Можно ли нам помочь
Гуманитарная помощь достаточно быстро заняла заметное место в повседневном быте Москвы и бывшего Ленинграда. Конечно, по масштабам страны ее было не так уж много, однако всю прошлую зиму молоко в столице было благодаря порошку из стратегических запасов Западного Берлина. А летом бундесовские продукты помогли обеспечить питание детишек в пионерских лагерях Подмосковья. И в эту зиму — сухое молоко для грудных детей, мясные консервы для школьников, продукты для яслей, многодетных семей и детских домов… И на фоне этого мрачные слухи о том, что все разворовывается, а «западные эксперты» делают вывод: примерно 80 проц. отправленных продуктов не доходит по назначению.
Наличие в коммерческой торговле товаров, аналогичных поступившим в рамках гуманитарной помощи, многих, в том числе и средства массовой информации, убеждает в криминальном их происхождении. Отсутствие же «показательных» разоблачительных процессов квалифицируется на обыденном уровне как следствие коррумпированности и преступной бездеятельности соответствующих органов.
Однако львиную долю помощи в коммерческие магазины сдают те, кому она была адресована. И нет ничего плохого, если старуха, инвалид, мать семейства продает консервную банку с яркой этикеткой и покупает то, что более необходимо, — молоко, хлеб, картошку или фрукты детям. В конце концов помощь адресована людям, и это их дело — думать, как ею распорядиться.
Впрочем, конечно, помощь, как и все остальное, что в нашей стране плохо лежит, воруют, но вопрос только, кто и в каких масштабах?
Потери при транспортировке гуманитарных грузов, несмотря на обилие слухов (чего стоит утка о расхищении якобы энцефалопатичной британской говядины в Мурманске), являются крайне незначительными. К примеру, для железнодорожных составов с помощью даже не предусмотрены 14 проц, на дорожные потери. Довозят практически все, хотя кое-что из грузов может «заблудиться», как контейнер для Ростова, застрявший в Санкт-Петербурге.
Большая часть грузов следует в контейнерах, которые если уж и воровать, то целиком, а это с учетом большого количества привлеченных работников правоохранительных органов, да еще и западных сопровождающих практически невыполнимо.
Йост Хассельхорн, руководитель московского бюро «Лацарус Хильфсверк», с августа 1991 г. курирующий доставку в рамках программы ЕЭС мясных консервов для школьников столицы, говорит, что обычно потери не превышают 1 проц. Кое-что себе иногда берут грузчики, но поскольку за разгрузку им не доплачивают, это можно считать натуральной самооплатой за работу. Видимо, тот же процент уходит и солдатам, которых постоянно используют как дармовую рабсилу при разгрузке.
«Если от многого взять немножко, —это не грабеж, а просто дележка»
«Конечно, и помощь воруют, — сказал руководитель российской комисии по гуманитарной и технической помощи Александр Житников, — но знаете, пожалуй, даже меньше, чем везде».
— За минувший год по фактам хищения помощи только по России возбудили 41 уголовное дело. Строго говоря, немного. А если говорить о масштабах, то в число крупных попадает от силы 5 — 6.
На мелкие же хищения идут в основном те, кто сам нуждается: медперсонал, уборщицы… По сути, мы имеем дело с крайне уродливой формой перераспределения помощи: нищий берет у нищего. В стране, где 9/10 населения ждет помощи, просто удивительно, что потери от такого рода «дележа» редко превышают 10-15 проц. Наверное, потому, что многие потребности у советских людей атрофированы.
— А крупные… Чего греха таить, — объяснил знакомый ОБХССовец, — невозможно много украсть и поделить так, чтобы не осталось обиженных. И пока они есть, хищения подобного рода скрыть просто невозможно…
ЧТО БУДЕТ В январе–феврале этого года в рамках экономической помощи ЕЭС в Москву и Санкт- Петербург планируется поставить 152 тыс.т продовольствия — мяса, масла, сухого молока и т. д. Основная их часть должна поступить, видимо, за исключением молока, в открытую аукционную продажу, а выручку, которая, по приблизительным расчетам, составит 5 млрд. рублей, предполагается направить в фонды социальной защиты.
Однако злоупотребления, связанные с использованием хранящихся на счетах денежных средств благотворительного назначения, носят достаточно масштабный характер. Потому западной стороне, собирающейся обеспечить контроль за расходом этих фондов, не мешало бы учесть наш опыт распределения «внутренней гуманитарной помощи».
Так, когда 26 апреля 1990 г. страну буквально потряс телемарафон «Чернобыль», на помощь пострадавшим от аварии на ЧАЭС, семьям погибших и умерших поступило 93,6 млн.рублей простых и 1,2 млн. инвалютных. Несмотря на все скверности жизни, люди наши не совсем очерствели.
А в июле того же года при Советском фонде мира была создана Международная гуманитарная неправительственная организация (МГНО) «Чернобыль — помощь», которой и передали собранные деньги. По данным Контрольной палаты СССР, лишь 13,45 проц, этих средств было использовано по назначению. Впрочем, и здесь было не совсем «чисто». Десятки тонн закупленных в рамках программы «Чистые продукты» по завышенным ценам овощей и фруктов, 30 тонн меда так и не доехали до Брянской, Гомельской и Могилевской областей.
А вместо препаратов-сорбентов для лечения чернобыльцев купили грейдер-элеватор, оргтехнику для работы с пострадавшим населением и оплатили доставку женьшеня из Индокитая!
Основная же часть средств — 61 млн. рублей — поступила в два коммерческих банка — Инкомбанк и «Оптимум», соучредителем которых стала организация «Чернобыль — помощь». Из этих денег 49 млн. (соответственно 18 и 31 млн.), или более 80 проц, от общей суммы перечислений в коммерческие банки, находятся на депозитных счетах и в уставных фондах.
Остальные же средства расходовались на «исследования научнопублицистического характера», телефаксы и компьютеры, монументально-художественное оформление, кинопрокат фильма «Распад». Независимой телекомпании «Нева-ТВ» купили (за 42 870 фунтов стерлингов) профессиональную видеоаппаратуру и т. д.
Неприятно, но этот случай ставит вопрос: а что делается в других благотворительных фондах — Детском им. Ленина или «Милосердия и здоровья»?
Итак, вроде бы получаются исходные пропорции, более 80 проц, средств — и не по назначению. Однако продовольствие в основном доходит до адресата — правда, пишут и говорят обычно об обратном.
Но вернемся к аукционам. Каждый участник должен будет дать гарантии, что купленный им товар в течение 3-х дней поступит в продажу на территории города. Торговая наценка по предварительной договоренности с властями не может превышать 15 проц, в Санкт-Петербурге и 20 проц, в Москве. По словам помощника пресс-секретаря представительства Комиссии Европейского Сообщества, деньги с торгов предполагается получать наличными, чтобы ускорить выплату компенсаций слабообеспеченной части населения.
Администрация Москвы и члены российской комиссии по помощи, озабоченные ростом социальной напряженности, предпочли бы пойти более привычным «распределительным» путем и пустить продукты в продажу по «социально низким» ценам. В начале января на этих принципах выбросили в розницу 40 т еэсовского масла, однако проверка — поделились в представительстве КЕС — показала, что продавалось оно лишь в двух магазинах из семи, в которые должно было поступить.
Надо учитывать, что реализация «распределительного» варианта позволит выжить старым торговым структурам, тесно связанным благодаря наличию дефицитов с властью, и создает условия для оттока дешевых товаров «налево». В этом случае под видом «заботы» о народе мы получаем очередную кормушку для чиновников. Поэтому в ближайшее время следует ожидать кампании против аукционов или попыток ограничить число организаций, к ним допускаемых, под знаменами «социальной справедливости».
Надо понять, что в зависимости от того, как сейчас будет использована гуманитарная помощь, она либо спасет, либо похоронит либерализацию.
Если программа помощи дискредитируется в глазах взбудораженного общественного мнения как бесперспективная (раз все равно растащат!), автоматически падает престиж российского руководства и антирыночная оппозиция получает моральное право на переход к более активным действиям.