Август, облученный Октябрем
Пожалуй, годовщина августовских событий 91-го останется самостоятельной вехой истории. Со временем виднее результаты, а именно ради результатов всегда только и стоит стараться.
Так каковы же результаты? «Нью-Йорк Таймс» сочла возможным озаглавить предъюбилейную статью своего московского корреспондента так: «Команда Ельцина у руля буксующей реформы». Да и саму команду назвала «буксующей».
Однако без паники, господа! Должны же существовать познаваемые причины подобного оборота дел — более глубокие и сильнодействующие, нежели, допустим, семь пятниц на иной неделе у президента или сумасбродство спикера парламента. И вот вопрос: не поторопились ли мы наименовать время, в котором сегодня живем, «посттоталитарным»? В эти знаменательные дни российская демократия должна посмотреть правде в глаза. Была славная победа, но она не вынесла Россию за пределы укорененного в ней тоталитарного образа. Мы не после, мы все еще внутри него. Профессор экономики Гарвардского университета Маршалл Голдмэн вернулся в Соединенные Штаты после очередного посещения Москвы и сказал: «Я был весьма разочарован. Получается, что Россия как бы испытывает главные недостатки капитализма без его преимуществ». Уважаемый профессор ошибается: капитализм тут ни при чем.
Поскольку год после августа не открывает календаря новой истории России, а, скорее, продолжает историю советского периода, первая годовщина августовской победы смыкается, в сущности, с 75-й годовщиной октябрьского переворота. Тяжелая заскорузлая ткань октябрьской подосновы неумолимо деформирует кружевные выкройки едва начатых реформ. Юбилей-младенец никак не может отвязаться от юбилея-старца.
Предводитель парламентской фракции «Промышленный Союз» Юрий Гехт учинил под самые праздники съезд так называемых товаропроизводителей. Цель была ясна: произнести такие военно-коммунистические заклинания, чтобы советское российское производство именно товарным никогда не стало. (Даже Аркадий Вольский, по роду своих начинаний как бы близкий к гехтовскому собранию, сильно возмутился). Ладно бы возникали только анпиловцы и другие «наши», скажем, из газеты «День» или из палаток на проезжей части городов. Как говорится, и козе ясно, что их «духовная оппозиция» — не более чем барабанная дробь марширующих октябрят. Нет загадки и в новоявленных фюрерах из профсоюза милиции Санкт-Петербурга, вступивших в преступную связь с ошалевшими от властострастия национал- штурмовиками. Это все на поверхности, лоб в лоб.
Но столкновение гораздо глубже, «хитрее». Октябрята потаенно шагают, пожалуй, во всех августовских колоннах, живут чуть ли не в каждом из нас. В том числе в официальном авангарде этих колонн. Когда спикер парламента пускается в поход против свободы печати, он вскидывает чисто октябрьский штык против наиважнейших августовских завоеваний. Когда некоторые народные депутаты «вдруг» обнаруживают необычайную алчность, расталкивая друг друга, бросаются на захват заветных кабинетов (с прилагаемыми благами), то они, конечно, с восторгом приветствуют августовскую победу 91-го, поскольку через нее именно им открылась возможность запрыгнуть вне очереди на вершину иерархической пирамиды, заложенной октябрем 17-го. Герои Августа с ментальностью Октября, они празднуют тот и другой юбилей одновременно. Но больше тот. Если само правительство реформ продолжает заботиться лишь о том, как набить бюджетный мешок государства, из которого подкармливать прожорливых галчат из «директорского корпуса», то, стало быть, в нем тоже затаились октябрята — бравые ребята, марширующие в рынок по протоптанной тоталитарной тропе.
Наконец, население: бывшие «винтики», получившие от властей уведомление о своей свободе. Им бы и «ввинтиться» в эту объявленную свободу, да оказалось — не та резьба. Подходит лишь для старых гнезд, проделанных в прежней казарме.
Таким образом, не столько юбилейные торжества у нас нынче, сколько забота: как выходить первогодка.
Источник нашего юбилейного оптимизма мог бы определяться закономерностью, в силу которой птенец, когда подходит время, проклевывает яичную скорлупу и выбирается на волю. Со «скорлупой» замкнутых общественных систем в конце концов происходит нечто подобное. В том-то и дело, что на переходных рубежах истории можно отступить, но уже можно и переступить. Главное — отечественная тысячеверстная «берлинская стена» начала разваливаться, и появились свободные взаимодействия.
Впечатляющий пример — совместная работа нижегородской администрации с группой Григория Явлинского. Внутри обычных наших порядков оказалось возможным необычное. Зерном запаслись, от дефицита наличности избавились, процедуру вступления граждан в собственность и предпринимательство предельно упростили… Что же — рыночная цивилизация в отдельно взятой области, без российского целого? Нет, отработка алгоритма для целого.
Катит вал тревожных сигналов, но пошел и поток опровержений мрачных пророчеств. Сколько стенаний о хлебе! А урожай в этом году лучше прежнего, и зерно пошло, если не государству, то на открытый рынок, обильнее прежнего.
Согласно известному афоризму, пессимист — это хорошо информированный оптимист. Нс исключено, что хорошо, добросовестно информированный пессимист начнет превращаться в оптимиста.
Неповоротливость, сбивчивость хода наших реформ многих бесит. Видимо, невыносимость долгого ожидания зримых результатов в масштабных процессах — от краткости наших индивидуальных жизней. Но придется учиться соизмерять свои личные притязания со сроками, отпущенными каждому из нас всевышним.
Не все сразу, господа. И побольше жизни!