Борис Салтыков: Свободным быть выгодно
На вопросы о бизнесе в науке отвечает российский министр
— «Не можете дать денег, дайте свободу. И не мешайте». Это обычное требование людей энергичных к правительствам. Именно так мы и поступим: денег в бюджете нет, но намерение у правительства развязать руки ученым — твердое. Во многом на этом основывается «концепция спасения науки», про которую вы спрашиваете, сказал российский министр Борис Георгиевич САЛТЫКОВ.
Свобода в понимании Салтыкова, убежденного «рыночника» (недаром после физтеха он прошел школу крупнейших наших экономистов в ЦЭМИ), предполагает не только свободу действий тех, кому нужны деньги, но также и тех, кто может финансировать науку.
— Я приложу все усилия, чтобы у предприятий и фондов, которые будут финансировать науку, было льготное налогообложение. В их числе могут быть отечественные коммерческие структуры (там накоплена большая бумажная денежная масса) и зарубежные спонсоры. Я стараюсь вести самую энергичную агитацию среди всех возможных инвесторов, но, надо признаться, желающих пока мало: научные разработки (тем более фундаментальные исследования) не обещают быстрого возврата денег. И все же помощь нашим ученым предполагают оказать и Европа, и США.
Пожалуй, наиболее реален и интересен «Проект прощения долга». Предполагается, что мы вернем США не всю сумму предоставляемого нам кредита. Нам скостят из него такую сумму, какую мы истратим в рублевом эквиваленте на развитие фундаментальной науки. Как если бы мы истратили деньги в интересах самих американцев. Да в сущности это и верно: всему человечеству нужны результаты таких исследований.
Но это в будущем. А сейчас нас выручают общие с американцами гранты — суммы на определенные целевые исследования. Они выделены Национальным научным Фондом США.
— Своего фонда фундаментальной науки Россия не формирует?
— Он будет. Но небольшой. На первых порах нелегко будет организовать распределение этих средств — ведь еще нет отлаженной системы экспертизы, квалифицированного штата, опыта. Сейчас только создается банк данных о специалистах, которые могут стать независимыми экспертами.
— Гранты, как и другие зарубежные блага, редко достаются молодым ученым. Как омолодить нашу науку и замедлить процесс утечки умов?
— Старение науки — процесс объективный. Ученые не делятся с учениками своими лабораториями и остаются (волей-неволей!) монополистами в своих темах. В этом — экономическая подоплека академического монополизма.
Но с введением нормальных рыночных отношений в научных структурах изменится многое. Люди, способные создать инновационные фирмы, этим сейчас и заняты. И это не будет никакой трагедией науки. Некоторые коммерческие фирмы весьма успешно работают. (Создают новые, в том числе и медицинские, инструменты, оборудование). Туда уходят люди с организаторской хваткой.
Но есть в НИИ и люди другого типа. Их цель и радость — сама наука. Даже при сегодняшнем обнищании они не ищут коммерческого успеха. Хотя приток в НИИ молодых людей такого типа сейчас уже невелик. И объективный спрос на них сейчас, уменьшился.
— Значит, легко отпускаем таланты за кордон?
— Отпускаем. И иначе нельзя. Еще не самая большая беда — «утечка». В сегодняшней острой ситуации она (хоть как-то!) все же даст возможность сохранить интеллектуальный потенциал нации. Пусть уж лучше будут там, чем нигде. Но мы пытаемся найти разные (в том числе коммерческие) способы заинтересовать людей работой на Родине Если вы знаете какие-то иные возможности — сообщите. Мы открыты для новых идей. И мы знаем: не в министерских коридорах они рождаются.
— Может ли без бюджетного снабжения работать мощный научный комплекс, занятый действительно новыми научными идеями?
— Они реально работают во всех странах… И у нас будут. Вот ЦАГИ собирается стать независимой структурой. Конечно, нужна определенная смелость, чтобы решиться. Ведь только раз в пять — семь лет появляется в исследовательских комплексах такой интеллектуальный продукт, которым выгодно торговать. Вот почему большие исследовательские центры, если их не содержит государство, существуют не за счет главной своей продукции, а за счет того, что производят попутно массовую продукцию. У ЦАГИ, например, есть возможность использовать свою уникальную экспериментальную технику для коммерческих услуг.
— У нас расцвел сейчас малый научный бизнес. Какие у них попутные работы? Ведь они просто торгуют новыми технологиями и идеями. Своими?
— Нет, им пока не по силам создать новый интеллектуальный продукт. Малые инновационные фирмы — пока посредники. На том и богатеют. Но они полезны. Ведь обычно (в давние застойные времена) сроки внедрения научных разработок растягивались на десять — двенадцать лет. А новым фирмам достаточно года, полутора, а то и пяти месяцев. Они оперативно действуют по закупке комплектующих, по привлечению нужных конкретных людей, заключают выгодные договора именно с ними. Следующий, этап — переход к открытой закупке прогрессивных технологий. И он уже начался. Сейчас можно закрыть глаза на воровство интеллектуальной госсобственности. Ведь опа останется на нашей же территории.
— Опять государство мимо кармана несет. Да еще и не имеет законов об охране интеллектуальной собственности…
— Законы заработают. И все же дело не в охранительных мероприятиях. Нужна другая система организации больших сообществ ученых — только они и могут генерировать новые идеи и создавать такой интеллектуальный продукт, который пойдет на мировом рынке. Но они нс должны вечно рассчитывать на фирмы посредники. Такого в мире нет. И не должны рассчитывать на спонсоров — на крупных промышленников. Богатые фирмы редко заключают контракты с каким-либо исследовательским коллективом, давая ему тем самым средства к существованию. У них на это есть собственные внутрифирменные лаборатории.
— Вы пришли дать науке волю? И высшему образованию тоже? Может ли само учебное заведение составлять программы обучения?
— Может. Но нужен определенный стандарт требований к специалистам. При возможности свободно вести преподавание по разным (иногда очень несхожим) программам и курсам важно сохранить высокий уровень. Пока рано отменять государственную сертификацию курсов и преподавателей (не очень-то удачный глагол я употребил, но мысль, думаю, ясна). И рано пока отменять идею ВАКа. Оплачиваем труд профессоров из государственного бюджета и должны быть уверены, что они того стоят. Потому и необходим сертификат, удостоверяющий квалификацию. Но ВАК, конечно, надо совершенствовать.
— Опять контроль за контролером! А разве не будет независимых учебных заведений?
— Чем больше их будет, тем лучше. Скоро МГУ станет независимым университетом. Хотя и не в полней мере… Он автономный. Но все же государственный. Утверждение персоны ректора пройдет несколько стадий. Его будет избирать ученый совет, рассматривать кандидатуру совет попечительский, а окончательно утвердит правительство. Это нормально. Государство платит деньги и должно быть уверено, что руководит университетом достойный ученый.
Уровень ректора и уровень устава — вот что определяет уровень современного университета.
— Значит, МГУ будет жить как Академия наук. Казалось бы, дали ей самостоятельность. Однако же и удержали её на денежной привязке — на финансировании. Последний вопрос: Россия замкнется в своих каучных программах или будет вести дело с суверенными соседями?
— Президент Академии наук Украины академик Патон, пожалуй, первым понял необходимость нашего содружества и принял меры против сужения фронта научных работ. Он обратился к нам с идеей продолжать совместную программу создания перспективных материалов (он лидер в этой области). Россия, как и любое цивилизованное государство, нс ставит границ для своей науки.