September 14, 2022

Власть

2. Условия подводят нас не к рыночной экономике, а к возможности введения «военного коммунизма»

В экономике бурно развиваются процесс разрыва традиционных хозяйственных связей и спад производства, начало которому было бездумно положено экспериментами 1985—1986 годов. Все связи, державшиеся на принуждении, рушатся. Они не возродятся никогда. Возрождаются и будут возрождаться взаимоприемлемые, взаимовыгодные, более эффективные для обеих сторон связи. Возможность, предоставленная документами СНГ для бывших республик, предоставленная Федеративным договором для субъектов Федерации России самим решать собственные проблемы, меняет дело.

Никто нигде не ратует за экономическую обособленность. Смена плановых связей рыночными — крутой поворот, и нет ничего удивительного в том, что многое застопорилось. Путь здесь видится один; создавать законы, обеспечивающие условия для формирования «климата производства». Создавать условия нормальной работы тем, кто производит и доводит до реализации продукт.

Самое уязвимое звено — социальная политика, повышение ее эффективности требует укрепления центристских начал в политике и укрепления средних слоев общества как базы реформаторской деятельности. В таком подходе заложена стабильность общества. В послереволюционные годы большевики поддерживали усреднение путем распределения. Нам предстоит поддержать усреднение путем производства. Это труднее, это мучительнее, но именно на этом повороте меняется на деле концепции власти.

Для новой, рыночной экономики потребовалась и новая форма политической организации общества. Но, как и прежде, власть остается ключом к экономике. Для усреднения путем перераспределения нужен лишь аппарат для репрессий. Для поднятия уровня жизни населения требуется власть, защищающая и частную, и коллективную, и государственную, и иностранную собственность.

Опыт истории научил нас, что сосредоточение собственности под эгидой государственности ведет к формированию мощной материальной базы тоталитаризма. Только собственность выступает реальной властью — властью над производством. Вопрос о собственности — одна из сторон центральной проблемы, проблемы реальной власти, ибо отсюда порождается власть над производством, контроль за производством, распределением и перераспределением. Сегодня мы осознаем, что торможение всех вопросов, связанных с собственностью, — это торможение демократических процессов» где усиление частной и коллективной собственности, собственности коллективов предприятий выступает как укрепление демократии, и отсюда как следствие, — обращение к теории разделения властей.

Россия, не допустив в 1917 году диктатуры буржуазии, прошла все круги диктатуры пролетариата, которая олицетворяла собой охлократию, когда наверх поднимались самые низменные силы и топили в крови элитные слои интеллигенции, дворянства, купечества, рабочих, крестьянства. Сегодня наиболее важной является задача не допустить люмпенизации неимущих и малоимущих, не превратить их в противников реформ.

Но с точки зрения формирования государства надо особо выделить интеллигенцию. Значительная ее часть могла бы стать сейчас теми дрожжами, тем мотором и барометром общества, по которым можно судить о наступающих переменах и прогнозировать эти перемены.

Налицо неоднозначные, разнонаправленные процессы разрушения плановой экономики. Появились признаки того, что неэффективная часть экономики уходит из жизни. Нагляднее всего нужная обществу продукция видна на лотках городских рынков. Наряду с этим отмечены возникновение криминально-монополистического рынка, отчуждение производителя от собственности. Идет обогащение узкого круга сгруппировавшихся на спекуляции лиц. Возник криминально добытый и легализированный капитал, который носит перераспределительный, а не производственный характер. Спекулянт, знающий коридоры власти, стал ключевой фигурой в экономике. Немыслимые банковские процентные ставки как гигантский пресс буквально вдавливают производство в заводской асфальт. Такой процент может выдержать только сфера перераспределения. И мы это видим. На такой почве не может появиться конкурентная среда, следовательно, мы отдаляемся от рынка, а не приближаемся к нему. Закон стоимости, открытый Адамом Смитом, не может работать. Условия подводят нас не к рыночной системе, а к возможности введения «военного коммунизма». Во многом это следствие многосторонней и решительной деятельности непрофессионалов.

Парламентская власть своим законодательством должна поддерживать профессионалов: и крестьянина в совхозе, фермера, и рабочих — мастеров своего дела в государственном и частном деле, и инженеров, и конструкторов, и управленцев, и предпринимателя — отечественного и иностранного — всех, кто вышел на уровень профессионала. Именно в такой поддержке видится существенный резерв той «средней» силы, опора на которую важна для формирования конституционно - демократического государства Российской Федерации.

Хотелось бы обратить внимание на одну «ячейку» конкретной, скажем экономической, власти. Специалисты знают, что А. В. Чаянов. М. И. Туган-Барановский. Н. Д. Кондратьев и другие экономисты, отдавшие много сил кооперативному движению, создали в России систему, которая окрепла и которую не разрушили никакие катаклизмы тоталитарного режима, хотя она и приобрела многие бюрократические черты. Речь идет о Центросоюзе, который вряд ли стоит высмеивать, как это делается в последнее время.

По подсчетам М. И. Туган-Бараневского, в кооперативах перед революцией участвовало около 84 миллионов человек, или половина населения России. Сейчас — 22 миллиона пайщиков. Если в 1916 году паевой фонд потребсоюза составлял 64 процента, то сегодня — лишь 2.6 процента от стоимости всех фондов. Все это стало печально-трагическим фактом лишь потому, что в уставах потребительских обществ действовало положение, по которому приращенная стоимость не прирастала пайщикам.

Чаяновское кооперативное движение с триумфом прошло по странам мира, обеспечивая движение товаров: город — село, село — город, у нас же заглохло. Продовольственную проблему сегодня без кооперативного движения не решить. Тенденция здесь намечена давно, ее необратимость очевидна. Весь вопрос в сценарии, программе, последовательности действий, сроках и привлекаемых силах. Предстоит продумать в уставах и закрепить механизмы действий, исполнения.

Роспотребсоюз — богатейшая организация с разветвленной сетью, обеспечивающей всю территорию России магазинами сельпо, складами. Что надо, чтобы 22 миллиона пайщиков оживили свою деятельность? Надо почувствовать себя кооператорами. Разобраться с решением проблем. Самим решать проблемы роста уставного капитала и своей доли в нем на основе переосмысленного устава, возвращенного к формулировкам дореволюционного времени, чтобы приращенная стоимость прирастала и пайщикам: за труд надо платить.

Кооперация в форме системы Центросоюза — как снабженческо-сбытовая система — требует оживления. На ее пути вырастает мощная перераспределительная система «монополистов продукта». Парламенту и правительству предстоит решать проблему обеспечения платежеспособного спроса на сельскохозяйственную продукцию в городе и промышленную продукцию на селе. Борьба с монополистами всех мастей — благородная задача кооперации на пути создания богатства тружеников села. Оно может прийти, если рядовой кооператор почувствует кредитно-сбытовую поддержку движению продукции: село — город, город — село. Идея разделения властей вытекает из деления собственности и защиты ее интересов. Альтернативные системы собственности в нашей торговле дадут при конкуренции больше экономической справедливости, если законодательная власть вовремя защитит кооперацию.

Снабжение городского населения стало слабым звеном после того, как начала рушиться плановая сеть хозяйствования и снабжения. Демократическое решение проблемы сводится к созданию альтернативных, конкурирующих систем снабжения: государственная, кооперативная, частная, орсовская. Вот почему подведение прочной законодательной базы для альтернативных систем торговли столь важно сегодня.

Каким видится механизм снабжения продовольствием: собственность определяется законом и закрепляется; процент на капитал с коэффициентами по регионам, по видам продукции. Что на сегодня имеется? Что для этого нужно?

Власть не должна давать лишь указания, что делать. Концепция разделения властей потому и сильна, что проблема снабжения просматривается сквозь призму законодательной, исполнительной и судебной властей и находится в фокусе «четвертой власти» — прессы. Не вмешиваться, а законодательно создавать условия для инициативы: дайте пайщикам потребкооперации 10 процентов — и их капитал станет оживляться, дайте 50 процентов, дайте 100 процентов — и снабжение наладится, и условия для производства превзойдут все ожидания.

Сила, привлекательность и необходимость кооперации в том, что только с ее помощью можно обеспечить производителям сельскохозяйственной продукции равные условия для выхода на рынок. Надо только привести в действие возможности кооперации.

Это наша очередная задача, и медлить нельзя. Если не навести здесь порядок, не дать вовремя средств — осенью условия диктовать будет село.

Реформа — это столкновение разных сил. Реформы Столыпина и отчасти Косыгина показали, что, если реформа поддерживается государством, она идет успешно. Если на пути встают государство, партия, то реформа глохнет. Люди отказываются поделиться своим экономическим положением: председатели колхозов, директора совхозов держат сегодня сельскохозяйственную технику, горючее, деньги — это реалии. Почему? Нет интереса: мы не создали стимулы. Колхозники, увеличив свои приусадебные участки, с вожделением ждут простаивающих машин и думают: «Где та сила власти и кредитов, что экономическими нитями свяжет их и оживит производство?» Какой же надо запустить механизм, чтобы создать условия, выгодные для производства продукции? В период господства плановой системы личное подсобное хозяйство давало 62 процента валового производства картофеля, 36 процентов овощей, 34 процента мяса и молока. 47 процентов яиц и 20 процентов шерсти (1972, БСЭ, т. 14. с. 578).

Снова возникает вопрос: как уловить условия производства, как создать производительную экономику, выгодную для перехода личного подсобного хозяйства в фермерское? Меняет ли помочь здесь эффект кооперации, нашедший реализацию во всем мире? Что получается в нашей парламентской практике: затягиваем вопрос с землей — в результате нам прочно приклеивают ярлык «реакционеры». Что получается с техникой и горючим? Правительство произвольно многократно повысило цены на горючее, уничтожив эти самые стимулы, — общественность ноль внимания на эту несуразицу. Вот почему Россия напоминает огромный океанский лайнер, несущийся по волнам без капитана. Противостояние политических сил создает напряжение, которое достигает предела. Не дело властей отрываться, отставать от надежд отчаявшегося народа, необходимо дать ключ к действию. Но действия должны быть выверенными и направленными, мы должны уметь прогнозировать их последствия История подсказывает, российскому человеку, чтобы заняться делом, нужна «разрешительная» бумага. Разрешили торговать — и страна покрылась сплошными рынками. Запретили — и рынки устремились в отведенные места. Так с торговлей. С производством труднее. Под торговые операции банки взвинтили процент до 50, 80, 100. Уязвимые производства под такие проценты не могут брать кредиты, а деньгам-то все равно. Производству (потребительскому сектору экономики) надо дать свободу в создании механизмов щадящего кредитования.

Парадоксы власти есть в любом государстве. Российский парадокс отличается тем, что идет порочное, хаотичное разделение политической и экономической власти, когда отторгаются самые энергичные, дееспособные слои специалистов, деловых людей, политиков. Устойчиво внедряется в сознание общества на первый взгляд разумная мысль: в целях пресечения слоя коррумпированной буржуазии следует строго соблюдать финансовое, административное и уголовное законодательства, запретить гражданам, включенным в государственную и политическую сферы, заниматься коммерческой деятельностью.

Надо сразу согласиться с тем, что следует не только строго запретить, но и ужесточить в отношении таких лиц соблюдение законодательства. Но запретить — значит отсечь самых активных в экономике людей, разорвать процессы экономической и политической власти. Без доверия успеха не добиться. Если и дальше политическая власть перестанет доверять экономической, своими непрофессиональными решениями, оторванными от зарождающегося опыта, связывать властные экономические структуры, то страна опять ничего не добьется. Над этой мыслью лучше задуматься: кому выгодно отторгать самых опытных в новом бизнесе людей от политического управления? И почему эти силы до сих пор имеют власть? Нарождающийся бизнес встать на ноги не успел, а по всей стране перекрыли инвестиционный процесс, создали условия для

осуществления много численных перераспределительных махинаций, намертво зажав дело, производство. Будь экономическая власть у руля, будь патриотически настроенные деловые круги России у рычагов управления, безоглядного ориентирования на западно-валютные источники выживания не допустили бы. И это в то время, когда страна встает перед серьезнейшей проблемой — монополией. Сегодня деньги и банковские проценты работа ют на монополистов-посредников. Деньги не работают на производство, высок процент, не работают на собственника рабочей силы. Рабочая сила — один из немногих товаров, резко упавших в цене. Монополия проявляет себя в ценах на соль, хлеб, водку, детскую обувь, сказывается на условиях жизни офицерских семей, родителей солдат... Это воздействует уже не только на желудок, но и на сознание.

Парламенту, конечно же, придется основательно думать о механизме взаимодействия политической и экономической власти. Ясно одно: слово «запретить» работает на тех, кому нужно ослабление экономической власти у руля управления государством. Здравый экономический смысл органически не воспринимает политическую практику, которая привела производство в состояние «лечь на дно» и ждать, пока правительство не отпустит налоги или парламент не заставит исполнительную власть повернуться лицом к производству. Деятели правительства словно забыли вещие слова англичанина, чудом прорвавшиеся в сноску Марксова «Капитала»: «Обеспечьте 10% (прибыли), и капитал согласен на всякое применение, при 20% он становится оживленным, при 50% положительно готов сломать себе голову, при 100% он попирает все человеческие законы, при 300% нет такого преступления, на которое он не рискнул бы хотя бы под страхом виселицы...». Эти проценты легко наложить на проценты, по которым банки и другие структуры дают кредиты: опасные мысли навевают эти проценты. Под такие проценты могут проворачиваться какие угодно операции, но только производство не растет, а свертывается. Экономическая политика практически отсекла денежное обращение от производства. А как вам нравился налог на ввозимые в страну потребительские товары? Сами не производили и ввозить практически запрещали. Зато вывозить можно все, вплоть до золота, алмазов.

Страшен для страны непрофессионализм политиков. Парламент резко выступал против введения 28-процентного налога на добавленную стоимость, но не устоял перед огромным давлением исполнительной власти, ставшей на путь шантажа законодателей, как это было, кстати, и на шестом Съезде народных депутатов. Достаточно перевернуть смысл приведенной из «Капитала» цитаты, и все станет на место: введите 5-процентный дополнительный налог, и часть продукции сразу будет снята с производства, введите сразу 28 процентов, и результат будет налицо: предприниматели «лягут на дно» или уйдут в бартер, при 50-процентном налоге все производство остановится. Пора уже строго спросить с тех, кто рекомендует и настаивает на внедрении подобных рекомендаций. Парламенту же надо срочно сократить налогообложение существенным образом.

Публикуется в сокращении

(Продолжение следует).

«Российская газета» 16 сентября 1992 года