September 16, 2022

Все приезжали за опытом

Интервью с наемником, только что вернувшимся из Приднестровья


Дмитрий Шалганов


— Как ты попал туда?

— Очень просто. Приехал.

— Почему?

— Мой друг приехал оттуда. Сказал, что там обижают русских. Ну я и подумал — почему не съездить, не помочь? Все равно здесь ловить нечего…

Фото автора

— Первые впечатления?

— Хорошие. На тебя смотрят, как на надежду. Было перемирие, но напряжение сохранялось. Плохое началось позже, на позиции. Приехал, а там на пятьдесят с лишним человек тридцать пять автоматов. И гранаты только у разведчиков. Оружие подкинули позже, когда бойня началась на Кизканах и в Бендерах. А до этого на пост ходили пятнадцать человек с одним одноразовым гранатометом. Выстрелил — и беги за трофеями. В общем, когда мы приехали на правый берег, нам сразу сказали, что-либо мы выстоим, либо ляжем. Кто к этому готов не был, после начала обстрелов уехал.

— Способ регистрации?

— Отдаешь паспорт — заносят в списки — выдают автомат. Считалось, что мы как бы вступали в армию Приднестровья. Потом подписывали контракт.

— Сколько вы получали?

— Добровольцев рассчитали по 75 (!) рублей в день. А так было по 300. Восемь тысяч в месяц. Наемники приезжали в Молдову. Там им платили до 60 долларов за убитого. Приезжали туда снайперы из Литвы, Ленинграда. Москвы… Были румынские волонтеры.

— Что входило в задачу вашей части?

— Выдержать первый удар в течение сорока минут до подхода подкрепления. Не верилось. За нами только паром, разбить который — минут пятнадцать. И мы отрезаны.

— Что за люди с тобой служили?

— Самые разные. От монархистов до коммунистов. Отношение очень спокойное друг к другу. Иногда спорили. И только.

— Что всех объединяло?

— Это российская земля. Надо защищать народ, а там… И еще — все за опытом приехали. И анархисты, и монархисты, и коммунисты. Неизвестно, что будет завтра.

— Национальный состав?

— Не было грузин, армян, прибалтов… Был один якут. Снайпер. Были двое из Средней Азии. С Украины, из России, из Москвы. Был один еврей. Молдаване были из местных. Ненадежные люди.

— Как вас меняли?

— Пять дней на позиции, два дня в городе. В казарме одеяло и матрац, на позиции вообще не раздевались. Но это потом. Поначалу по неделям в окопах сидели.

— А что в городе?

— Пили, по женщинам… Но напряжение не спадало. Гнулись люди. Один казак, офицер, во время боя спас нескольких наших. Они потом говорили, что, если бы не он, их бы не было. Вернулся — начал пить беспробудно. Нервы. Начал гранаты пропивать. Детям раздаривать. Потом они с другом к женщине пошли. Наутро она заявила, что он ее дочку изнасиловал, 11 лет. Их отвезли в Тирасполь и запороли насмерть казаки. Потом экспертиза была. Дочку не трогал никто. А те, кого он спас, в это время на похоронах были. Вообще много несчастий было из-за пьянки и из-за дури. Накопали, например, окопов три ряда. Перестрелка — третий ряд стрелять начинает — первые два лежат носом в землю и головы поднять не могут, чтобы их на… послать. Или буквой «П» накопают. Прорыв внутрь — и насквозь свои же по своим. Много чего. Трактор расстреляли.

— Как?

— А очень просто. Возвращались наши к парому. Идти далеко — взяли, «приватизировали» трактор. Поехали. По рации с постом не связались. Те пьяные, эти на посту такие же… Ну и расстреляли трактор в упор. Из автомата.

— Неучтенного оружия много было?

— За одну машину — безразлично что — «Волгу», «ГАЗ», «Жигули» — давали до 64 стволов.

— Кто?

— Генерал-лейтенант интендантской службы. На складе он хозяин.

— Чьи склады?

— Четырнадцатой армии. А сколько женский комитет Приднестровья брал оружия?! Просто приходили и забирали. Не будешь же в женщину стрелять! Они и технику так брали. В мае, апреле казаки интересно оружие добывали. Только приехали, ночью вылазка на другой берег — утром все с оружием. Вообще бардака много было. Доктор к нам приехал.

— Что за доктор?

— Доктор и доктор. Он на два миллиона лекарств из Питера отправил. Несколько миллионов из фонда московского казачества поступило. Приехал сам с последней партией — где? Где все то, что я посылал? Нету такого! Бесследно! Приехал лечить людей, а лечить нечем. «Мне страшно, ребята, я доктор, я вас лечить приехал!» Взял в руки автомат и ушел в окопы.

Командование разрозненное. Боялись власти переворота. Много жертв лишних из-за этого. Бардак в снабжении. Начальники — один бывший офицер, другой бывший милиционер. Псих. И очень на Швейка похож. Только Швейк добрее.

— Боевые действия?

— Вылазки, ночные перестрелки, дневные перестрелки. Была психическая атака. Сначала несколько наших гвардейцев попали в руки ОПОНа (молдавского ОМОНа). Наши полезли их отбивать. Отбили. Румыны покатились всем фронтом в атаку. Много полегло гвардейцев на мосту Бендеры — Тирасполь. Мирных жителей много погибло.

— Убивал?

— Не особенно видно было. Темно чаще всего.

— Что чувствовал при этом?

— Как бы поточнее прицелиться. И как бы в голову не попали.

— Сколько тебе лет?

— Больше двадцати.

— Страшно было?

— Был готов, пожалуй.

— Не жалко умирать в двадцать лет?

— В двадцать можно узнать и почувствовать больше, чем иной в 60. А умирать все равно придется.

— Чего хочешь добиться в жизни?

— Гармонии.

— Что такое война?

— Чем меньше задумываешься, тем легче жить. Там жили одним днем.

— Расскажи о семье.

— Не надо.

— Куда ехал, знали?

— Нет. Сейчас сказал, мать просила больше не ездить.

— Представляешь себе ее с похоронкой?

— Тяжело было бы, как любой матери. Что на роду написано… Каждый идет своей дорогой.

— Что изменилось в тебе?

— Не совсем разобрался. Бардак. Не доверюсь непроверенному человеку. Добрей не стал, стал лучше понимать людей.

— Ты считаешь себя добрым?

— Не считаю себя жестоким.

— Что такое жестокость?

— Когда нет смысла.

— Осмысленное убийство — это правое дело?

— Да. Например, в Югославию я не полезу. Не знаю, что там к чему.

— Если бы не вы, что бы было?

— Приднестровья бы не существовало как такового. Я народ защищал. Я не влезаю в большую политику. Хотя игра была крупная.

— У тебя был политрук, начальник политотдела?

— Был заместитель командира по воспитательной работе.

— А священник?

— Хотели выбрать, так и не выбрали.

— Много было верующих?

— Почти все.

— Как помещается в голове вера и убийство?

— Я лично верю в то, что там наверху что-то есть.

— И оно не накажет?

— Ему все равно.

— Ты солдат?

— Доброволец, солдат, защитник.

— Что ты читал в детстве?

— Не помню. Первое, оставившее след, — «Трудно быть богом», «Необитаемый остров».

— Что вообще читаешь?

— Фантастику, Пикуля. Детективы не люблю.

— Учиться не хочешь?

— Кто его знает…

— Тебе понравилось там?

— Больше потерял, чем нашел.

— Был у Белого дома прошлым августом?

— Был.

— Что защищал?

— Народ, Россию.

— От кого?

— От коммунистов. Отношение к ним — резко отрицательное. Идея, доведенная до абсурда, — чушь. Во всяких митингах не участвовал, можешь не спрашивать.

— Видел ли «третьи силы» в Приднестровье?

— Катался один БТР по передовой, стрелял направо-налево. И нашим, и вашим. Провокации, столкновения. Сволочи.

— Зачем ты поехал в зону военного конфликта?

— Там русские, много русских. А в Молдове и Румынии, как и в Литве, если не геноцид, то близко.

— Не хватит?

— Это одна из причин. Себя проверить, естественно. Я знаком с опасностью. По роду своих увлечений. Но тут это уже напрямую. Жизнь твоя зависит от тебя или твоего товарища. Кому-то нужным надо быть!!! Там я себя по-настоящему нужным почувствовал. А тут бардак. Правда, и там бардак.

— Чем ты тут занят?

— Простой советский безработный. Что подработаю, тем и живу.

— Кем считаешь себя по политической ориентации?

— Наверное, анархист.

«Независимая газета» 17 сентября 1992 года