Реформа: продолжение все еще следует?
Надо признать: сверхжесткий каркас правительственной стабилизационной программы смягчен сегодня самим Кабинетом даже в большей степени, чем некоторые ожидали. Обещанные кредитные вливания в экономику вкупе с указом Ельцина по агропрому несут в себе немалый инфляционный риск. Однако риск повальных банкротств, вызванных нехваткой платежных средств, еще выше. Выбор был очевиден. И, казалось, высокий съезд этим удовлетворится. Судя по словам Ивана Рыбкина, сопредседателя фракции «Коммунисты России», коррективы, внесенные президентом в хозяйственную схему, устроили даже самых активных оппозиционеров.
Но уже пару дней спустя политэкономическая интрига обострилась. Отказавшись от фронтальных атак (вопрос о доверии правительству). Съезд российских депутатов принял «Постановление о ходе экономической реформы». Документ, конечно, интересный, ибо если следовать ему буквально, стремясь выполнить бесчисленные требования депутатов, то экономика рухнет, не пройдя и нескольких шагов. Однако сформулированы они столь расплывчато, что дают правительству весьма широкий простор для толкований. Хотя некоторые пункты выглядят угрожающе.
В частности, срок до ближайшей «разработки» с правительством определен всего в три месяца. Вряд ли Кабинет мог испытывать энтузиазм от того, что его намерены подвесить на столь короткой ниточке. Еще одно, вполне конкретное требование: «выравнивание» (также в стремительном темпе) зарплат в производственной и непроизводственной сферах. И, наконец, излюбленное агропромовское «дай», без которого никогда не обходилась советская власть (а теперь не может и постсоветская): больше ассигнаций хороших и разных. Еще больше, чем только что обещал АПК президент.
Поскольку депутаты, по усвоенной традиции, не обременяли себя проблемами калькуляции и не озаботили этим даже парламентских экспертов (они пришли в ужас самостоятельно), правительство взяло эту неблагоприятную задачу на себя. Вышло, что два упомянутых пункта тянут на триллион с лишним неизвестно уже каких денежных единиц. Настоящие крезы, по крайней мере, знали, где спрятаны их сокровища. Наши же съезды собирают исключительно таких, которые всегда уверены, что богатства есть, но никогда не знают, где они лежат. Роль кладоискателя поручалась обычно правительству. Но нынешнее от неё отказалось.
В принципе кабинет мог бы согласиться и на такие правила игры, формально приняв все к исполнению, а в действительности сведя эти разрушительные финансовые фантазии на нет. Но из ответа Гайдара на соответствующий вопрос следовало: да, правительство могло бы это сделать, но хочет играть в открытую. Однако дело не просто в характере «игры». Заявив о своей возможной отставке, правительство, судя по всему, хотело добиться более решительной поддержки реформ, покончить с двусмысленными отношениями с представительной властью (или мы действуем, или берите ответственность за экономические итоги на себя) и — может быть, самое важное — услышать в этот критический час однозначное «да» своего президента.
Желание, надо признать, естественное. Хотя в членораздельной форме никакого курса, альтернативного нынешнему, на съезде сформулировано не было, жаркое антирыночное дыхание заполняло кремлевские своды. Долго в этом зале высидеть правительству было трудно. Но еще труднее приступать после такого напутствия к тому, к чему придется так или иначе приступать…
Анализируя депутатские требования, Кабинет сделал вывод, что при их выполнении о стабилизации финансового положения в 1992 году не может быть и речи. Это справедливо на «двести» процентов. Но тем самым правительство вновь берет на себя 'обязательство решить эту задачу в подобные сроки. А они выглядят вес менее реальными. И, честно сказать, не очень понятно, почему на них так непременно нужно настаивать.
Если речь идет об известном графике, согласованном с международными финансовыми организациями, то, во-первых, он в любом случае уже не может выдерживаться хотя бы только из-за проблемы нефтяных цен. Во-вторых, наши партнеры вполне могли удостовериться (лучшей иллюстрации, чем съезд, не требуется), сколь высока волна антиреформации, чтобы в этот самый момент начать отказывать реформам в поддержке.
И, в-третьих, не только Запад, но и само правительство имело возможность убедиться: экономические законы действуют везде и всегда, но не с равным эффектом, который искажается внеэкономическим влиянием.
Отечественные предприятия устанавливают и потом удерживают суперцены отнюдь не на уровне платежеспособного спроса на их товар (как это «положено») и даже не на уровне, покрывающем издержки, а в прямой зависимости от своей уверенности, что их закрытия все равно не допустят, а вызволят, помурыжив, субсидиями и льготными кредитами. Подтверждение чему они фактически получили и от нынешнего правительства. Более того, на сегодня оно и не могло бы поступить иначе, если всерьез думало проводить реформы дальше…
Этих кредитных щей погуще влей. Кабинет, естественно, хотел бы пожиже (только успел вычерпать, а тут опять вливать) и к тому же «адресно», эффективным предприятиям. Но где это видно, чтобы запущенные вручную, даже самой ответственной комиссией, десятки и сотни миллиардов попадали «по адресу»? С другой стороны. и такого рынка, чтобы мудро делал это сам, сейчас нет. Надо смириться: предстоящая кредитная эмиссия будет не только погашать долги безгрешных, но и вовлекать в грех инфляции. Как и неизбежное скорое повышение зарплат и пенсий. После чего наступит черед нефтяных цен. И все это на коротком временном отрезке. Про осень с ее сельхозценами говорить сегодня не будем… Если правительству удалось бы в таких условиях хотя бы не дать инфляции разогнаться до безмерных величин, а контролировать ее, пусть на высоком уровне, — это уже было бы огромным достижением. Однако зачем при этом настаивать, что с инфляцией у нас сегодня «все в порядке»?
Все или почти все, что делается и предстоит делать в ближайшем будущем, имеет «непопулярный» характер. И все же остается загадкой, почему Кабинет упорно не позволяет себе ни одного «популярного» шага. Еще до отпущения цен им могла бы стать быстрая продажа в полную собственность и по символической цене (1 — 2 тыс. руб.) пресловутых шести и двенадцати «соток», которыми владеют десятки миллионов семей, защитивших бы как минимум свои скудные накопления от обесценки и слухов «про денежную реформу». Это могла бы быть и компенсация вкладов. Не в той чудовищной формулировке, ходившей поначалу на съезде (индексация вкладов в соответствии с ростом цен, да еще, кажется, задним числом) и означавшей для экономики финансовую Хиросиму мощностью в 2 — 3 триллиона рублей. А в виде частичной компенсации вкладов с правом использовать ее в приватизации собственности (тем более что все равно собираемся открывать осенью приватизационные счета граждан). Решение, имеющее, как водится, и негативные последствия, и все же в стократ более выигрышное в условиях растущего социального напора…
Не получится пройти яко по суху. Но мы вообще рискуем утонуть, если будем признавать нужду в компромиссах лишь в канун высоких съездов. И даже если на наши головы не посыпятся пеплом триллионы и квадрильоны, выпушенные на волю радетелями о народном счастье, в любом случае от самых заветных замыслов придется еще не раз отступать. До той, разумеется, черты, за которой все движения теряют свой смысл.