Власть и общество
Нельзя допустить их противостояния
Значительной частью общества сейчас овладело настроение тревоги и неуверенности. Послеавгустовская эйфория сменилась тем ощущением, которое Булат Окуджава в свое время выразил известной строкой: «…а в нашем доме пахнет воровством».
Это ощущение проявляется по-разному. Недовольные толпы блокируют транспортные магистрали, пикетируют административные здания, идут на профсоюзные или неокоммунистические митинги. По-своему формулирует его пишущая и электронная пресса всех цветов и оттенков.
Нелепо пытаться представить все подобные события только результатом происков «бывших». Как это ни печально, необходимо признать, что есть достаточные основания для появления бранной клички «дерьмократы».
Последние недели и дни дали основания говорить о проявлении в политической жизни России сущностных черт, заставляющих по-иному характеризовать суть переживаемого нами периода российской истории. Суть состоит в том, что бывшая советская власть (политическое господство государственной бюрократии, партийно-хозяйственной номенклатуры), колебавшаяся с апреля 1985 года, вновь утвердила свои позиции отчасти руками новых, но в основном все тех же прежних представителей социального слоя, который М. Джилас когда-то назвал «новым классом». Кризис общества зримо углубляется, а власть при этом (хотя внутренний раздел и передел ее продолжаются) относительно укрепляется и «стабилизируется» — образно говоря, обрастает жирком.
Вместе с тем в сегодняшней общественно-политической ситуации в России, как, впрочем, почти всегда, очень много неясного. В стране по-прежнему нет отчетливо структурированного гражданского общества и соответственно четко оформленных политических партий, выражающих осознанные интересы тех или иных значительных социальных групп. Как результат — отсутствует и «партия власти» в обычном смысле этого термина: одни правящие структуры зачастую действуют, не ведая намерений других или вопреки им, так что очень трудно говорить о каком-то общем курсе властей, который можно было бы поддерживать или, напротив, которому следовало бы оппонировать. На первый план в политической жизни выводят отдельные личности, не опирающиеся на сколько-нибудь подробные программы и имеющие социальную опору лишь в той мере, в какой сумели эффективно апеллировать к здравому или нездравому смыслу отдельных категорий населения.
Конечно, с 1985 года по сей день мы стали свидетелями и участниками не только формальных подвижек в общественно-политической жизни на территории бывшего СССР и России. Действия Верховного Совета РФ и всей системы представительной власти серьезно отличаются от действий их предшественников и в значительно большей мере подвержены влиянию электората. То же относится и к средствам массовой информации. Но главное, принципиальное изменение — видимая перемена целевой установки властных структур: мы больше не строим коммунизм, а созидаем нечто пока не вполне ясное, декларируя при этом возврат в мировую цивилизацию. Вместо «марксизма-ленинизма» государственной идеологией объявлены демократические ценности и свободный рынок.
Однако и тут конечный результат может оказаться угодным правящей бюрократии.
Характер отношений власти и общества как отношений противостояния мало изменился. Власть по-прежнему не является продолжением общества. Более того, теперь можно достаточно уверенно сказать, что повсеместно разворачивается номенклатурный реванш, а команда президента в правительстве и Верховном Совете явно пытается совместить реформу с контрреформой. Случается, президент и Президиум ВС принимают решения, не совместимые с их же собственными заявлениями, с демократическими ориентирами и конституционными правилами.
Одно из таких решений, например, касается сокращения приходной части госбюджета на 25 миллиардов рублей за счет сокращения налога на добавленную стоимость. Пробивая подобную «дыру» в бюджете, утвержденном Верховным Советом, власти демонстрируют пренебрежение законами, готовность, как и до «перестройки», игнорировать азы парламентаризма. Вполне в традициях командно-административной системы выдержан февральский указ президента, где идет речь о борьбе с монополизмом. Монополии ограничиваются и запрещаются, им предписывают нормы поведения, вместо того чтобы предложить действенную программу стимулирования конкуренции. А как номенклатура умеет обходить любые запреты, мы хорошо знаем.
Другой пример из того же ряда — решение Бориса Ельцина об ограничении рентабельности торговли. Вполне возможное как частное, при условии обсуждения и утверждения его Верховным Советом, а также при четком указании на его временный характер и на его принципиальное противоречие духу реформы, данное решение, принятое так, как оно принято, становится не парадоксальным инструментом поддержки реформы, а заурядным и хорошо известным по прежним временам средством спасения власти ради власти — любой ценой.
Рыночная доктрина российского руководства обретает знакомые признаки «очень регулируемого рынка». Первый вице-премьер Геннадий Бурбулис подписывает распоряжения фактически о переименовании монопольных монстров-министерств в монопольные монстры-концерны и ассоциации. К свободному рынку, к цивилизации мы, следовательно, продолжаем двигаться проверенным за семь с лишним десятилетий Советской власти путем — путем такого государственного монополизма, который истребляет любую свободную конкуренцию и остается кормушкой все для той же (или слегка обновленной) номенклатуры.
Российское общество устранено от принятия решений по социально-экономическим преобразованиям страны. По-прежнему власти ограничиваются упоминаниями способного на такие решения среднего класса, почти ничего не делая для его формирования. Не выполняются важнейшие условия создания широкого слоя собственников: фактически не проводится аграрная реформа, заторможена приватизация. Между тем, пока в России нет мощного среднего класса, способного реально избирать и контролировать власть, противостояние общества и власти будет продолжаться, а их интересы неизбежно останутся несовпадающими. Общество, состоящее в большинстве своем из наемников, в условиях монополии госсобственности недемократизируемо, более того: вектор его развития тоталитарный.
Ныне у государства нет средств для поддержания минимально необходимого жизненного уровня у всего народа. Но есть возможность дать ему надежду стать наконец-то хозяином своей страны, владельцем национального достояния, что уже само по себе активизирует производительную деятельность людей, а значит, улучшится их жизнь. При этом — не входя в бесперспективную борьбу, в противоречие с многовековой уравнительской психологией народа, с его мечтой об обществе социальной справедливости. Этого можно добиться установлением перед входом в рыночную экономику стартового равенства граждан по отношению к национальному богатству. Стартовое равенство не исключает материального неравенства людей в дальнейшем, возникающего на трудовой основе, с чем большинство будет мириться. Потому как такое неравенство не вызывает у людей агрессивно-дискомфортного состояния души, но инициирует соревновательные импульсы.
Что для этого нужно делать? Стержневая проблема здесь — приватизация в пользу каждого, то есть соучастие буквально всех без исключения граждан в общественной собственности, или же, говоря иначе, сособственничество через акционирование всего национального богатства.
Если взглянуть на действия и бездействия команды Ельцина после обретения ею реальной власти или, более узко, после августа прошлого года, то многое в них, кажется, не поддается объяснению. Можно вспомнить затяжное отсутствие политической практики со стороны президента непосредственно после августовских событий. Отметить его пассивность в решении внутрироссийских проблем, в первую очередь национально-государственного устройства, притом, однако, что представители администрации угрожали предъявить соседям территориальные претензии. «Самостоятельную ценность» имеют высказанная позиция Верховного Совета России по Крыму, а также заявления президента, касающиеся немецкой автономии, обещания «вольной торговли» самолетами представителям ВПК в Ульяновске. Наконец, нельзя не упомянуть и о декларациях по поводу российского монопольного права на Черноморский флот.
Взятые вразброс, эти поступки дают основания только для персональной критики Президента РФ. Если мы будем, однако, рассматривать их исходя из эволюции власти как социально-политического института, то все становится понятным: вновь, как до 1985 года и после, власть занята собственным спасением.
«Красно-коричневые», пытающиеся притянуть к себе вице-президента, пока еще малосильны и могут стать подлинной угрозой для российской демократии лишь в перспективе (если мы окажемся не в состоянии предложить демократическую альтернативу нынешней администрации). Сегодня из демократии делают камуфляж уже реально стоящие за А.Руцким генералы и маршалы ВПК — как в мундирах, так и в цивильном. Другая номенклатурная группа подпирает амбиции Р.Хасбулатова, третья — всеобъемлющие чаяния Г.Бурбулиса, но все хотят только одного — сохранить за собой власть, а то и заглушить потоком верхушечных решений живые ростки демократии. И все эти силы с разной степенью откровенности пытаются эксплуатировать «русскую (а точнее, великодержавную) идею», только в ней находя панацею для спасения авторитета власти. Подобное положение тем более опасно, что при некоторых условиях «дышащие в затылок» Б. Ельцину «красно-коричневые» могут и выйти во властные структуры (с той же «русской идеей») на плечах нынешних российских руководителей, пока еще пусть слабо, но контролирующих ситуацию.
Единственно приемлемым выходом для демократии в сложившихся условиях остается коренная экономическая реформа, глубокое преобразование отношений собственности в интересах и с участием большинства общества, а не только представителей власти и по их разумению. По сути, нынешняя администрация должна решить совершенно необычную задачу: создать условия для передачи большей части реальных рычагов экономического влияния от государства, от самой администрации обществу — частным лицам и их ассоциациям.
Чтобы те или иные правительственные и президентские начинания пользовались нашей поддержкой, мы снова должны подчеркнуть те условия, при которых такая поддержка возможна. Государственную политику необходимо лишить традиционной советской и российской таинственности в части подготовки и принятия важнейших решений; акцент в их освещении должен делаться не на пропаганду, а на максимально полное информирование общества и обеспечение обратной связи. Существенное условие доверия аппарату управления — его резкое сокращение, возобновление и ужесточение борьбы с привилегиями, закрытие, наконец, всех и всяческих пресловутых «спецсекций» и «спецмагазинов». Необходима полная гласность во всем, что касается доходов госслужащих (включая президента) и их образа жизни. Необходимо очищение властных структур от сотрудников и агентуры КГБ, от дискредитировавших себя функционеров КПСС. Должны быть опубликованы подробные биографии всех ответственных чиновников. Крайне необходимо принятие закона, исключающего участие госслужащих в коммерческих предприятиях.
В области практической политики, видимо, встает вопрос о созыве всероссийского учредительного собрания. Активная деятельность номенклатуры в нынешних властных органах, конфликт между представительной и законодательной властью при почти полном отсутствии равноправной судебной власти заставляют говорить о более решительном преодолении советского наследия в устройстве власти. В то же время подготовка учредительного собрания позволит легитимно решить и проблему окончательного, основанного на свободном волеизъявлении народов определения национально-государственного устройства Российской Федерации.
Однако прежде чем выдвинуть такой лозунг, необходимо очень тщательно взвесить свои силы, поскольку он автоматически ставит под сомнение легитимность теперешней власти, а это означает новую конфронтацию радикальных демократов с нынешними Верховным Советом, Съездом народных депутатов и правительством России. В сложившейся ситуации, когда власти демонстрируют недостаточную демократичность (или демократическую недостаточность), важно добиться возрождения на качественно новой основе такого мощного выразителя общественных интересов, как движение «Демократическая Россия».
Во-первых, «ДемРоссия» должна принять активное, решающее участие в проведении радикальной экономической реформы и в осуществлении мер социальной защиты населения. Во-вторых, необходимо усилить борьбу против реставрации номенклатурной бюрократической системы, против авторитарных тенденций нынешнего российского руководства. В-третьих, движение должно сохранить статус независимого общественного объединения демократических сил, пресечь попытки превратить его в придаток власти.
Движение должно активно готовился и к 6-му Съезду народных депутатов России, предложить содоклад от блока демократических фракций, поставить вопрос о вотуме недоверия А.Руцкому и Р.Хасбулатову, выдвинуть кандидатуру на пост спикера, подробно обсудив все эти вопросы в печати.
Видимо, следует более серьезно отнестись к идее «теневого кабинета», выдвинутой фракцией радикальных демократов в Верховном Совете. Думаю, что в предлагаемом сейчас виде она совершенно не реалистична. Чему собирается оппонировать затеваемый сейчас «теневой кабинет»? Какие реальные силы, интересы и программы будут за ним стоять?
Я полагаю, что идейным основанием для борьбы за возрождение движения «Демократическая Россия» как выразителя интересов формирующегося среднего класса должна остаться именно неоднозначность отношения к нынешним российским властям: поддержка их реформаторских действий и намерений, но противостояние контрреформистским тенденциям при собственной независимой позиции. Сейчас важнейшая социальная функция «ДемРоссии», если она готова оправдать свое название, — защита и укрепление демократических ценностей в еще слабо готовом к их восприятию российском обществе. Эту функцию, мне кажется, уместно сегодня сформулировать как принципиальную готовность к оппозиции.
Какими бы сложными ни были отношения внутри российского руководства, какой бы непоследовательной и противоречивой ни была политика федеральной администрации, интегральным выразителем такой политики остается первый Президент России. И, может быть, его самое серьезное упущение — типичное, на мой взгляд, для наших правителей (по крайней мере, начиная с 1917 года) — практически полное игнорирование фактора времени. Б.Ельцин легко оперирует оптимистическими оценками на отдаленную перспективу, полагая в связи с этим как бы неизбежными и благоприятные итоги развития страны в обозримом будущем. Между тем, как сейчас очевидно для любых реалистически мыслящих политических деятелей, если действительность опрокинет к концу нынешнего года радужные прогнозы президента (обещания стабилизации и едва ли не повышения уровня жизни массы россиян), то сегодняшнее руководство столкнется с глубочайшим кризисом доверия. Тогда действительно могут появиться очень существенные основания говорить об экстремистских сценариях, о «красно-коричневой» угрозе как о вполне реальных вариантах движения страны.
Чтобы сохранить возможность направлять события по менее болезненному пути, представители администрации, и в первую очередь сам президент, должны вести с обществом более предметный и откровенный диалог, обязательно называя реальные по срокам этапы движения к объявленным целям. Обещанный Б.Ельциным к концу года «свет в конце туннеля», конечно, довольно выразителен в качестве метафоры, но он может обернуться испепеляющим огнем, когда накануне следующего нового года россияне обнаружат, что их в очередной раз обманули, пусть даже невольно или исходя из благих намерений.
Что же касается движения «Демократическая Россия», то коль скоро оно пытается отстаивать интересы немалого числа сограждан, то должно не позволять властям забыть о реальном отсчете времени. А если время сметет тех, кто не считается с его требованиями, движение обязано быть готовым предложить конкретную и продуманную программу действий, чтобы нынешнюю неустойчивую ситуацию нс сменила новая диктатура, какой бы масти она ни была: «красная», «коричневая».
ОТ РЕДАКЦИИ, «МН» не во всем могут разделить оценку ситуации, а также программу, выдвинутую Юрием Афанасьевым, тем не менее опыт политической жизни последних лет доказывает, что его оценки происходящего и прогнозы почти всегда верны. И этому более чем достаточно примеров. Напомним о некоторых из них: — 24 августа 1989 года на съезде народных депутатов СССР Афанасьев негативно оценил итоги выборов в союзный парламент, заявив, что съезд «сформировал сталинско-брежневский Верховный Совет». — 22 октября 1989 года во время визита в Японию Юрий Афанасьев дал оценку происходящему в Союзе: «Перестройка зашла в тупик, и советское общество ввергнуто в состояние глубокого кризиса. Советский Союз пытается обновить здание, в то время как его необходимо полностью перестроить». — 29 марта 1991 после очередного крупного митинга демократов Афанасьев заключил: «У нас действительно нет иного выходя, как продолжать поддерживать Ельцина, поскольку ни одни другой руководитель не способен вести борьбу против абсолютной власти коммунистов». — 18 августа 1991 Ю.Афанасьев заявил, что 20 августа может оказаться для российского президента фатальным вторником, если тот не прислушается к предупреждениям радикалов. Его предположения оказались в очередной раз верны на 100 процентов. Именно поэтому мы сочли необходимым опубликовать эту статью члена совета учредителей «МН» профессора Ю.Афанасьева.