Первый показательный
Два процесса — над эсерами (1922 г.) и над КПСС (1992 г.)
Сегодня отечественная и зарубежная пресса много пишет о процессе КПСС в КС РФ. И только профессионалы историки помнят, что ровно 70 лет назад и тоже летом в Колонном зале Дома союзов в Москве шел не менее шумный судебный процесс — над партией социалистов революционеров (ПСР). Тогда обвинителем выступала РКП (б) — КПСС, а защитниками — международная общественность в лице представителей II (Социалистического) Интернационала и нанятых им адвокатов. Не жалкие кучки пикетчиков на Кузнецком мосту перед зданием КС РФ с плакатами в защиту КПСС — тысячные демонстрации проходили перед Домом советов, требуя расстрелять представителей партии, левое крыло которой какое-то время сотрудничало с большевиками в правительстве и ВЦИК.
Как сквозь строй шли делегаты II Интернационала с улицы в зал заседаний — в них плевали, их лупили древками знамен (совсем как с техперсоналом «Останкино» во время недавней осады «Трудовой Москвой» телецентра), а однажды подогретые компропагандой и «рыковкой» (дешевая водка, названная по имени зампредсовнаркома А. И. Рыкова) ворвались даже в зал суда и устроили там дебош с ломанием стульев.
Большевики тогда еще пытались играть в демократию, сохранить лицо перед Западом (начинался нэп, нужны были валютные кредиты, в Генуе шла знаменитая конференция), использовать международные правовые нормы для осуждения группы эсеров как «террористов».
ОГПУ старалось вовсю — добилось раскопа подсудимых на «непримиримых» и «раскаявшихся». Последним решением политбюро даже выделили «адвокатов» большевиков: Бухарина, Томского, Луначарского, Покровского и других.
Бухарин в апреле 1922 года пообещал в Берлине на встрече представителей Коммунистического и Социалистического Интернационалов, что суд будет объективным и, главное, смертной казни не будет.
В защиту эсеров выступил Максим Горький.
Но зря старались «любимец партии» и «буревестник революции». Хотя процесс над 22 эсерами, по признанию большевика Григория Сокольникова, «провалился» («обвинение настолько скомпрометировано, что теперь Крыленко (главный обвинитель на процессе. — Авт.) сам стремится уже хоть как-нибудь создать компромисс, чтобы найти выход из того тупика, куда он загнал партию и правительство своими легкомысленными обвинениями, шитыми притом белыми нитками»), тем не менее двенадцать из них суд приговорил к расстрелу (президиум ВЦИК отложил исполнение приговора на неопределенное время. —Авт.), а десять «раскаявшихся» — к тюрьме от 2 до 10 лет.
Процесс имел далеко идущие последствия. Во-первых, он показал, что прапорщик Крыленко и другие «пролетарские юристы» не в ладах с общепризнанной юриспруденцией, а по сему Ленин окончательно отверг (письмо наркомюсту Курскому в том же 1922 г.) «буржуазное» право.
Во вторых, обманув II Интернационал, большевики усугубили раскол с социал-демократами и упустили возможность создать единый фронт против нарождающегося фашизма (в 1922 г. Муссолини пришел к власти в Италии).
В третьих, провал процесса отбил у Ленина охоту организовывать впредь «показательные процессы». Еще в ходе суда из Советской России административно были высланы «левые» меньшевики (Федор Дан, Борис Николаевский, Р. Абрамович и др.), а сразу после суда — свыше 200 крупных «беспартийных» интеллигентов: философ Николай Бердяев, социолог Питирим Сорокин, писатель Михаил Осоргин и еще десятки светлых умов России.
В знак протеста добровольно отправился в эмиграцию и Максим Горький.
Ниже публикуются статья нидерландского историка Марка Янсена о процессе (полностью статья публикуется в «Дипломатическом ежегоднике 1992») и архивная подборка 1922 года современного «эсера» Ярослава Леонтьева, члена редколлегии народнической газеты «Революционная Россия».
зам. главного редактора «Дипломатического ежегодника».
Материалы суда были публично оглашены 28 февраля 1922 года, сразу же после публикации «секретных» документов, содержащих информацию о «криминальном» прошлом ПСР, написанных двумя бывшими социалистами-революционерами, которые, по всей вероятности, являлись агентами ГПУ.
Виды большевиков на процесс были связаны с инструкциями Ленина, появившимися за неделю до объявления о начале судебного разбирательства, в которых он настаивал на организации «образцовых, громких, воспитательных процессов» против политических оппонентов. Процесс имел целью сформировать отрицательное отношение общественности к социалистам-революционерам.
После того как было объявлено о процессе, эсерам, находящимся за границей, при поддержке меньшевиков удалось убедить международное социалистическое движение в необходимости отстаивать интересы подвергавшихся опасности членов своем партии.
Социалистическое движение в то время не было единым. В дополнение ко Второму Интернационалу, который был возрожден после первой мировой войны, и впервые провозглашенному Третьему, или Коммунистическому, Интернационалу (Коминтерну) основные социалистические партии в начале 1921 года сформировали Международное рабочее объединение соцпартий. Оно было известно под названием «Венское объединение» по местоположению его главного управления, а в Коминтерне насмешливо именовалось Интернационалом «двух с половиной».
В конце 1921 года Коминтерн претворил в жизнь свою стратегию «объединенного фронта», направленную на соединение некоммунистических сил. Одной из основных причин для этого шага было то, что советское правительство искало поддержки, имея в виду предстоящую конференцию с западными державами в Генуе. Поэтому Венское объединение в январе 1922 года взяло на себя инициативу по созыву Международного конгресса рабочих партий. Коминтерн согласился действовать сообща. Второй Интернационал также согласился послать своих представителей, но с условием, что на повестке дня будут рассмотрены три следующих вопроса: 1) грузинский вопрос (о независимом социалистическом государстве, которое было присоединено Советской Россией в 1921 году при помощи военных сил); 2) вопрос о политических заключенных (особенно о русских социалистах); 3) вопрос о коммунистических ячейках (формации в социалистических профсоюзах).
В результате и Коминтерн, и Второй Интернационал пришли к соглашению о том, что необходимо созвать предварительную конференцию трех Интернационалов, на которой будут обсуждены вопросы организации Всеобщего конгресса. Было решено, что конференция состоится в начале апреля 1922 года в Берлине.
Социалисты-революционеры постарались убедить представителей Второго и Венского Интернационалов в том, что атмосфера вокруг московского процесса не может не сказаться на их отношении к единой главной стратегии Коминтерна.
Второй Интернационал открыто поддерживал социалистов революционеров и однозначно высказывался за то, что судебное шоу, целью которого было подавить социалистическую оппозицию в России, не должно состояться. Это было нетрудно сделать, так как Интернационал скептически относился к усилиям Коминтерна по восстановлению дружественных отношений.
Венское объединение придерживалось иной точки зрения. Оно решительно протестовало против преследования большевиками левой оппозиции (меньшевиков, левых эсеров, анархистов). Но, с другой стороны, оно стремилось не закрыть дверь перед лицом Коминтерна.
Секретарь Венского объединения Фридрих Адлер адресовал Коминтерну обращение по поводу надвигающегося судебного процесса, в котором подчеркнуто отгородил себя от участия в политике, проводимой ПСР после Октябрьской революции, и воздержался от высказывания какого-либо мнения о предстоящем процессе.
А в это время, на XI съезде Российской коммунистической партии, который открылся в конце марта, Ленин заявил, что критицизм социалистов-революционеров и меньшевиков должен быть наказан, они должны быть преданы революционному трибуналу и им должен быть вынесен смертный приговор.
Меньшевики, проживавшие за границей, решили, отбросив все предубеждения, встать на защиту гонимых социалистов-революционеров, подключив сюда свою заграничную делегацию и ее официальный орган — бюллетень «Социалистический вестник». Меньшевики дали понять, что если обвиняемые будут приговорены к смерти, об образовании объединенного фронта с коммунистами не может быть и речи.
Мартов, главный представитель меньшевиков, считал, что в качестве ультиматума Коминтерну должно быть выдвинуто одно непременное требование: «Нет — смертному приговору обвиняемым социалистам-революционерам». Его коллега по партии Дан считал, что необходимые гарантии невынесения смертного приговора удобнее искать в частной беседе с Карлом Радеком (главой делегации Коминтерна), чем в ходе предстоящей конференции трех Интернационалов.
1 апреля, за день до открытия Берлинской конференции, каждый из Интернационалов провел предварительные совещания. Исполнительный комитет Второго Интернационала принял решение о том, чтобы Коминтерн сложил с себя полномочия по ведению следствия и передал их в руки социалистов-революционеров в лице их международной комиссии. Если Коминтерн не готов сделать это, то бельгийский социалист Эмиль Вандервельде должен получить разрешение выступать на суде в качестве адвоката обвиняемых.
Исполнительный комитет Венского объединения согласился с предложением меньшевиков о том, что Коминтерну не следует навязывать ультимативные условия, но декларация должна донести до него мысль о непримиримом противоречии между преследованием социалистов-революционеров в России и идеей единого фронта.
Конференция трех Интернационалов проходила в берлинском рейхстаге со 2 по 5 апреля. На ней обсуждались шансы проведения Международного конгресса рабочих партий.
В отношении суда над социалистами революционерами представители Второго Интернационала потребовали, чтобы обвиняемым было гарантировано право на хорошую защиту, а Интернационалам — возможность наблюдения за ходом процесса. Радек отказался обсуждать требования, предъявленные в заявлении, но не возражал против предложения Мак-Дональда о том, что Вандервельде должен выступать на суде в качестве адвоката, добавив при этом, что был бы рад видеть его на суде в роли обвиняемого. Радек также согласился, чтобы представителям Интернационалов было разрешено делать стенографические записи и изучать документы следствия.
Уступки, на которые пошел Коминтерн, были большим достижением. Вс» адвокаты, названные обвиняемыми, были приняты; процесс будет публичным, представители трех Интернационалов будут внимательно следить за его ходом и стенографировать и, что самое важное, смертный приговор не будет вынесен. Эти уступки делегации Коминтерна были официально подписаны 19 апреля его Исполнительным комитетом.
Но несмотря на это, Бухарин внутри делегации Коминтерна высказал мнение, что Радек, злоупотребив своими полномочиями, переступил черту, пойдя на эти уступки, и взял на себя право, принадлежавшее исключительно советскому правительству. Эта мысль Бухарина была одобрена и развита Лениным в его появившейся вскоре статье с впечатляющим названием «Мы заплатили слишком дорого», которая была напечатана в «Правде» и «Известиях» 11 апреля. Ленин считал: делегации Коминтерна не следовало признавать, что советское правительство не будет настаивать на вынесении смертного приговора и представители Интернационалов будут допущены на процесс.
Тем не менее Ленин не считал, что соглашение должно быть расторгнуто. «Ошибка тт. Радека, Бухарина и других не велика», — заканчивал он свою статью с демагогической иронией. «Она тем более не велика, что, поощренные итогами берлинского совещания, противники Советской России устроят два три может быть успешных покушения на отдельных лиц. Ибо они знают теперь заранее, что могут стрелять в коммунистов, имея шансы, что совещание, подобное берлинскому, помешает коммунистам стрелять в них».
Сразу же после того как стал известен список защитников социалистов революционеров от социалистических Интернационалов, коммунистическая пресса начала кампанию против названых лиц. Вандервельде, который во время войны был членом бельгийского правительства национальной обороны и одним из тех, кто подписал Версальский договор в 1919 году, теперь обвинялся в связи с этими фактами. Несмотря на то, что он уже давно вышел из состава правительства, ему был приклеен ярлык «Королевского Бельгийского Министра». Другие упомянутые лица также пострадали от наскоков прессы, включая и ненецких представителей Венского объели нения Либкнехта и Розенфельда, даже несмотря на то, что Теодор Либкнехт был братом Карла Либкнехта, убитого в 1919 году и возведенного коммунистами в ранг мученика.
Курт Розенфельд положительно высказывался о преимуществе советской системы и завязал более близкие от ношения с Москвой и Коминтерном. Часто он выступал как адвокат коммунистов, включая и Радека, когда тот был арестован в Берлине в 1919 году. Тем не менее теперь он также стал предметом насмешек со стороны коммунистической прессы.
С того момента как европейские социалисты принялись защищать находившихся в опасности российских социалистов, а коммунисты, расценив это как нападки на себя, ответили контрдействиями, стало очевидным, что предстоящий процесс приобретает международное значение и будет направлен не только против российских социалистов, но и против социалистов вообще.
Анонимный русский корреспондент сообщал в газете «Голос России» о речи Зиновьева перед петроградскими коммунистами, в которой тот говорил, что первоначально ЦК РКП (б) не собирался устраивать процесс. Это было якобы ему поручено Берлинской конференцией, и поэтому коммунисты постараются нанести полное моральное поражение ПСР и ее защитникам во Втором и Венском Интернационалах.
К этому времени переговоры, которые велись между тремя Интернационалами относительно единого фронта, закончились полным провалом. Вследствие этого зарубежные защитники социалистов-революционеров с трудом могли рассчитывать на дружественный прием в Москве.
15 мая представители Второго Интернационала бельгийцы Вандервельде и Ваутерс встретились с Розенфельдом и Либкнехтом в Берлине. Четверо защитников передали советскому представителю в Берлине Николаю Крестинскому протест по поводу враждебности, проявленной к ним в коммунистической прессе. Затем они выехали в Россию.
Ночью 24 мая они пересекли границу в Себеже. На станции Себеж и на следующих станциях западных социалистов встречали группы демонстрантов. Агрессивные люди оскорбляли их, на одной из станций прозвучал револьверный выстрел и пуля разбила окно купе, в котором ехал Либкнехт. Гневную реакцию путешественников усиливал тот факт, что поезд, предоставленный им советским властям, был совершенно пустой. 25 мая, когда они прибыли в Москву, на перроне их встретила демонстрация из нескольких тысяч человек. Они несли лозунги такого содержания: «Долой предателей рабочего класса!», «Братоубийца, братоубийца, где твой брат Карл!» и «Позор адвокату убийц своего брата, Карла Либкнехта!» и распевали стишки типа «Жаль, друзья, что мы не можем вздернуть Вандервельде здесь же». Толпа прорвалась через милицейский кордон, когда адвокаты покидали станцию, и им лишь с большим трудом удалось добраться до ожидавшей их машины. Розенфельд, которому один из демонстрантов плюнул в лицо, был готов утверждать, что демонстрация была организована не кем иным, как Бухариным, освиставшим их из толпы.
Зарубежных адвокатов привезли в Воронцовское имение, расположенное в 12 километрах от центра Москвы; в центре города им был предоставлен офис. Свобода передвижения гостей была несколько ограничена, и охрана никогда не покидала их. 27 мая они посетили Наркомат юстиции с целью урегулирования формальных вопросов защиты. Было подписано заявление о том, что они приехали в Москву единственно с целью защищать обвиняемых социалистов революционеров, но не для политических демонстраций. Поэтому они опротестовывают кампанию, организованную прессой против них и обвиняемых, и просят советское правительство положить этому конец. Нарком Курский отклонил их протест: в Советской России нет свободы печати в буржуазном понимании; пресса служит интересам рабочего класса, и поэтому советское правительство не видит смысла ограничивать ее деятельность. С его точки зрения, заявление, сделанное зарубежными адвокатами, было не чем, иным, как «продолжением и дальнейшим усилением их политической кампании против русской революции, окруженной со всех сторон мировым империализмом».
Адвокатам было разрешено ежедневно посещать Лефортовскую тюрьму, чтобы обсуждать вопросы защиты с двадцатью двумя подсудимыми, которые пригласили их в качестве своих адвокатов. Основным оратором от группы подсудимых выступал Абрам Гоц. Эсеры приветствовали западных социалистов как политических союзников, но прояснили тот факт, что не считают своей задачей препятствовать смертному приговору — это не имеет для них первостепенного значения. Социалисты-революционеры не принимают за большевиками право судить их, и поэтому во время суда они собираются скорее нападать, чем защищаться, то есть самим выступать в роли обвинителей. В этом процессе они видят возможность для политической борьбы против большевиков.
Процесс, длившийся с 8 июня по 7 августа, проходил в Колонном зале Дома союзов в Москве. В ходе первых дней процесса суд и западные адвокаты конфликтовали по процедурным вопросам из-за различной интерпретации подписанного в Берлине соглашения. В первую очередь обвиняемые и их защитники заявили, что суд не удовлетворил их справедливые требования, так как полностью состоит из членов коммунистической партии. Суд, конечно, отклонил как чуждое советскому строю утверждение, согласно которому правосудие должно стоять над классами.
Защита выразила еще протест относительно того факта, что осужденным было предоставлено лишь несколько входных билетов в здание суда: по мнению защиты, это наносило серьезный ущерб гласности процесса. Протест также был отклонен.
Третий вопрос, поставленный на обсуждение обвиняемыми и их адвокатами, касался сферы деятельности защиты. Суд отвел кандидатуру четырех меньшевиков, изъявивших желание участвовать в защите. Суд объяснил, что отклонил их кандидатуры на том основании, что они не пользуются доверием суда. Суд также отказался предоставить защите право допуска к документам государственных архивов, как это было позволено обвинителям.
Относительно вопроса, ограничивает ли берлинское соглашение действия суда, Вандервельде заявил, что представители государства, которые не понимают смысла разделения законодательной, исполнительной и судебной властей, вряд ли могут настаивать на том, что это соглашение не ограничивает суд.
Расхождения во мнениях относительно берлинского соглашения достигли апогея, что фактически и послужило причиной для этого заявления. Суд не мог или не хотел вовремя обеспечить защиту официальными стенограммами предыдущих заседаний. Обвиняемые не имели возможности понять ход процесса без стенограмм, и поэтому просили разрешения делать свои собственные записи. Суд отказал им под предлогом, что в зале суда нет места для «лишних» стенографистов. Вандервельде, опираясь на берлинское соглашение, от лица Второго Интернационала повторил свое требование, чтобы представители Интернационалов получили право вести стенограммы в ходе судебного разбирательства. Но и это требование также было отклонено судом. При обсуждении этого вопроса Бухарин зашел так далеко, что заявил о полной недействительности берлинского соглашения.
К концу первой недели процесса западные адвокаты стали сомневаться в целесообразное™ их присутствия на нем. Каждый запрос от лица защиты отклонялся. Суд систематически лишал обвиняемых и их защитников права голоса. Западные адвокаты были зажаты в угол и деморализованы. Публика издевалась над ними. Их забрасывали гнусным» резолюциями фабрик и институтов, вручавшимися им прямо в зале суда. Люди типа Жака Садуля регулярно именовали Вандервельде «королевским министром». Бухарин постоянно называл Второй Интернационал «желтым». Когда Вандервельде, который вообще плохо слышал, из-за шума в зале не разобрал требование председателя Ревтрибунала Пятакова прервать свою речь и продолжал выступление, суд пригрозил удалить западных адвокатов из зала, в случае, если подобное поведение будет продолжаться. Один из «адвокатов»-коммунистов недвусмысленно намекнул, что им было бы лучше уехать.
Утром 14 июня адвокаты-социалисты встретились с обвиняемыми, считавшими, что защитникам не следует более потакать этой «пародии на правосудие» своим присутствием. После дневного заседания суда, на котором западные защитники не появились, они вновь встретились вместе, чтобы выработать постановление. Затем последовало довольно эмоциональное расставание, во время которого социалисты-революционеры в знак солидарности со своими защитниками исполнили «Интернационал».
В выработанном постановлении западные адвокаты перечислили те пункты берлинского соглашения, которые, по их мнению, были нарушены: 1) суд не принял четырех защитников; 2) защита не получила право вести стенограммы; 3) суд вынудил западных адвокатов отстраниться от участия в процессе; 4) некоторые коммунисты-участники провозгласили, что берлинское соглашение не влияет на действия суда и, более того, вообще недействительно. Однако адвокаты констатировали, что они, несмотря ни на что, продолжают защищать интересы подсудимых и будут действовать согласно их пожеланиям, в тот же вечер обвиняемые передали трибуналу постановление, в котором говорилось о том, что изложенные их адвокатами аргументы имели свое основание. Эсеры считали, что присутствие западных адвокатов гарантирует им уважение их прав. Теперь, когда оказалось, что это не так, они подтверждают, что одобряют решение своих адвокатов сложить свои полномочия.
Рассмотрев постановление, расценивавшееся как политическая демонстрация, суд пошел на единственную уступку; защита может делать свои собственные стенограммы. Разрешение стенографировать было дано управлением судебного кабинета, а не самим судом, и председатель дал особые указания отвечать на все вопросы, которые защита будет иметь по процедуре ведения стенограмм. Но эти уступки были, естественно, недостаточны для западных адвокатов. Вопрос о стенограммах стоял для них на последнем месте. Им было необходимо знать, имеет ли берлинское соглашение юридическую силу или нет. Ответ на этот вопрос был особенно важен, так как от этого зависела жизнь обвиняемых. Однако трибунал отказался разговаривать на эту тему. Он повторил, что нет смысла ссылаться на берлинское соглашение, и поэтому все вопросы должны решаться советским правительством.
После всего этого западным адвокатам оставалось только покинуть Советскую Россию. Довольно неожиданным явился тот факт, что коммунисты приложали все возможные усилия, чтобы предотвратить этот отъезд, и социалистам удалось добиться виз для выезда лишь после 24-часовой голодовки. 19 июля они выехали из России. Однако зарубежные адвокаты-социалисты продолжили свою работу. «Мы и по сей день остаемся защитниками социалистов-революционеров», — писал Вандервельде.
7 августа двенадцать подзащитных из первой группы «непримиримых» были приговорены к смертной казни.
Но критика, которую западные социалисты высказали относительно событий в Москве, не осталась безрезультатной. «Да, она должна быть принята, — заявил Бухарин меньшевику Николаевскому в 1936 году в Париже. — Вам, социалистам, удалось в начале двадцатых поставить всю Европу на ноги и сделать приведение приговора в исполнение невозможным».
Публичные и печатные протесты таких мировых деятелей, как М. Горький, А. Франс, Р. Роллан, Г. Уэллс, Б. Шоу, М. Кюри, А. Эйнштейн, Ф. Нансен и многие другие, сделали свое дело. ВЦИК приостановил смертный приговор. Справедливости ради надо отметить, что даже некоторые западные коммунисты присоединились к протестам европейской общественности.
Процесс 1922 года заставил западных социалистов столкнуться с реальной ситуацией в Советской России. Условный смертный приговор нарушал берлинское соглашение, и даже Венский Интернационал был в конечном счете уверен, что единый фронт социалистов и коммунистов невозможен. С Другой стороны, возобновление дружественных отношений между Вторым и Венским Интернационалами в мае 1923 года привело к созданию единого Социалистического рабочего Интернационала в Гамбурге, преемником которого является современный Социнтерн.
1. Письмо подсудимых эсеров к Вере Фигнер в день ее 70-летия
Дорогая Вера Николаевна, Прикованные к скамье подсудимых, защищая те же самые идеалы, за которые Вы боролись всю жизнь, мы шлем Вам наши самые горячие приветы. Ваш образ вдохновлял наши первые шаги на революционном поприще в дни юности, Ваш при мер стоит перед нами в эти моменты нашей, может быть, последней схватки с противником. Нам не трудно выполнить наш долг социалистов и революционеров, ибо Вами и Вашими соратниками давно уже указано, как должно его выполнять.
7.VII.22 г Революционный Трибунал.
Е. Тимофеев, А. Гоц, Д. Раков и др. (ЦГАЛИ. Ф. 1185. Оп. 1. Д. 113. Л. 2)
2. Телеграмма А. Франса советскому правительству
Во имя человечества, во имя высших интересов всемирного пролетариата не прибегайте по отношению к Вашим политическим врагам к действиям, которые могут быть истолкованы как акт мщения. Вы можете таким образом нанести непоправимый вред великому делу освобождения трудящихся всего мира.
Анатоль Франс 17 марта 1922 года («Революционная Россия». 1922. № 19)
3. Последнее слово подсудимого А. Р. Гоца*
Еще несколько часов, и отойдет в даль прошлого и этот эпизод огромной политической тяжбы между партией С.-Р. и партией коммунистов, который тянется с начала революции…
С прокурорских скамей все возражения против нас заканчивались обычно одним торжествующим припевом, одним ликующим рефреном: «а победители — мы!». «Мы вас разбили в открытом бою, и теперь судим по праву победителя».
Я не знаю, насколько ценен подобный аргумент пред судом истории. История часто судит и жестоко судит победителей! Но в разрезе сегодняшнего дня этот аргумент звучит убедительно и полновесно.
И ему мы можем противопоставить сейчас только сознание своей морально политической правоты того дела, которому мы служим, которому мы отдали все свои силы, за которое мы боролись всю свою жизнь.
Да — увы! мы не заключили договора с победой, и в расплату за это нам остается заключить договор со смертью.
И мы выполнили все вытекающие отсюда обязательства с мужеством революционеров, умеющих смотреть смерти прямо в глаза.
Последнее слово подсудимого Е. С. Берга **
Я рабочий. Моя роль незначительна и случайна. Но я благодарю за честь, оказанную мне привлечением к этому процессу.
Казалось бы, что мне, как рабочему, после Октября место с вами; но я — старый рабочий: я сразу понял, что сулит Октябрь, и еще 18 апреля и 3–5 июля <1917 г.> мне было ясно, к чему ведут большевики; уже тогда в Петроградском Совете, на митингах и рабочих собраниях я не раз говорил о том, какую опасность для революции готовите вы…
Но, может быть, мы, старые рабочие Петрограда, столько лет говорили лишь от имени кучки рабочих, может быть, мы, беспрестанно боровшиеся за дело рабочего класса, — мы ошибались? Увы, нет. Советская власть всей своей дальнейшей политикой показала, что мы были правы. И даже Советы рабочих и крестьянских депутатов, моральный авторитет которых еще со времен 1905 года был так высок, что в трудовых массах никогда не могло родиться мысли о том, что кто-нибудь осмелится посягнуть на них, разгонялись вами, вашими штыками. Так были разогнаны Советы в Ташкенте, в Шуе, Совет крестьянских депутатов Московской губернии, Совет безработных в Калуге, Совет рабочих депутатов в Ярославле. Мало того, когда рабочие приходили к вам требовать хлеба — вы их расстреливали, вы их кормили пулями, так же хак 25–26 февраля 1917 г. их кормило пулями правительство самодержавного царя. Так было в Кинешме, Туле, Колпине… Но, может быть, для этого у вас были серьезные основания? Может быть, вы были правы, что своими выступлениями рабочие подрывали транспорт и продовольственную систему, вносили разруху в налаживающееся хозяйство? Посмотрим, как вы относились к простым политическим демонстрациям пролетариата. Вы на них также отвечали применением полицейской силы, отвечали пулями. Так была расстреляна 5 января < 1918 г. > в Петрограде и в Москве демонстрация в честь Учредительного собрания. Так в Сормове было разогнано вооруженной силой делегатское собрание рабочих всей поволжской промышленности. (Председатель: Эти факты вами не доказаны, они голословны.) Это исторический факт, и при желании вы найдете их подтверждение в архивах ВЧК. Я хочу сказать, почему мы, рабочие, не с вами. Если же вы не хотите слушать, то можете лишить меня слова…
Теперь о предъявленной мне статье. Крыленко, не найдя состава преступления, изобразил меня как элемент социально-опасный и заявил, что меня нужно изолировать, то есть попросту загнать туда, куда Макар телят не гонял. Я постараюсь выяснить свою социальную сущность. С 15 летнего возраста я поступил рабочим на завод и покидал его лишь тогда, когда чья либо насильническая рука вырывала меня из стен заводов и бросала в тюрьму или посылала в ссылку. В 1905 и 1917 годах я был членом Совета рабочих депутатов, вплоть до того дня, когда вы меня арестовали. Я всегда был в рядах рабочих. 9 января 1905 года я был среди рабочих, которых расстреливал царь, а 5 января 1918 года я был в их рядах, когда нас расстреливали вы. 20 лет я имею честь состоять членом партии С.-Р., и своего партийного знамени я никогда не сверну.
Последнее слово подсудимого С. В. Морозова***
К вашему приговору, который вы собираетесь вынести, вернее, которым уже вынесен Центральным комитетом вашей партии, я отношусь с глубочайшим равнодушием, чтобы не сказать презрением. В своей работе при царизме я никогда не руководствовался тем, что мне грозит за мою работу, не делал того же и при большевизме. Вашим врагом я был, есть, им и останусь. И если мне суждено еще быть на воле, мои небольшие силы будут отданы тому же делу, которому я служу уже 15 лет: делу освобождения трудящихся, на борьбу за свободу народа, против вас, его угнетателей и поработителей.
(«Революционная Россия». 1922. № 21—22)
4. Из статьи К. Каутского «Московский суд и большевики»
Как героически возвышаются фигуры подсудимых, мужчин и женщин, и какое отвратительное и жалкое моральное разложение являет свора, жадно требующая их крови, их оскорбляющая и преследующая их жестоко, чтобы насладиться их муками…
Обвиняемые с.-р. спасли честь социализма, которую большевизм попрал ногами. Имена Гоца, Тимофеева и их товарищей запечатлеются в сердцах рабочих всего мира, всех без различия партий…
Этот процесс проигран большевиками. Не подсудимые, а обвинители, судьи и их наемники вышли из этого процесса осужденными в глазах России и за пределами ее.
(«Двенадцать смертников». Берлин, 1922. С. 11 — 14) Публикация и комментарий Я. В. Леонтьева)
* А. Р. ГОЦ (1882-1940) — прямой наследник самой известной в России чаеторговой фирмы Высоцких; член ЦК ПСР; за участие в первой русской революции отбыл восемь лет каторги; в 1917 г. один из руководителей Петроградского Совета и ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов; после октябрьского переворота возглавлял антибольшевистское восстание юнкерских училищ в Петрограде; умер в заключении.
** Е. С. БЕРГ (1877 — 1935) — рабочий-электрик; председатель петроградского Собрания уполномоченных фабрик и заводов — оппозиционного большевикам рабочего движения и первой половине 1918 г.; умер в ссылке.
*** С. В. МОРОЗОВ (1888 — 1923) — рабочий, участник, баррикадных боев на Красной Пресне о декабре 1905 г.; дважды приговаривался к каторге; входил в Московское бюро ЦК ПСР (1918), затем был избран в состав ЦК (1919); в декабре 1923 г. покончил жизнь самоубийством в Лубянской тюрьме, вскрыв себе вены. Своей жертвой Морозов привлек снова внимание мировой общественности к судьбе эсеров-смертников, ставших заложниками коммунистического режима. Вскоре после этого, 14 января 1924 г., ВЦИК пересмотрел приговор Революционного трибунала и заменил его Тюремным заключением.