Горячая точка по имени «Земля»
События и публикации 12 ноября 1991 года комментирует обозреватель Андрей Жданкин.
И «Известия» и «Российская газета» отводят первую полосу «под Чечню». Оно и понятно–предыдущие два дня в Верховном Совете РСФСР шли жаркие дебаты. Собравшись в воскресенье на экстренную сессию, депутаты потратили весь свой выходной и следующий понедельник на обсуждение Указа президента о введении в Чечено-Ингушетии чрезвычайного положения.
Накануне практически СМИ наперебой приводили комментарии политиков по поводу злополучного указа. «Известия» со ссылкой на РИА цитировали генерал-полковника Дмитрия Волкогонова: «поскольку Президент РСФСР, издавший Указ о введении чрезвычайного положения, поставлен в неловкую ситуацию, те, кто готовил этот документ, должны подать в отставку». «Я считаю, что Ельцина чудовищно подставили», - Асланбек Аслаханов. «Исполнительные структуры власти России вновь показали свою беспомощность», - Сергей Степашин.
Как результат – на выходе несколько документов: три постановления Президиума ВС и одно постановление Верховного Совета. Основная мысль всех постановлений: в ЧИР вводить чрезвычайное положение не будут. При этом, конечно же, реноме сильной, но демократичной и справедливой власти постарались соблюсти–с одной стороны, признали меры, принимаемые президентом и парламентом для урегулирования чеченского конфликта, правомерными, с другой–сделали реверанс в сторону либералов и демократов, отменив введение ЧП.
И все бы хорошо, если бы не один из пунктов в Постановлении Президиума ВС РСФСР об Указе Президента РСФСР «О введении чрезвычайного положения в Чечено-Ингушской Республике»: «…2. Предложить Президенту РСФСР дать оценку действий руководителей исполнительных органов». Фактически, депутаты потребовали от президента извинений за свои решения–раз, оправданий–два. А это уже–пощечина. Публичная. И очень большая ошибка. Как показала история, Борис Николаевич таких оскорблений, пусть даже и завуалированных, не прощал никому. Спустя два года «непокорным» депутатам на себе пришлось испытать гнев президента.
А пока «Известия» распространили заявление пресс-секретаря президента Павла Вощанова, сделанное, судя по всему, во исполнение того самого «пункта два»: «…Парламент не счел возможным утвердить Указ президента о введении чрезвычайного положения. В связи с этим уполномочен заявить следующее: Президент согласен с решением Верховного Совета и предпримет необходимые меры по его реализации…»
Самая же большая беда произошедшего была в том, что в результате в Чечне осталось огромное количество оружия. По некоторым данным, на тот момент у Дудаева в распоряжении было как минимум 50 тысяч единиц стрелкового оружия, более 150 тыс. гранат, 27 вагонов боеприпасов, почти 2000 т. горюче-смазочных материалов. Из тяжелого вооружения сепаратистам достались пусковые установки оперативно-тактического ракетного комплекса, танки Т-62 и Т-72, несколько десятков БМП, БТР и БРДМ, 18 установок «Град» и более 1000 снарядов к ним.
Была у них и своя авиация: почти три сотни учебно-тренировочных самолетов Л-39 и Л-29 (эти машины впоследствии были переделаны в легкие штурмовики), три истребителя МиГ-17 и два истребителя МиГ-15, шесть самолетов Ан-2 и два вертолета Ми-8, огромное количество авиа-боеприпасов. Достался боевикам и большой артиллерийский парк, в том числе ПТУРСы, ПЗРК, ЗРК, противотанковые комплексы «Фагот», «Конкурс», а позднее и «Метис».
Все это оружие спустя три года обернулось против российской армии и унесло только в первую чеченскую кампанию, по официальным данным, более 5000 жизней российских солдат, по неофициальным–от 15 до 80 тысяч.
До Хасавюртовских соглашений было еще целых пять лет. А тогда, осенью 1991 года, как мне кажется, очень немногие понимали всю опасность сложившейся ситуации. И еще меньше представляли себе, как вообще можно и нужно решать такие проблемы. Собственно, я и тогда считал, и до сих пор уверен, что подобные конфликты, а точнее говоря, мятежи, либо подавляются в зародыше–сразу и бескомпромиссно, жестко, пусть даже кроваво, либо потом они продолжают тлеть на протяжении десятилетий, пока не отомрет либо политическая система, их породившая, либо они потеряют экономическую привлекательность («Зри в корень!»- призывал Козьма Прутков. Уверен, что основа основ таких конфликтов - деньги).
Другая тема, вынесенная в газетах на первую полосы–встреча вице-президента Александра Руцкого с делегацией афганских моджахедов, возглавляемой Бурхануддином Раббани. Основной темой переговоров с представителями афганской оппозиции были советские солдаты, все еще остающиеся в плену в Афганистане. Раббани заверил, что пленных в Афганистане не убивали и не убивают, а потому у всех родителей есть шанс рано или поздно встретиться со своими детьми, находящимися в афганском плену.
А теперь позвольте привести воспоминания близкого друга, он тоже журналист. В своей компании мы порой рассказываем друг другу то, что никогда не появится в СМИ. Вот его краткий рассказ, и пусть он меня простит: разрешения на обнародование его истории я у него не спрашивал.
«Никому и никогда я не рассказывал об этом. Ни тогда–нельзя было, ни спустя годы–потому, что приятного в этом было мало. Надеялся, что все забылось. Но сегодня (меня попросили перелистать газеты), снова вспомнил апрель 1988 года. Группа офицеров получила специальное задание: вытащить из плена четырех наших военнослужащих–рядового, сержанта, лейтенанта и майора–офицера спецсвязи. Собственно, целью был именно он–майор. Слишком много знал, и нельзя было допустить его попадания в руки пакистанской, и, тем более, американской разведки.
В группе нас четверо–командир Леня, огромный улыбчивый капитан, сибиряк, я - молодой старший лейтенант и еще двое лейтенантов. Одного, помню, звали Игорем, как второго–забыл.
Цель–добраться до деревни, где содержат пленных, и забрать их оттуда. Живых или мертвых. Главное–майор. «На все про все»–двое суток. При этом, никто не знает, найдем ли мы на месте наших. Или их оттуда уже переправили.
Как мы туда добирались–отдельный рассказ. Сначала «вертушка», потом марш-бросок–15 км по горам. Под утро подошли к деревне. Как всегда, в горах - ночью темно, хоть глаз коли–не видно ничего. Но, как только стало светать, стало ясно, что позицию для наблюдения выбрали очень неплохую–деревня сверху видна как на ладони. Деревня–одно название. Домов десять всего. И народ–в основном женщины. Где мужчины–одному богу, в смысле, аллаху, известно. Зато около одного из домов стоит охрана с автоматами–четверо мальчишек. В самом прямом смысле–мальчишек. На вид–лет 13-14…
Собственно, тут и можно было бы поставить точку–положить всех, кто там есть, забрать своих–и обратно к месту, где будет ждать «вертушка». Но... Смотрим на капитана, а он, мнется… И понимаем, что не может отдать приказ стрелять в детей. А это значит, что придется весь день сидеть тут под солнцем, ждать ночи, молить Всевышнего, чтобы никто не заметил, снимать часовых втихую и возвращаться по горам в темноте.
Собственно, так и сделали. Мальчишек оставили в живых, правда, оглушили основательно. Когда ворвались в дом, там было только трое наших–майор и солдатик с сержантом. Лейтенанта за день до этого убили. «Духи» предложили им всем принять ислам в обмен на жизнь. Они отказались. Лейтенанту перерезали горло, остальных избили и предложили еще раз хорошо подумать. Майора не тронули еще и потому, что, наверное, понимали–за него можно будет получить большие деньги от пакистанцев…
Обратно уходили другой дорогой. «Вертушка» должна была забрать нас в другом месте, не там, где высаживались. Это на случай, если ее засекли во время высадки и поставили там засаду. По-хорошему, конечно, и тело лейтенанта надо было забрать с собой. Но по горам, ночью–это было нереально. Все же решили найти его, чтобы забрать документы. Сержант остановил. Сказал, что уже забрал…
Успели мы вовремя. Вертолет тоже не опоздал. Как ни странно, это задание оказалось одним из самых легких–не было ни перестрелок, ни контакта с местными жителями, не считая мальчишек-часовых. Но вот запомнил я его».
А кто-то говорит, что пленных в Афганистане, мол, не убивали…
И под конец вот такая цитата из «Известий»: «Сегодня, когда вопрос о поддержке режима Наджибуллы все еще обсуждается, нелишне заметить - с какой стороны ни посмотришь: режим этот незаконен, установлен советскими штыками в тесном сотрудничестве с КГБ. Нам говорят: нехорошо, мол, бросать старых друзей. Друзей? Речь идет не о наших с вами «друзьях», а о «нужных людях» из НДПА, державшихся у власти милостью и усилиями ЦК КПСС, КГБ, Минобороны и оперативной группы генерала армии В. Варенникова. Человека, мало заботившегося о судьбе Афганистана, но зато всегда готового«шарахнуть» парой-тройкой ракет по какому-нибудь объекту. Бывало - и по мирному».
Через месяц министр иностранных дел СССР Борис Панкин заявит о прекращении помощи Наджибулле, и с 1 января 1992 года все военные поставки Кабулу прекратятся. 25 апреля 1992 года моджахеды войдут в Кабул, Наджибулла укроется на территории миссии ООН, где проведет безвылазно следующие 4 года. Президентом станет тот самый Бурхануддин Раббани. В сентябре 1996 года талибы, ворвавшиеся в Кабул, захватят миссию, самого Наджибуллу и его брата будут пытать и казнят.
Раббани погибнет спустя еще пять лет, в сентябре нынешнего года, в собственном доме от взрыва бомбы, спрятанной в тюрбане террориста-смертника.