Во многой мудрости много печали…
События и публикации 8 января 1992 года комментирует обозреватель Андрей Жданкин
Подошла к концу первая неделя грандиозного экономического эксперимента, поставленного над страной. С одной стороны, 7 дней — слишком малый срок, чтобы говорить о каких-либо серьезных и достоверных результатах, с другой, как ни крути, это 7 дней нищеты, голода и растущего пессимизма населения.
Когда агитировали (сейчас это называется — вели широкомасштабную пи-ар-кампанию) за либерализацию цен, основными аргументами были грядущий рост благосостояния, обязательное изобилие в магазинах и вообще очень скорое всеобщее благоденствие.
Минувшая неделя разрушила все иллюзии, усилив ощущение безысходности и нарастающей апатии. «Еще в декабре, глядя сквозь стекла витрин на пустые полки, мы тешили себя надеждой: вот уже цены отпустят… Отпустили — лучше не стало, но многие из нас продолжали не унывать: дескать, подождем недельку. Неделька прошла, а лучше все не становится…» — этим абзацем «Известия» начинают большой материал под шапкой «Свободные цены без свободной торговли».
Наверное, и либерализацию цен, и пустые прилавки, и стремительную потерю ориентиров страна в те дни пережила бы легче, будь она к этому готова. Если бы хоть кто-нибудь умный и честный еще в декабре сказал бы: «Господа-товарищи, готовьтесь, очень скоро будет плохо и даже еще хуже, ибо то, что стране предстоит, в медицине называется „ампутацией“. Мы намерены отрезать и выбросить все ненужное, все наросшее и тянущее нас ко дну. А операций, как известно, без боли не бывает. Можно, конечно, лечиться безболезненно и долго, и если вы готовы к этому — выбирайте. Либо вылечиться быстро и стать здоровыми уже через несколько месяцев, либо хворать еще с десяток лет, ежедневно глотая небольшую порцию микстуры. Если хотите быстро, — придется потерпеть. Ибо одним повышением цен мы магазины не заполним, тем более, что цены вырастут не только на колбасу и масло, но и на квартплату, транспорт, лекарства и пр… И самое главное, дорогие соотечественники: будьте умнее, не попадайтесь на удочки всевозможных мошенников, которых как пену скоро вынесет на поверхность волна реформ, помните — бесплатный сыр только в мышеловке!»
Увы, никому тогда, ни президенту, ни молодым реформаторам, не хватило смелости сказать такое. И не берусь гадать, чего тут было больше — политики или корысти, пусть и не в лобовой, прямолинейной форме (тщеславие — тоже ведь разновидность корысти). Наверное, власть руководствовалась и теми, и другими соображениями. С политикой все ясно: выступив с таким предупреждением, любой политик рисковал поставить жирный крест на своей карьере. Что касается «своего кармана», то и тут, думаю, особо большого ума не надо, чтобы понять резоны тех, что вовремя занял «высокие кабинеты». Именно в первые месяцы «шока», когда люди, не имеющие ни необходимого образования, ни опыта свободного предпринимательства, ни достаточно информации о происходящем в экономике страны, стали выкладывать огромные деньги за сомнительные возможности быстрого обогащения, именно тогда и стали создаваться основы будущих грандиозных состояний тех, кого через год назовут олигархами, и кто станет символом дикого капитализма в России.
Не зря говорят: «предупрежден, значит вооружен». Народ, обманутый обещаниями скорого и неотвратимого богатства, не задумывался над основами процессов, протекающих в стране. Это и неудивительно: предыдущие 70 с лишним за него думали те, кто сидел «наверху». Предполагалось, что и дальше будет так же — там, в Кремле, или на Старой площади, или на Охотном ряду, «добрые и умные дяди с ласковыми глазами» позаботятся о будущем 150 миллионов россиян, сделав его счастливым и безоблачным.
Не позаботились. Да и собирались ли? И никакие умствования о том, что именно так было надо, и другого пути быть не могло, не переубедят. Декларации-констатации, конечно, были справедливыми, правильными, советское экономическое наследство оказалось дымящимися развалинами. Но черт, как всегда, кроется в деталях. В наборе экстренных действий, последовательности при их проведении в жизнь, скорости принятия решений… Таких нюансов множество.
Очень хорошо помню, как именно в эти январские посленовогодние дни мне позвонил коллега из Армении и срывающимся голосом рассказал об увиденной «картинке». Молодой мужчина притащил на санках тело умершей накануне матери на площадь, где несколько месяцев назад митинговали «за независимость, против тяжелого наследия коммунизма и за свободу», встал и развернул самодельный рукописный плакат: «Это — моя мать. Мне не на что ее хоронить. Вы митинговали за свободу и независимость, вот вы и хороните»…
До сих пор, как только вспоминаю этот рассказ, мороз по коже: для кавказской республики, с ее культом родителей и детей, история, и правда — эта история чудовищная. Думаю, что именно этот резкий переход от безудержного и часто слепого оптимизма середины 91-го года к хаосу и жесткой и жестокой борьбе за выживание конца 91-го-начала 92-го и стал предвестником того разгула преступности и иных многоликих безобразий, в том числе и в общественной жизни, которые мы видели в последнее десятилетие ХХ века.
Накануне «Российская газета» опубликовала небольшую, но весьма любопытную информацию под заголовком «Куда уходит интеллект»: «Бразилия включилась в охоту за мозгами» из распавшегося Советского Союза. Сама страдая от утечки интеллектуального потенциала, она готова предложить приезжим выгодные условия. Как сообщили корреспонденту РИА в международном секретариате правительства штата Сан-Паулу, ученые из бывших советских республик смогут получать зарплату в 5-6 тысяч долларов, что в 2 раза больше, чем у их бразильских коллег…». Только из России в том году бразильцы ожидали встретить не менее 30 тысяч высококлассных ученых. А всего, по разным оценкам, только за первую половину 90-х из страны выехали не менее 80 тысяч ученых. Прямые потери бюджета от этого составили никак не менее 50 млрд. долларов.
А 8 января «Известия» публикуют интервью с министром науки и технической политики Борисом Салтыковым «Свободным быть выгодно». Очень самоуверенное и оптимистичное интервью: «я приложу все усилия, я сделаю, я добьюсь…». И здесь ученого подвел недостаток информации, и неумение делать стратегические прогнозы. При всем своем образовании, знаниях и опыте он так и не понял самого главного в российской действительности: здесь всегда правили и будут править чиновники.
Как это изменить, не знают даже лучшие умы. Какими бы реалистичными не были любые планы, их судьба зависела, зависит и, чего греха таить, долго еще будет зависеть от росчерка пера чиновника. В итоге в науке и в образовании мы сегодня имеем то, что имеем: продолжающуюся «утечку мозгов», практически бездыханную фундаментальную и еле-еле дышащую прикладную науку, странно смотрящееся на общем унылом фоне Сколково и навсегда вошедшее в анналы заявление министра образования и науки о том, что «недостатком советской системы образования была попытка формировать человека-творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя».
А пока — на второй полосе «Известий» брызжущий оптимизмом Эдуард Гонзальез с заметкой «Просьба не путать с концом света»:
«Мы уже притерпелись, пообвыклись, не обращаем внимания. А любой свежий в нашей стране человек начинает всеми фибрами ощущать атмосферу безысходности, апатии, обреченности. Впечатление такое, будто мы живем на собственных похоронах. Или на постоянно действующей панихиде по социализму, империи и привычному образу жизни. Все это действительно умерло, но, во-первых, недостойно оплакивания, а во-вторых, сама-то жизнь продолжается! Более того, смею утверждать, что только теперь и начинается настоящая жизнь. Но мы не хотим этого замечать, упорно и уныло путая начало новой жизни с концом света».