Колбаса по 400 и 11 миллиардов $
События и публикации 1 ноября 1991 года комментирует обозреватель Борис Минаев
В жизни людей хотя бы более-менее взрослых, ну начиная лет с 30, наверное, довольно памятное место занимает дефолт 1998 года. Сколько о нем писали, говорили! Каким позором покрывали голову несчастного Кириенко, тогдашнего премьера! Какими только издевательствами не осыпали членов его кабинета! Как трагично все выглядело, если верить газетам, журналам, тогдашним комментаторам. Жуть.
Между тем, о дефолте 1990–91 года в широкой прессе написано не просто меньше. Не написано практически ничего, внятного и путного. Ну да, что-то там было… Ну да, вдруг куда-то исчезла валюта. А была ли она вообще? И так ли уж она была нужна–неведомо. Вот «развал СССР»–это тема. А исчезнувшая вдруг куда-то валюта–да ну, ерунда. Мелкая экономическая подробность.
1 ноября 1991 года «Известия» написали такую вот скучную, малоинтересную передовицу, понятную, наверное, лишь узкому кругу специалистов–про то, что валюта исчезла. Я уже писал здесь, в проекте «1991. День за днем» о тональности тогдашних «Известий»–глубоко советской, растерянной, но в общем, наверное, честной. Иной она и быть не могла.
Шокирующая весть о государственном дефолте–то есть невозможности платить по валютным долгам никому, в том числе и своим собственным советским организациям, и зарубежным партнерам, застала известинцев явно врасплох. Как к этому относиться, они еще не знали. Валютные трудности государства впервые всплыли наружу, на поверхность, в зону открытого доступа. Впервые за всю историю СССР.
«На прямо поставленный риторический вопрос–не грозит ли нашим коллегам долговая тюрьма (в сложном материальном положении оказались и зарубежные корреспонденты «Известий») Анатолий Носко (это тогдашний председатель правления Внешэкономбанка–Б.М.) без всякой риторики ответил, что рассчитывать на то, что Внешэкономбанк переведет деньги нашим людям, вряд ли стоит. По крайней мере, в ближайшее время. Валюты нет…».
Ну казалось бы, какая чепуха–«зарубежные корреспонденты». Да они и так как сыр в масле катаются! Да неужели ж родное государство не найдет выход из положения! Не поверил советский обыватель, зевнул и закрыл газету. Между тем, новость была сенсационной, это была бомба, а не новость. Почему же она подана так скучно?
Простой советский человек никогда не видел валюты, не держал ее в руках, (за редчайшим исключением), она казалась ему экзотикой, типа страуса эму или поездки на слонах в далекой Индии. А на самом деле валюта была для родного государства как раз всем. Без нее оно задыхалось, как кит на песке. Нечем было платить не только элитному отряду–зарубежным корреспондентам, агентам КГБ, дипломатам, специалистам, огромному количеству зарубежных советских организаций (а СССР вел огромную внешнеэкономическую деятельность, надо признать, и торговал, и продавал, и строил). Но что еще страшнее–нечем было платить иностранным банкам-кредиторам. Ведь единственное преимущество нашей закрытой для всего мира экономики было в том, что гарантии по обязательствам давало могучее государство, и всегда их выполняло. За счет граждан порой, но выполняло.
И вот что-то лопнуло, что-то надорвалось в этой идеально отлаженной системе. Которая десятилетиями не давала сбоя.
Но я продолжу цитировать «Известия».
«Что будет дальше? По оценкам банка, валютные поступления в твердой валюте (была ведь еще и «нетвердая»- Б.М.) к концу года составят сумму, в два с половиной раза меньшую, чем ожидалось. А если учесть, что валютный план на 1991 год изначально был составлен с дефицитом в 7 миллиардов рублей (более 11 миллиардов долларов), то ответ на вопрос, где деньги, предельно прост: их нет, не было, и не могло быть».
Все потрясает в этом могучем отрывке из скучной передовицы–и соотношение рубля к доллару, отсылающее нас к тем замечательным временам, где у каждого слова было двойное значение: имелся в виду вовсе не тот рубль, который я, к примеру, доставал каждый день в столовой, чтоб заплатить за обед, а совсем другой рубль,«инвалютный», которого никто никогда в глаза не видел. Абсолютно, в общем, виртуальный.
И объем внешнего дефицита (или долга, как его не называй, суть-то будет одна) у горбачевского правительства, составленного исключительно из крепких хозяйственников, настоящих советских руководителей. Для тех, кто еще не совсем осознал, о чем я пишу (найдутся и такие, среди молодых читателей) еще раз объясню: речь идет о советской валюте, о советском правительстве, о советском банке! Не о России! Не о правительстве Ельцина-Гайдара, которого еще не существует!
Оно пришло уже к разбору, к готовому «пиршественному столу», на котором оставались одни лишь нерешаемые в принципе проблемы–товарный голод, полное отсутствие золотовалютных резервов, полностью разрушенная финансовая стабильность. Заводы, конечно, работали. Кто ж спорит. Но нормально мыслящие люди, работавшие на них, уже тогда прекрасно осознавали–все, эпоха кончилась. И директор, мухлюющий с финансовыми документами, и мечтающий урвать кусок собственности «за так»; и деньги, на которые практически нечего купить в магазине, и пошатнувшаяся в своих метаниях и сомнениях власть, и танки на улицах–все говорило об одном: все, эпоха кончилась. И наступает другая.
Работающие заводы, НИИ, КБ оставались лишь декорацией, тонкой и непрочной. И то, что она рухнула–ужасно, но и оставаться в прежнем виде, конечно, эта декорация тоже не могла.
Но я отвлекся на другую тему, наверное, гораздо более сложную.
Впрочем, и валюта ведь тема не простая.
Третий поразительный момент в процитированном отрывке–как под редакторским пером честная заметка вдруг превращается (на голубом глазу) в типично советскую–начальство знает, оно там разберется, все спокойно, товарищи.
И правда, ну ведь все запланировано. Все посчитано. Ну нет денег. И быть не может. Так надо. Там люди работают, они все знают. Чего вы орете?
…Мне всегда казалось, что в этой истории есть какая-то загадка. Не просто «загадка», в смысле журналистской метафоры. Нераскрытое нечто, которое я даже квалифицировать как следует не могу. Преступление? Чудовищное недоразумение? Страшная тайна?
Ну, понимаете, как сказать–ведь это реально была вторая по размерам экономика. Не было еще «китайского чуда», оно только зарождалось, не было единой Европы.
Практически каждый месяц Политбюро на закрытой части заседания обсуждало бюджет своего Международного отдела (под руководством товарища Пономарева)–почитайте дневники Анатолия Черняева, тогда он работал в этом отделе, а позже стал помощником Горбачева–так вот, они обсуждали суммы, которые шли на поддержание коммунистической прессы, тех или иных политических партий в Африке и Латинской Америке, финансирование каких-то там повстанцев, каких-то там конгрессов солидарности, никому не нужных маргинальных политиков, которые вообще не имели никакого шанса ни на что–и на это уходили миллионы долларов!
СССР строил гигантские заводы, выпускал самые дорогие в мире военные корабли, ракеты, самолеты, пытался создать вместе с США (чтоб не дай бог не отстать) космическое оружие. И при всем при этом в 1991-м году у них не хватило денег на то, чтобы закупить за рубежом хотя бы дешевые консервы, накормить людей, реально уже почти голодающих.
Долгое время я относился к «золоту партии», как к обычной конспирологической теории. С ехидной улыбкой листал детективы и смотрел фильмы, посвященные этой теме (их, кстати, много выходило в начале 90-х). Знаете, вот прошли годы, я прочитал кое-какие книги, Гайдара, например, воспоминания Рыжкова, например, того же Черняева–и я стал по-другому относиться к «золоту партии».
В принципе, гайдаровские ребята в тот момент (в ноябре 1991-го, в январе 1992 года) имели все основания пойти к Ельцину и потребовать начать полномасштабное уголовное расследование.
Потому что реальные деньги реально исчезли. Несмотря на все заявления товарища Носко (что-то я о нем больше ничего не слышал).
Но у них, во-первых, просто не было времени на это. И, во-вторых, они не хотели. Это был не их стиль.
Не то чтобы их все разом украли. Но как-то плавно, тихо, в течение полутора-двух лет (то есть до горбачевского дефолта) они разошлись. По миру и внутри страны. Валюта, которую официально брало в долг и официально проедало горбачевское правительство, в связи с ценой на нефть, и прочими радостями, то есть их «белая» отчетность, никак не объясняет дефолта 1991-го года.
Такого никогда раньше не было. И быть не могло.
Странно, что так пассивно вело себя в этой истории наше родное КГБ-ФСБ. Тоже пожимали плечами. Тоже разводили руками. Это с их-то могучим мониторингом, контролем за всеми и вся!
Может, я правда чего-то не понимаю?
Ну, а на 12-й странице того же номера «Известий» от 1 ноября–заметка с замечательным заголовком «Колбаса «Советская»–очень вкусно, но очень дорого». Напомню, еще нет отпуска цен, еще Гайдар только-только пришел… А цена на «коммерческую» колбасу в магазинах уже растет. Вот что пишет репортер «Известий»: «Коммерческий директор Елисеевского магазина Н. Буракова считает, что если и дальше производство продуктов питания будет падать, а число людей, «ударившихся» в торговлю–расти, то колбаса может завтра стоить и 400, и больше рублей. Тут уже задача правительства стимулировать крестьян, переработчиков продукции, чтобы рынок ею все-таки наполнялся, чтобы в результате здоровой конкуренции…».
Ох. Где ты, то вездесущее и всемогущее правительство? Где вы, те мифические крестьяне-переработчики? Где вы, те 400 рублей? Где ты, упоительный, успокаивающий, гипнотизирующий советский стиль–когда в одной конструкции фразы содержится ответ не все вопросы, когда вера в начальство сродни вере в бога.
Собственно, в этом и ответ: почему никто вообще не обратил внимания на исчезновение (десятков?) миллиардов долларов из бюджета СССР.
Это касалось всех. А валюта–да кто же ее видел? Тогда, в 91-м.