Слухи, версии и оскорбления

Слушаю и читаю все, что связано с заговором, путчем, его подавлением и предстоящим судом… Нет, о каком 37-м может идти речь? Тогда при полном отсутствии информации была детская ясность и монолитное единодушие: «Смерть фашистским наймитам!», «Никакой пощады отщепенцам!». Сейчас общество полно сомнений и… избытка слухов. Тогда «суду» и думать ни о чем было не надо, теперь меня все время гложет вопрос: с кем будут судьи согласовывать приговор, коль здание ЦК КПСС опечатано?

Но всяких домыслов хватает. 17 сентября в телепередаче «Политотдел» показывали беседу с академиком Рыжовым, народным депутатом. В основном гадали: был ли Президент Горбачев прямым участником заговора или не был? Беседа перебивалась высказываниями политологов Ольшанского и Буковского. По всему выходило: все знал, все просчитал, даже написал сценарий путча, о чем сам же и заявил на пресс-конференции, упомянув о готовившейся статье. Значит, Президент — заговорщик? Естественно, тогда — главный? Как же в таком случае судить исполнителей его замыслов? В моем сознании, правда, никак не связываются концы с концами. Кроме ущерба для власти и в какой-то мере престижа, Горбачев ничего не получил. Неужто получил бы большее в случае успеха мятежа? И потом: если Президент в заговоре, может ли он рассчитывать на молчание подсудимых? Не те люди — все выложат, чтобы спасти себя. Не вяжется. Не знаю, у кого как, но у меня впечатление, что уж очень велико желание уличить в криминале Президента.

А в этот же день на пресс-конференции адвокатов была выдвинута иная версия. Горбачева допросили как свидетеля, но какой же он свидетель? Он — потерпевший. Его отстранили от власти. Его заключили в форосское узилище. Его собирались «подвести под болезнь» средствами современной медицины, а то и просто убить. Но если так, если потерпевший, то как же он поставил подпись под документом о создании следственной комиссии, да еще приказал докладывать себе о ходе ее работы? Так как же начать суд с таким странным потерпевшим? Вопрос адвоката резонный. Впрочем, эти юристы способны запутать самый ясный вопрос.

Преступление совершалось на глазах москвичей в буквальном смысле слова и на глазах страны и всего мира через эфир. Так что трудно утверждать, что события не было. А вот был ли состав преступления? И это вряд ли у кого-нибудь вызывало сомнение. А что же иначе, как не заговор с целью свержения существующего строя? Хотя бы в лице отстранения законно избранного Президента страны. Но как только прошли первые дни всеобщего консенсуса по оценке августовских событий, как только в дело вступили адвокаты, ясные до того версии начали приобретать расплывчатые черты.

«Измена Родине» — так называется ст. 64 УК РСФСР, по которой предъявлено обвинение путчистам. Но что такое «Родина»? В юридическом смысле это ни в одном законе не определено, поэтому… А что поэтому? Не думаю, что адвокатский этимологический изыск убедит кого-то, что, коль «нет Родины», не может быть и измены ей. Сложнее, однако, с другим. Какую власть собирался захватить глава Кабинета Министров, если и без того делал со страной, что хотел? Все путчисты и так стояли у власти. Они ее преступно превысили, злоупотребили ею в антинародных и своекорыстных целях — это да. Но что собирались захватить, коль скоро предмет захвата и без того имели?

На этот счет выдвигается еще одна версия. Путчисты, а также то ли к ним примкнувший, то ли их вдохновивший Лукьянов все-таки свергли существующий строй. Каким образом уже и свергли? Очень просто: заявив, что к ГКЧП переходит «вся полнота власти», заговорщики тем самым «не оставляли власти ни Съезду народных депутатов, ни Верховному Совету, ни Президенту» и т. д. Эту версию выдвинул в печати кандидат юридических наук Краснов. Возникает, правда, недоумение: но они же, путчисты, назначили на 26 августа сессию Верховного Совета СССР. Как же можно свергнуть высший орган власти и одновременно на его же суд вынести вопрос о его свержении? Юрист не теряется перед таким ничтожным сомнением: это камуфляж, все равно Верховный Совет поступал бы так, как хотели заговорщики. Н-да… Мы все толкуем о презумпции невиновности человека, а тут заявлена презумпция виновности всего высшего законодательного органа в целом. Это похоже скорее на фантастику, чем на юриспруденцию.

Словом, споров и сплетен вокруг путча и в преддверии суда предостаточно. Но заметьте, как все изменилось в общественной атмосфере. Вот говорят: правосознание нашего народа чуть ли не в зачаточном состоянии. Так ли это? Во всех спорах и сплетнях, связанных с путчем, нет того накала ненависти, какой был полстолетия назад. Лишь в карикатурах позволяли мы себе касаться внешних данных бывших владык. Да, к сожалению, на сессии Верховного Совета СССР прозвучали прямые оскорбления. А так проглядывается даже некоторая «милость к падшим» — хотя бы в интервью с родными и близкими, с женами; в требованиях многих общественных деятелей отменить вообще смертную казнь.

Все-таки при всем разбросе мнений мы удерживаемся от того, чтобы выносить жесткий и безапелляционный приговор до суда. Удивительный сдвиг общественного сознания по направлению к праву!

Ю. ФЕОФАНОВ

«Известия» 18.09.1991 г.