СССР: Больной скорее мертв, чем жив
События и публикации 29 сентября 1991 года комментирует обозреватель Георгий Сатаров
Художественная литература не раз описывала смерть человека. Вспомните хотя бы Льва Толстого, как живописно и подробно он рассказывает нам о Пьере Безухове на фоне смерти его отца. А в прошлом комментарии я вспоминал о стихотворении «Смерть пионерки» Багрицкого. Примерам несть числа. Смерть государства–трагедия не меньшего масштаба, уж конечно. Но нам гораздо труднее вспомнить какие-нибудь высоты литературного творчества, посвященного смерти государства, вызванной тяжелой болезнью. А ведь какое могло бы быть полотно! Но это непросто, очень непросто. Я уж не знаю, дождусь и появления такого шедевра.
Откуда у меня эти мысли? А я просто держу в руках (простите–на экране монитора) очередной номер газеты «Московские новости» от 29 сентября. На первой странице размещена большая фотография недельной давности: Ельцин и Назарбаев в Ереване в окружении плотной толпы журналистов. Два республиканских президента приехали на Северный Кавказ с миротворческой миссией–с очередной попыткой урегулировать конфликт вокруг Нагорного Карабаха. Проблема, как знают читатели, не решена по сию пору.
На второй странице фотография поменьше. Тот же Ереван, ликующие граждане Армении. Под фотографией подпись: «В ночь с субботы на воскресенье Ереван ликовал. На вопрос: «Согласны ли вы, чтобы республика Армения была независимым демократическим государством вне состава СССР» 99,31 процента жителей ответили «да». На карте страны появляется новое государство…». А небольшой подвал на пятой странице озаглавлен: «Армения вышла из Союза, которого уже нет. Что дальше?». Вы прочувствуйте: над куполом Свердловского (тогда) зала Кремля еще реет красный советский стяг, еще в ООН заседает представитель СССР–инерция, не сопротивление смерти, а именно инерция угасающей жизни. Еще никто не помышляет о чем-либо напоминающем Беловежское соглашение, а страна уже мыслится многими как несуществующая.
Фото Андрея АБРАШИТОВА.
Но большая часть пятой страницы посвящена Грузии, в которой идут ожесточенные столкновения между властями и оппозицией. Грузия уже обрела независимость и наслаждается ею «по полной программе». А на следующей странице газеты–снова Армения. Статья освещает миротворческий визит Ельцина и Назарбаева, разбавляя его сценами бедствий обеих сторон, вызванными военным противостоянием. Статья носит оригинальное название: «Надежда умирает последней». Надежда, естественно, все еще живет, еле душа в теле, а людей погибло множество. И на той же шестой странице газеты репортаж из Таджикистана, где власти были вынуждены ввести чрезвычайное положение: начались серьезные стычки между коммунистами и антикоммунистами.
И это не все. На одиннадцатой странице целая полоса отведена двум аналитическим статьям, посвященным распаду СССР. Виктор Кувалдин озаглавил свою статью так: «Жизнь на вулкане ожидает граждан бывшего СССР в ходе его развала». Содержание статьи вполне отражено в ее названии. Но обратите внимание на нюанс: автор уже пишет о гражданах «бывшего СССР». Еще врач не констатировал смерть и тело не предано земле, а граждане уже «бывшие». А Алексей Улюкаев в своем материале проводит параллели между распадами российской и британской империй.
Наверное достаточно, чтобы понять информационную атмосферу того времени. Но вот что я хочу сказать. Я пытался тщательно вспомнить себя в то время, свои ощущения, темы, которые я обсуждал с коллегами. И вот что у меня получилось. Тема распада была на периферии сознания и повседневных дискуссий. Сейчас уже трудно понять–почему, можно только высказывать гипотезы. Ну, во-первых, тема распада СССР возникала на фоне событий в Югославии, событий кровавых и страшных. В том числе и по этой причине могло происходить традиционное вытеснение нежелательной темы из сознания. Во-вторых, были и другие актуальные политические темы, повсеместно и горячо обсуждавшиеся, что способствовало вытеснению: последствия ГКЧП, изменения во власти, возникновение нового экономического уклада. И, наконец, была главная проблема: выжить, поскольку попросту нечего было есть. А тут империя…
А что мы все помним? Мы помним только «последние слова», как учили нас чекистские детективы. Мы помним только Беловежское соглашение. А это были всего лишь поминки.