Подземная АЭС больше не будет вырабатывать плутоний
Это — первый репортаж из закрытого города недалеко от Красноярска. Здесь, на глубине 250 метров, расположена подземная атомная станция Красноярского горно-химического комбината. Станция находится в затухающем состоянии — на «выбеге». Ее полная остановка обусловлена инициативой высшего руководства СССР и России о прекращении производства делящихся материалов.
Бетонная дорога, проложенная по берегу Енисея, ведет к тоннелю, расположенному у основания огромной горы. Прокладывать его начали в 50-х годах, когда правительство приняло решение о строительстве уран-графитовых реакторов для производства плутония-239, проще говоря, материала для атомных бомб. Так в те годы стал реализовываться принцип строительства — строить подобные объекты глубоко под землей.
В начале пятидесятых считалось: до центра Сибири вражеским самолетам не долететь. Да, собственно, этому подземному сооружению и сегодня ничего не грозит, даже ядерный удар. По всем проектам объект должен работать и в условиях военного времени. 250-метровая каменная крыша надежно прикрывает все хозяйство сверху. Сами тоннели имеют несколько расширений, способных гасить ворвавшуюся в них ударную волну. Вода, без которой не обходится такое «варево», рядом — в Енисее ее вдоволь.
И вот мы у цели нашего длинного путешествия. Попутно прикинули: на отделку тоннелей ушло примерно столько бетона, что его хватило бы на еще одну Красноярскую ГЭС. На дне каждой из трех огромных искусственных «пещер» и находятся атомные реакторы.
— Первые два реактора обречены, — говорит сопровождающий нас заместитель главного инженера комбината Павел Морозов, — Один остановим к началу июля 1992 года, второй — через год-два. С третьей машиной дело обстоит сложнее. Остановив ее, мы сразу же останемся без тепла и энергии. Она служит для обогрева почти 100-тысячного города, пар крутит турбины электростанции.
Проходим в кабинет начальника станции Владимира Кибо.
— Начиная с того момента, как тридцать лет назад пришел сюда выпускником института, слышал одно — мы делаем великое дело. Наш бывший министр в Доме культуры говорил со сцены: «Пустили ваш комбинат, и чаша весов на международной арене приняла равновесие. Благодаря нашему ядерному оружию мы свободны». И, наверное, только сейчас начинаем понимать, что средства, направленные на изготовление плутония, можно было использовать на иное дело, — рассказывает Владимир Николаевич.
— Думаю, недолго осталось существовать нашим секретам, — вступает в разговор Павел Морозов. — Есть интересные предложения о международном сотрудничестве. Например, французские специалисты готовы предоставить аппаратуру для измерения нейтрино. К сожалению, решение этого вопроса затягивается. Но уверен: жизнь свое возьмет. Наши специалисты стали выезжать за рубеж. Об этом несколько лет назад мы и не мечтали! Предполагаемое же размещение особо чистого производства — арсенида галия — непременно приведет к тому, что мы вынуждены будем открыть свои стальные ворота.
Этот материал идет на изготовление элементной базы в электронике. В США, к примеру, разработана программа для его производства, которая оценивается в два миллиарда долларов. На Красноярской же атомной его можно производить, вложив средств намного меньше. В будущем году здесь планируют получить первые образцы, равных которым по чистоте в нашей стране не существует…
Уверен: каждый, кто встречается сегодня со специалистами атомных станций, непременно расспросит их о безопасности.
— Система безопасности на станции гораздо надежнее прочих, — говорит Владимир Кибо. — Появление малейшей неисправности автоматически приводит к остановке реактора. Причем на это понадобится всего две секунды. Не скрою: ежегодно у нас бывает несколько остановок по аварийным сигналам. Но ни одна из них не приводила к выбросам. К тому же мировая концепция безопасности атомных объектов, помимо повышения надежности самого реактора, направлена на то, чтобы в любом случае радиация не вышла за пределы станции. И в этом смысле подземное расположение гарантирует нас от всяких случайностей. Ни у одной станции в мире нет подобной защиты. После чернобыльской катастрофы в Красноярске поднялась волна протестов, связанных со строительством в Атомграде нового подземного хранилища радиоактивных отходов — печально известной площадки № 27. Поддержаны они были народными депутатами, местными властями. В результате с той идеей пришлось расстаться.
Но не выплеснем ли мы вместе с водой ребенка? — продолжает директор. Нельзя грести под одну гребенку и ядерные хранилища, и высокотехнологичное производство, способное дать ощутимую выгоду населению Красноярского края. Подчеркиваю, речь идет не о захоронении ядерных отходов, а об их хранении. Это разные вещи.
Об этом, кстати, мы говорили накануне приезда в Атомград с народным депутатом СССР писателем Романом Солнцевым. Он считает, что, вскормив такое дитя, сибиряки теперь вправе получить от него отдачу. Для этого надо достроить вторую очередь завода по регенерации топлива атомных станций, чтобы не бесцельно хранить его в огромных водных резервуарах, а возвращать обратно на станции. Это будет гораздо дешевле для страны — не добывать новые тонны урана, а возвращать его потребителям. И потребовать от хозяев комбината поделиться с краем прибылью.
Такого же мнения, кстати, придерживается и представитель Президента России в Красноярском крае Ю. Москвич. И Красноярску, и сельским районам, считает он, нужны солидные капитальные вложения в медицину, социальную сферу. Их может дать комбинат, если позволить ему зарабатывать валюту.