский сленг), буквально из земли, снега, грязищи не вылезает и в крови бывал не по разу. А я все про лодки и мопеды, про украденные ягоды беспокоюсь. Судя по сводке, таких дел — тысячи, а следователей всего 173 (включая начальство) на республику. «Может быть, — говорю, — и не надо всю мелочевку на следователя вешать? Он физически не сможет тысячи дел раскрыть». Первая реакция всех собеседников — как в фильме о Мухтаре: «Да мне штаны работяги дороже…», не помню, чего-то, пропавшего у богача. «Бабка на этот мешок брусники рассчитывала зиму прожить… На этот мопед мужик пять лет деньги копил». Я согласна, но ведь все равно не станете искать. Пусть участковый население опрашивает, кто у кого чужую лодку видел, пусть прямо к судье тащит вора — штрафовать. Вздыхают: «У него своих дел полно. Да и не сможет он…» Неразрешимая ситуация. Чем ниже по рангу следователь, тем больше у него дел на столе: по 60 — 80 папок набегает, только тесемки завязывать времени хватит, а раскрывать — нет. Поэтому наметанный глаз выбирает «светлые дела» (где есть свидетели и подозреваемые), а те кражонки, что совершены «в условиях неочевидности» (остроумный термин), то есть не у соседей и без свидетелей, рано или поздно лягут в шкаф так называемых «приостановленных» дел. Шкафы эти трещат по швам. В них тот самый «процент» нераскрытых преступлений, который будет расти в голод и инфляцию. Что-то здесь неладно. Ведь давно бродит в инстанциях идея: оставлять число преступлений без ведомственного интереса. То есть, пусть политики спорят, какие их ошибки дали скачок преступности, а на милиции вины нет, и нечего ей ставить в упрек эти проценты. Старой догме «учета» как синониму социализма пора на покой. Иначе считанное число сыщиков и следователей никогда не поднимут голову от стыда за бессчетное число кражонок… А им есть чем гордиться.
Один из лучших сыщиков Карелии Виктор Кудрин сейчас руководит розыском особо опасных. Но в сыске «руководить» и «искать» — почти одно и то же. Вот свежая история.
В поселке исчез 16-летний мальчик. Из тихих, почти шепотом, бесед с соседями (боялись кое-кого) розыскная бригада узнает, что мальчик любил бродить по местам боев, собирал оружие и тихонько его продавал. И что его видели недавно идущим в лес с одним мужиком — вон там живет (ой, только чтоб он не узнал, что я видел). За неделю розыска уже стало ясно, что этот нелюдимый и злой мужик, ранее судимый, причастен к пропаже мальчика. «Знать-то знаем, но как к нему подобраться?» Еще неделю ходили вокруг да около. И тут он делает угрозыску «подарок»: гоняется с топором за женой по двору. Ага, берем его за дебош. И пока судья не подняла хай (бывает и такое: «Арест за семейный скандал? Сейчас же освободить!»), надеваем унты, берем лопаты в руки — и в лес. Ох, как мы спешили! Перекопали тонны снега… Нашли убитого мальчика. Этот зверюга повел его в лес «испробовать автомат», который тот продавал, да пожалел денег на покупку, выстрелил в спину, а для верности еще и горло перерезал. Обыск в доме ничего не дал. Стали «землю топтать» — во дворе нашли тайник, там и автомат, и нож. Да и люди заговорили свободнее, поверив, что угрюмый сосед не вернется. Нашлись очевидцы, которым он угрожал смертью за треп. Приговорили его к 15 годам. «Ну отними, напугай — что мальчонка с тобой сделает, таким? Но убивать-то зачем?» — отвращение и боль на лице Виктора.
Эти два чувства — отвращение и боль — я читала на лицах всех профессионалов розыска и следствия. Собственно, этот тип людей — не утративших чувства — только и остается в неласковой системе сыска и следствия, на скудных зарплатах, без малейшей возможности приработка, без особой славы. Почти все мне говорили, что фирмачи караулят их, обещая оклады и тихую жизнь. «Но уж слишком я ненавижу всякую преступную шваль» — тоже расхожая фраза, час поговори с профессионалом, ее и услышишь. Ненависть — долго ли она одна будет держать? Недавно уволились три следователя, опытных, работавших с блеском.
Один миф у меня растаял: что цыгане своих нс трогают и не выдают. 20-летний Федя Шашков позарился на золотые серы и старой Баранихи и на добро такой же старой Кандыбы. Позвал на дело ровесника, сожителя цыганки, белоруса. Вдвоем, надев маски, ночью ограбили оба дома, одну цыганку убили, других изувечили и один дом полностью сожгли. Цыганский сход в конце августа постановил просить суд казнить Федю.
Но меня сейчас Миша Нахалов интересует, сыщик городского угро. Он знает все цыганские поселения, часто заходит в дома, пьет чай с баранками. «Я им толкую, до какой черты они живут по закону, а после — извините, ромалэ, наручники надену». Мише и пришлось искать тех убийц и поджигателей. И случайно в троллейбусе он увидел белоруса с сожительницей Тамарой. «Пошли-ка, — говорит, — сойдем, прогуляемся до отделения». Не страшно ли было одному, безоружному вести двоих по ночной улице, спрашиваю. Миша удивился: «Да когда ищешь мерзавца, мечтаешь о такой встрече! Такая встреча во сне снится! Как же можно отпустить? И потом Тамара цыганка, а я их не боюсь». Тамара и спасла ему жизнь. «Осторожно, у него нож!» — крикнула она, и Миша успел чуть-чуть собраться… Двенадцать ножевых ран нанес сыщику разбойник, а когда побежал, Тамара осталась с Мишей и звала на помощь. Едва белоруса взяли, он тут же назвал Федю и рассказал, как убивали и поджигали. Сейчас пишет родне, просит еды и курева в камеру, «если щетаети меня за сына и брата».
К чему я это все пишу? К тому, что, не дай Бог, побегут такие кадры из розыска и следствия. Самые отважные и умные. Цена их работы не равна дворницкой и секретарской, а у нас копейка в копейку сходится. И живут они подолгу в общежитиях. И тягостна им вечная поза просителя у верхов продлить срок дела: «Ну дайте еще четыре недельки порисковать жизнью, поискать убийцу…» И самое нелепое, что после барского отказа (а отказывают часто) нераскрытое дело просто ложится в тот самый шкаф …и на душу сыщика и следователя.
А теперь славная цифра: из 56 убийств за это полугодие в-Карелии раскрыто 56. То есть все до единого. За июль — август набежало еще 25, из них 20 уже раскрыто. Где-нибудь в Шгагах такие кадры не знали бы нужды, а население знало бы их по именам: Кудрин. Голубенко. Растворов, Кацар, Гомельчук, Нахалов. Мисенко… (извините, не всех назвала). А у нас фирмачи дразнят их 10-тысячным окладом, без грязищи и крови, а только «за консультации», до какой черты можно… Но они пока держатся на волоске, потому что шваль ненавидят.
Нинэль ЛОГИНОВА
Петрозаводск — Москва