Жизнь на вулкане ожидает граждан бывшего СССР в ходе его развала
Похоже, три августовских дня 1991 года станут вехой не только отечественной, но и мировой истории. Менее чем за 70 часов «реальный социализм» превратился из глобальной системы в азиатский феномен. Волна революционных преобразований, начавшихся два года назад в центре Европы, докатилась до Тихого океана. Впервые в истории в Северном полушарии образовался — хотя бы потенциально — огромный пояс демократических государств. На повестке дня — обретение современным миром системного единства, утверждение общих фундаментальных принципов, на которых строится общественная жизнь.
Государственный социализм, породивший столько страхов и надежд, оказался боковой тупиковой ветвью развития. Его агония в нашей стране затянулась и приобрела особенно разрушительный характер. Строго говоря, она еще не закончилась.
Навсегда прощаясь с коммунистическим прошлым, стоит подумать о социальной природе того политического курса, который хотели навязать стране заговорщики. В пылу борьбы его характеризовали как возвращение в застой, неосталинизм и даже фашизм. Думаю, здесь явный перебор. Скорее всего речь шла о том или ином варианте авторитарной модернизации, о необходимости и неизбежности которой мы столько слышали в последние годы. В наших пенатах он впервые всерьез заявил о себе в короткую андроповскую пору. Но среди «восьмерки» вождей новейшего образца, к счастью для многострадальной отчизны, не было никого, хотя бы отдаленно сопоставимого по политическому калибру с покойным шефом КГБ. Тем не менее саму идею хоронить рано. Вполне вероятно, что в какой-то форме она будет реализована в одной или нескольких республиках-государствах.
Сегодня период непоследовательных реформ сменился народно-демократической революцией. Пишу об этом без всякого восторга и умиления. Полагаю, что в XX веке свою квоту войн и революций мы выбрали сполна и с лихвой расплатились за бездумную склонность к насилию. Переход от реформистской к революционной фазе говорит о том, что вновь оживают старые демоны. То, что реакция распада авторитарных структур обретает неуправляемый характер, грозит неисчислимыми бедами. Выпуская на волю нового джинна самоуправства, мы скатываемся в пучину кровавых междоусобиц. Эйфория, рожденная победой над августовским полупутчем, мешает осознать масштабы возникшей угрозы.
Пора дать себе ясный отчет в том, что нас постигла национальная катастрофа, вполне сопоставимая с поражением в большой [войн]е. Под бравурные марши, возвещающие о конце последней империи, мы своими руками разрушаем устои государства. Спору нет, наши военно-феодальные порядки были обращены в XIX, а не в XXI век. Но и создавать опаснейший вакуум власти в ядерной супердержаве непозволительно серьезным политикам.
Получив краткую передышку, не стоит обольщаться внешним спокойствием. Все держится на хрупких компромиссах, шатких договоренностях, странных, а порой и противоестественных союзах. Как заигравшиеся со спичками дети, мы не замечаем, что языки пламени со всех сторон лижут наш общий дом. Ибо если это и была империя, то особого рода, не имеющая аналогов в мировой практике. И ликвидировать ее надо было, не разрывая живое тело на куски, а дав возможность народам возродиться в условиях свободы и демократии. К счастью, Союз — намного более глубокое и многомерное понятие, чем развалившиеся тоталитарные структуры. В сущности, если не считать относительно небольших чужеродных примесей, это единая цивилизация, не в 1917-м возникшая и, смею думать, не в 1991-м исчезнувшая.
Наше незавидное положение весьма осложняется тем, что так же, как в начале и середине века, мы вновь оказались в центре конфликтов вселенского масштаба. Если крушение социализма вызвано невозможностью органично войти в современную жизнь, то с труднопреодолимыми барьерами на пути в будущее столкнулись и другие огромные человеческие сообщества. Скажем, с большими издержками адаптируется к современности мусульманский мир, насчитывающий около миллиарда человек. Трагический поиск своего пути Ираном, авантюристический курс С. Хусейна — лишь наиболее известные попытки вырваться из заколдованного круга традиций, обычаев, институтов, в котором находится пятая часть человечества.
Правда, есть и обнадеживающие примеры. Уверенно прокладывает дорогу в XXI век наш южный сосед Турция. Настолько уверенно, что у нее реальные шансы стать своеобразным экономическим локомотивом Малой Азии и Юго-Восточной Европы. Но на сегодняшний день в мусульманском мире это скорее исключение, чем правило. Во многом и турецкий феномен объясняется мощным воздействием силового поля европейской цивилизации.
Даже из этого примера видно, что стабильность и перспективу может дать только интенсивное взаимодействие с теми, кто ушел далеко вперед по столбовой дороге человечества. В европейском цивилизационном пространстве мы остаемся инородным телом, которому надлежит пройти глубокие структурные превращения, прежде чем оно приобретет способность к адаптации. И это не сделать за считанные месяцы или годы. И не все зависит от нас.
Трагизм ситуации в том и заключается, что мы одновременно проходим через несколько системных кризисов, поразивших целые континенты (социалистического и мусульманского миров, развивающихся стран, многонациональных государств и т. д.). В некоторых регионах прежнего Советского Союза, например в Средней Азии, различные линии противоречий образуют неразрешимые головоломки. Обилие детонаторов конфликтов и потрясений создает постоянную опасность взрыва. Блокирование многих путей выхода из кризиса вынуждает двигаться извилистым, запутанным лабиринтом.
Превратившись в пороховой погреб евразийского материка, мы остаемся в фокусе мировой политики, хотя в ином качестве. Подобно тому как было в 1917-м, великая евразийская империя вновь стала средоточием противоречий мирового развития. Они неизбежно (и относительно быстро!) разрешатся тем или иным образом. В наших и всеобщих интересах, чтобы в итоге мы оказались на стремнине исторического потока, а не в боковой вяло движущейся протоке или — хуже того — плывущими против течения. Как это сделать?
Хотим мы того или нет, но единственным мощным мотором развития является частный, индивидуальный интерес. Другие мотивы человеческого поведения такой силы не имеют, и если ее обретут, то нескоро. Поэтому в экономике надо сделать ставку на частную собственность, предпринимательство, прибыль. И не изобретать велосипед, в том числе и демократам, которые не очень преуспели по части рыночных реформ даже там, где в их руках больше года находятся рычаги власти. Надо четко признать, что в экономике благими намерениями социальной справедливости вымощена дорога в ад, как мы могли убедиться на примере «реального социализма». Единственное, что можно и нужно сделать в этой области, — постараться как можно шире, демократичнее распределить собственность, теснее и органичнее связать ее с трудом.
Все это необходимо, но недостаточно. Очевидно, что страна не примет возвращения к варварскому капитализму периода первоначального накопления. Если у кого-то есть иллюзии на этот счет, то его ждет жестокое отрезвление. Любая попытка выйти из кризиса на основе философии социал-дарвинизма, проповедующей выживание наиболее приспособленных, приведет к немедленному возрождению большевизма в крайних формах. Собственно, он не умер да и нескоро умрет. Поэтому господствующий в экономике эгоизм должен быть введен в цивилизованные рамки.
Существуют два основных вида ограничителей непомерных аппетитов собственника: политико-правовые и морально-ценностные. В области законодательного регулирования социально-экономических отношений необходимо создать надежную «страховую сетку», которая не позволит уйти на дно тем, кто не может сам удержаться на поверхности.
Наконец, последнее и, на мой взгляд, самое важное. Крах социалистической идеи создал опаснейший вакуум в нашем общественном сознании. Свято место пусто не бывает, и так или иначе он будет заполнен. Сейчас на месте былых представлений и верований образовался целый конгломерат ценностных систем, разношерстных и противоречивых. Как переходная стадия это, может быть, и неплохо, но на такой зыбкой основе жизнеспособного общества и государства в нашем Вавилоне не построишь. Нужна общая система ценностей, которая бы объединяла, скрепляла этот мир миров, ранее называвшийся Советский Союз.
Эту систему нельзя изобрести и навязать, она может только родиться в гуще нашей жизни. Для себя я ее формулирую как три «С»: свобода, справедливость, солидарность. Здесь порядок слов не менее важен, чем их смысл.
Когда меняется весь уклад жизни, форма так же важна, как и суть. Отечественная история XX века — сплошные стрессы и шоки. Возможно, так называемый застой был естественной реакцией общества на нечеловеческое перенапряжение сил. О перестройке можно сказать много и разного, но санаторием ее не назовешь. Явные усталость и апатия, на которые рассчитывали заговорщики, — столь же бесспорный факт нашей жизни, как и утверждение идеалов свободы. Внутренние потрясения, страсти, разбушевавшиеся на ближних и дальних подступах к нашим границам, резко обострили потребность в стабильности, личной и коллективной безопасности. Больная, издерганная страна нуждается не в шоко-, а в психотерапии.
Поэтому в формуле гражданского мира, общественного согласия заложен глубокий не только политический, но и социально-психологический смысл. Цивилизованная страна не приемлет сведения счетов ни с живыми, ни с мертвыми. Тем более нет больших праведников, чем вчерашние грешники.
Наша страна обладает удивительным умением возрождаться после бед и напастей. Будем надеяться, что оно нам не изменит и на этот раз.