Алюминиевый процесс в Красноярске: у Советского райсуда своё понимание гласности
В понедельник в Советском районном народном суде Красноярска должно было продолжиться слушание дела по иску прокуратуры края о признании мнимыми и противоречащими государственным интересам сделок купли-продажи акций Красноярского алюминиевого завода (КрАЗ) между физическими лицами и МФИК «Русский капитал». Эта московская компания защищает интересы зарубежных фирм «Trans-CIs commodities» и «Trans world metals», а физические лица, продававшие «Русскому капиталу» акции, представляют менеджерский персонал КрАЗа.
При столкновении интересов столь мощных групп питать иллюзии относительно неукоснительного соблюдения закона красноярским правосудием вовсе не обязательно. И все же реальность превосходит ожидания. Само разбирательство скандальной и получившей международный резонанс истории, похоже, также претендует на незавидные лавры.
Судебное заседание в понедельник было перенесено с 11 на 14 часов. Зам. председателя Советского райсуда Виталий Пшеничников, выйдя в коридор, заявил мне, что на процесс я допущен не буду. О причинах такого решения председательствующий сказать отказался. Журналистке из газеты «Сегодня» (из репортеров нас было двое) присутствовать в судебном заседании было позволено, но без права записи на диктофон.
Ограничить права общества на получение информации о ходе процесса судья решил не внезапно, не 27 февраля, а с самого начала разбирательства. Первым делом он потребовал от журналистов предъявить удостоверения, хотя заседание — открытое, и на нем вправе присутствовать любой желающий.
Окончательно прессе указывают ее место 15 февраля. Из журналистов присутствую я один. Справиться, выходит, легче. Меня попросту удаляют с судебного заседания. Дождавшись окончания заседания, пытаюсь выяснить у судьи причины его поведения. В ответ он обещает вызвать милицейский наряд.
Советский народный суд, безусловно, самый справедливый суд на всем белом свете. Вот только кому следить за открытостью и гласностью в работе суда? Председателю краевого суда, прокурору края? Телеграммы о нарушении конституционного принципа гласности отправлены мной и им, и начальникам краевого отдела юстиции и правового управления. Ответа не из одной инстанции я не получил.
Наверное, нежеланию судьи видеть на процессе журналиста газеты, которая провела собственное расследование скандальной истории, существуют объяснения. Проведенная репортерская работа позволяет утверждать: прокурорская проверка оказалась поверхностной. Версия событий, прозвучавшая от представителя прокуратуры, заметно отличается от реального хода дел. Процесс же постижения истины в райсуде не менее любопытен и своеобразен, чем предмет разбирательства. Так, например, еще до рассмотрения дела по существу суд передал функцию истца от прокуратуры лицам, продавшим акции. В ответчиках же остался в одиночестве «Русский капитал».
Один из участников процесса заявил «Известиям»: «Запрет пользоваться диктофоном говорит о том, что судья боится протокола, видимо, чувствуя слабость знания предмета разбирательства. Ведь любой зафиксированный диктофоном промах может быть обращен против него. А за этим процессом следят очень многие. Принцип гласности — фундаментальный, отражен и в Конституции, и в ГПК. Его нарушение — это произвол судьи. Если с ценными бумагами по целому блоку вопросов — правовая пустыня, то этика судей, норма гласности судопроизводства, соблюдение процессуальных норм — четко регламентированы. Беда, однако, в том, что судьи порой сами не знают закона о своем статусе. Вам остается только посочувствовать — «против лома нет приема».
Итак, «Известия», с конца 1993 г. публикующие результаты расследования ситуации, сложившейся на сибирских алюминиевых заводах и вокруг них, сегодня в оскорбительной форме лишены доступа к одному из каналов информации по этому кругу проблем. Требований помолчать, сопровождаемых угрозами, в период подготовки статей об алюминиевой войне я уже наслушался. Однако возможности выбирать — «копать» дальше или «заткнуться» — меня никто никогда не лишал. Суду же, оказывается, можно не церемониться и, прилюдно оскорбляя журналиста, просто лишить информации.
По ходатайству ответчика в процессе взят 2-недельный тайм-аут.